Служанка
Шрифт:
— Светка, — выдув из жвачки приличный пузырь, она его лопнула, очевидно, так выражая степень своего изумления.
— Так можно мне войти? Правда, хочу посмотреть Анину комнату.
Света посторонилась, пропуская меня.
— Комната не Анькина, а наша общая. В одной родители, в другой мы: я, Анька, когда с нами жила и бабушка.
Я с замиранием сердца вошел в квартиру. Да, роскошь глубинки…. В коридоре фотообои с видами Мальдив, крохотная кухня и дешевенький, но свежий ремонт. Мебель под стать.
— Свет, чай не прошу, просто расскажи, чем Аня увлекается, куда ездила отдыхать, где училась,
Как жадная обезьянка, цепкой лапкой она схватила купюру и мгновенно спрятала в карман джинсовых шорт, боясь, что я передумаю.
— Альбома нет, мамка сказала, что нечего тратить деньги на ерунду. Училась на тройки, так что гордостью семьи не стала. После школы выучилась на повариху в колледже, а потом ее двоюродная сестра в Москву позвала. Вы не думайте. Анька работящая, аккуратная. Спокойная. Чем увлекается? По мужикам не бегает, не волнуйтесь. Сериалы любит смотреть. Ездить никуда не любит. Домоседка она.
Чем больше мне рассказывала Света подробностей о сестре, тем больше я понимал, что мой избалованный мозг готов взорваться от самого настоящего когнитивного диссонанса. Моя Анюта никак не могла вписаться в ту серую характеристику, которая щедрыми мазками заляпывала образ живой и непосредственной, с явными признаками высокого интеллекта и духовности девушки.
Не зная, что и думать, я попрощался и постарался поскорее убраться отсюда. Разочарование, как удавка, схватило меня за горло, не давая полноценно дышать.
Фортуна, у которой я был в любимчиках до недавнего времени, окончательно повернулась ко мне спиной. А если сказать точнее — просто задом. Растерянность, злость, даже какая-то почти детская обида разметали в ошметки мое обычное расслабленно довольное настроение, запустив в мою душу пакостливых кошек, которые там все изгадили.
Сбитый с толку, разочарованный, растерянный, я не знал, что и думать. Оставалось устроить допрос с пристрастием Аглае, которая выступила инициатором той самой авантюры, которая свела меня с Анютой.
Полный решимости выяснить все до конца, я рванул обратно в Москву.
Глава 39
И снова меня ждало разочарование. Как только я позвонил Славинскому, чтобы не падать, как снег на голову, и сказал, что хочу видеть Аглаю, он опять повел себя довольно странно. Сначала обрадовался, как сыну родному, а через десять минут перезвонил и сообщил, что Аглая срочно уехала.
У меня создавалось ощущение, что я попал в какой- то мистический заговор. Но брать его за жабры пока не мог — пусть с отцом хоть достаточно укрепят отношения.
Несколько дней я провел в подвешенном состоянии. Нерешенная проблема лишала радости жизни. Правда, потихоньку домашний клубок начал разматываться.
Никотинку отец выгнал, Распопова прищучили. На этом позитив заканчивался, и петля вокруг моего душевного благополучия еще больше стала затягиваться.
Позвонила моя Ольга Васильевна и радостно сообщила, что намерена закончить свое заморское затворничество и что мы приглашены на юбилейное застолье по поводу тридцатилетия совместной жизни Славинских.
— Сын,
ты меня должен сопроводить, это раз, и два, мне одной неловко, — Ольга Васильевна поставила меня перед фактом. Однако посещать этот дом, зная, что Анюты там нет, было весьма болезненно. Да и чужие семейные торжества тоже не добавляли радости в копилку моего бытия.Но хоть одна, и даже весьма существенная порция позитива в этом была. Очевидно, отца тоже пригласили, поэтому я искренне надеялся, что родители получат возможность помириться, а я — создать с Аглаей союз «Против женитьбы». Уж там-то она наверняка будет!
— И что, я должен в парадный костюм облачиться и бабочку на шею привесить? — страдальчески протянул я, потому что терпеть не могу официоз.
— Тимофей! — в голосе мамы послышалась укоризна. — Не передергивай. Можешь надеть рубашку и темные джинсы.
Я понимал, что для нее важно появиться в компании со мной. Я ей нужен как поддержка, как адвокат в неизбежном разговоре с отцом. Понятно, что доверие сразу не восстановить, но папенька получил хороший урок, и мама об этом уже от меня знает.
— Ладно мам, не переживай, все будет хорошо, — успокаиваю я и сокрушаюсь — кто бы в меня вселил эту уверенность. Без Анюты у меня началась настоящая ломка. После нашей сумасшедшей близости, когда кажется, каждая клеточка тела впитала ее запах, запомнила прикосновение ее кожи, я не представлял, как можно жить без этой девушки. Раскаленной лавой пробегали по телу обжигающие воспоминания. Ее чувственные губы, ее упругая грудь, словно наваждение, возникали перед глазами и, не спрашивая меня, запускали импульсы желания и тут же тоскливо сдавливали сердце невозможностью обладания. Я бесился, не находил себе места, и хорошо, что был не на работе — ни в чем не повинные подчиненные могли сейчас от меня огрести. Самое паршивое — это ждать и догонять. Догонять у меня уже было. До комплекта оставалось ждать. Что я делал — с нетерпением ждал чужого праздника, сторя планы, заготавливая речи.
И вот он наступил. Я заехал за мамой. Постройневшая, загоревшая, с новой прической, она так похорошела, что стала выглядеть на десяток лет моложе. Ей удалось создать впечатление самой довольной и счастливой женщины в мире. И только нервное покусывание губ выдавало ее волнение.
Славинские заказали банкетный зал в «Высоте». По заказу зал украсили живыми цветами, гелевые шары яркой, разноцветной стайкой подпирали потолок, создавая атмосферу веселого праздника.
Обходительный администратор прибывавших гостей рассаживал за столики. Белоснежные скатерти, изысканные столовые приборы — как человеку, чей бизнес повязан на качественном отдыхе людей, мне все нравилось.
Развлекательная программа началась сразу же. Видно, что за дело взялись профессионалы. Ненавязчиво, не отвлекая от еды, они, как камертоном, настраивали людей на праздник. Шутки, живая музыка постепенно поднимала градус удовольствия. Правда мне, сидящему, как на иголках, было не до того. Заморившие первого червячка гости уже были готовы к более активному отдыху — к танцам.
Отец не появлялся, и за столиком Славинских было свободное место — очевидно для той неуловимой козявки, которая должна мне рассказать всю правду.