Слуги света, воины тьмы

Фиона подняла с пола брезент и набросила его на книжный шкаф. Если кому-то придет в голову присмотреться повнимательнее, сразу станет ясно, что брезент снимали. Но не забрасывать же его пылью, в самом деле. Фиона помедлила, ожидая, когда Элиот поставит книгу на место.

— Нет, — решительно проговорил он наконец и сунул книгу в рюкзак. — Хочу попозже проштудировать.

Фиона вздохнула. Ей совсем не улыбалось начинать здесь спор. В любой момент могли войти бабушка или Си. Буркнув: «Как хочешь», она аккуратно подоткнула брезент и пошла к выходу.

Элиот пошел за ней. Остановившись у подножия лестницы, Фиона протянула брату фонарик. Он сунул его в рюкзак, где уже лежали резиновые сапоги… и идиотская книга.

Потом они поднялись по лестнице и выскочили из подъезда. Сегодня они и не думали бежать наперегонки — просто обоим хотелось как можно скорее оказаться на улице.

После пыльного подвала воздух показался им необычайно свежим. Несколько секунд близнецы постояли, чтобы отдышаться, а потом пошли быстрым шагом, как всегда, когда опаздывали на работу. Пока только их дорога до работы и выглядела нормально.

Фиона на ходу взглянула на брата. Брюки, рубашка и лицо у него были испачканы. Он шел, глядя себе под ноги.

— Извини, — сказала Фиона, — за вчерашнее.

Девочке хотелось загладить вину перед братом. Она понимала, что обидела его.

У нее урчало в животе, и ей трудно было сосредоточиться. Надо бы поесть, а она пропустила ужин и завтрак… и съела слишком много конфет. Три слоя из коробки.

По крайней мере, еще один слой остался — драгоценное лакомство лежало в сумке для книг. Она подумала о карамели и трюфелях и проглотила слюну.

Но не стоит сейчас доставать конфеты. Элиот увидит и тоже захочет конфетку или даже несколько, а то и половину, и это будет справедливо. Она должна поделиться с ним. Но с другой стороны, это ведь подарок от «тайного обожателя». Поделиться конфетами было все равно что поделиться поцелуем. Невозможно.

Фиона кашлянула.

— В общем, я не должна была запирать дверь. Ведь мы должны держаться вместе, как сказала Си.

Элиот кивнул и, на счастье Фионы, промолчал, хотя у него была полная возможность обозвать ее tenodera aridifolia sinensis — китайским богомолом, который частенько поедал своих новорожденных братишек и сестренок.

Словом, Элиот не обиделся, и Фиону это очень обрадовало.

— Мне просто нужно было поразмышлять наедине, — сказала она. — Не так-то просто переводить со средневекового итальянского.

На самом деле переводить было очень легко, но что дурного в том, чтобы немножко приврать?

— Я понял, — произнес Элиот с такой болью в голосе, что для Фионы это прозвучало хуже любого обидного прозвища.

Они прошли еще немного.

— Нашла что-нибудь полезное? — спросил Элиот.

— Там описаны войны между семейными кланами. В Италии шестнадцатого века пытали и убили очень много людей.

— И какая нам от этого польза?

— Дети в этих благородных семействах… они были чем-то вроде пешек в шахматах, ими прикрывались от опасности. Тактически размещали так, чтобы они заслоняли собой более крупные фигуры.

Элиот облизнул губы.

— А есть у Макиавелли какие-нибудь советы для «пешек»?

— Есть. Перейти на другую сторону доски.

— И прожить достаточно долго, чтобы стать крупной фигурой?

Когда пешки добирались до противоположного края шахматной доски, они получали повышение — какая-то могла стать королевой, другая — слоном, ладьей или конем.

Фиона кивнула.

— Я вот думаю, не это ли имела в виду тетя Лючия, когда сказала, что испытания должны доказать, достойны ли мы того, чтобы остаться в живых, а потом добавила, что после испытаний станет ясно, имеем ли мы право считаться членами семьи.

— Я тоже обратил внимание на то, в каком порядке это было сказано. Получается, что быть членом семьи важнее, чем остаться в живых.

— А Макиавелли писал, что пешкам, которые получили «повышение», грозила опасность. Какая именно, он не пишет, но получается, будто они что-то теряли.

— Знаешь, если учесть все «за» и «против», я бы все-таки пересек доску.

Голос Элиота сорвался. Он умолк. Фиона проследила за его взглядом.

Кто-то стоял возле подворотни.

Целых три секунды понадобилось Фионе, чтобы узнать бродягу, обитавшего здесь на протяжении трех последних месяцев. На нем было новое серое длинное пальто. Чистые волосы стянуты в черный с проседью хвостик. Даже рваные кроссовки исчезли и сменились начищенными до блеска туфлями. Он помахал рукой и поманил Фиону и Элиота к себе. Элиот не раздумывая поспешил к старику.

— О нет! — воскликнула Фиона и схватила брата за руку. — Хватит с меня на сегодня странностей.

Элиот вырвался.

— Я хочу с ним поговорить.

Фиона посмотрела на свою руку. Она схватила Элиота точно так же, как ее схватил Майк.

— Я тебя подожду.

Девочка прошла вперед, стараясь не встречаться взглядом со стариком. Она не собиралась выслушивать разговоры о музыке, о Помпеях и прочие безумные фантазии, какие могли родиться только в проспиртованном мозгу бомжа.

Миновав переулок, Фиона расстегнула сумку и обернулась. Элиот и старый бродяга разговаривали. Старик не схватил Элиота, не утащил его в подворотню. Что ж, хорошо.

Фиона запустила руку под крышку коробки с конфетами. Вытащила конфету. Та была размером с маленький мандарин, ее покрывали искорки апельсиновой цедры.

Фиона откусила половину конфеты. В начинке из какао попадались кусочки грейпфрута и апельсина.

Кровь у Фионы сразу согрелась, сердце забилось чаще, она словно ожила.

Прищурив глаза, она наблюдала за Элиотом. Ее брат продолжал разговаривать со стариком. Все было нормально.

Фиона подумала о Роберте и вспомнила его последние слова — о том, что их мать была богиней. Невозможно. На свете существовала только одна божественная вещь… и Фиона держала ее в руке.