Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое

Павел Михайлович стремился из своих детей сделать нравственно устойчивых людей, чтобы его богатства пошли бы в хорошие и крепкие руки, а не расходовались бы на кутежи, как приходилось наблюдать зачастую в других богатых семьях, распущенных слабостью родителей.

У жены Павла Михайловича Александры Степановны пошли почти без перерыва дети с первого года их свадьбы, и, когда они стали подрастать и требовать внимательного воспитания и образования, она потребовала от мужа на этот предмет денежных средств, и Павел Михайлович согласился только тогда, когда она разрешила расходовать на это проценты с ее капиталов.

Пришлось слышать о многих странностях П. М. Рябушинского, некоторые у меня сохранились в памяти, и я расскажу о них.

В один из дней именин его жены съехались гости, некоторые из них приглашены были именинницей заранее и на обед; собравшиеся пили чай в столовой, и, когда наступило время накрывать стол для обеда, хозяйка пригласила гостей пожаловать в гостиную; в это время приехал один из запоздавших, и лакей, встретивший его, не зная, что гости перешли уже в гостиную, сказал ему, что все находятся в столовой. Приехавший отворил дверь в столовую и увидал Павла Михайловича, собирающего с тарелок остатки недоеденных пирогов и укладывающего эти кусочки на отдельную тарелочку, чтобы они не достались прислуге. Гость скорее закрыл дверь, чтобы не сконфузить хозяина.

В гостиной велся оживленный разговор, и многие из визитеров, не приглашенные на обед, увлекшись общим разговором, не думали уезжать; между тем время обеда настало, хозяева волнуются, разговор сразу обрывается, более догадливые начали прощаться при радостных лицах хозяев; за стол сели только после того, как все до одного из неприглашенных на обед уехали.

Обед начался поздно, с перепаренными и пережаренными кушаньями, но зато не пришлось угощать ни одного из не удостоившихся приглашения на обед.

Идя как-то по переулку, расположенному между улицами Никольской и Ильинкой, встретил биржевых маклеров Николая Никифоровича Дунаева и его зятя Иону Дмитриевича Ершова, сильно смеявшихся 5 . Поздоровался с ними и спросил: «Поздравить вас? Нужно думать, смотря на ваше веселье, хороший гешефт с делами!»

«Ну, — сказал Дунаев, — гешефта не сделал, а потерял десять рублей, но, право, я готов заплатить еще столько же, чтобы испытать та кое же удовольствие, какое я получил от этой потери. — И рассказал: — Был у Павла Михайловича Рябушинского с предложением купить хлопок. Павел Михайлович, как всегда, был любезен и в конце разговора спросил меня:

63-5

Ср.: «Маклер — фигура вне времени и пространства. Везде и всегда тип маклера, более или менее, один: приятный собеседник, балагур, хороший застольный компаньон и вообще человек, общение с коим доставляет удовольствие. Были в Москве фигуры легендарные, как, например, Николай Никифорович Дунаев, Иона Дмитриевич Ершов ‹.....›» (Бурышкин П. А. Москва купеческая. М., 1990. С 243).

— А, наверное, ты угощаешь своих покупателей?

— Как же, Павел Михайлович, приходится, без этого не обойдешься.

— А вот меня ни разу не угостил!

— Угостить вас для меня будет большой честью, если только вы осчастливите меня этим!

— Ну, когда угощать меня будешь, наверное, красненькую издержишь?

— Конечно, даже больше — сколько пожелаете!

— Так давай десять рублей, и угощать тебе меня не придется.

Я смотрю на него во все глаза, предполагаю с его стороны шутку; достаю бумажник, медленно вынимаю красненькую, подаю, думаю, что он сейчас расхохочется и скажет, что «я пошутил».

Павел Михайлович спокойно взял деньги, открыл ящик своего стола и, разглаживая красненькую, уложил ее с другими деньгами, сказав:

— Вот и хорошо: тебе расходовать на угощение не придется, и у нас обоих для дела останется больше времени».

В 1887 году я жил в Елохове, и со мной на одном этаже жила семья Юргенс, у нее было несколько человек детей; старший ее мальчик производил приятное впечатление своим умением хорошо себя держать и «ласковостью». Вскоре я купил себе дом, куда переехал, и больше Юргенса не встречал. Прошло после этого лет десять, ко мне в правление, где я занимался, пришел молодой человек, отрекомендовавшийся Юргенсом, он напомнил мне, что в детстве был со мной знаком, а теперь он уже начал работать и просит его поддержать ради нашего старого знакомства.

Молодой Юргенс был довольно красивым и симпатичным молодым человеком, высокого роста, с круглым жизнерадостным лицом и с замечательным цветом лица и с хорошими манерами. После этого он начал у меня часто бывать, и я делал через него кое-какие дела, давая ему этим заработать. Бросалось в глаза, что он с настойчивостью добивается создать себе положение в коммерческом кругу, и я был уверен, что он этого добьется. Он завязал отношения с видными купеческими семьями, где его принимали хорошо, как хорошо воспитанного и образованного молодого человека. Попал он и к Рябушинским в семью. Он рассказывал мне: бывая у Рябушинских, с молодежью проводил весело и приятно время; в одно из его пребываний там пришел в комнату Павел Михайлович и, обратясь к молодежи, поведал: в воскресенье предполагается пикник в имении Кучино, кто желает поехать туда, должен явиться к такому-то поезду. С собой ничего брать не надо, так как все будет доставлено и приготовлено. «Я, понятно, выразил свое полное согласие ехать. В имении были все спортивные принадлежности: коньки, лыжи, санки для катания с гор. Время было проведено весело и прошло незаметно среди жизнерадостной молодежи. Позвали всех пить чай и закусить, после чего отправлялись обратно в Москву. Перед самым отъездом Павел Михайлович обратился ко всем: «Ну теперь давайте сосчитаемся! Всего истрачено на чай и закуску столько-то, лица женского пола от уплаты исключаются, и таким родом на каждого мужчину приходится двадцать четыре рубля с копейками». Я, должен вам признаться, — сказал Юргенс, — совершенно случайно взял с собой двадцать пять рублей, которые и вручил хозяину. Вы знаете: я небогатый человек, и эта сумма для меня была чувствительна. Если бы я знал, что Павел Михайлович приглашает ехать на таких условиях, я бы не поехал; [был] уверен, что угощение будет хозяйское. Причем угощение было самое простое: дешевое русское вино, колбаса, сыр, ветчина и еще что-то вроде этого, причем, — добавил он, — мужчин было сравнительно с дамами мало»*.

*Не могу не рассказать о дальнейшей судьбе Юргенса. Засевшая в голове Юргенса мысль разбогатеть не оставляла его все время и навела его на самый легкий для этого способ, а именно: жениться на богатой, а главное, из хорошей семьи родовитого московского купечества. Такую невесту он нашел. Она была внучка миллионера Матвея Сидоровича Кузнецова, известного фабриканта фарфоровой и фаянсовой посуды. Матвей Сидорович обеспечил каждую свою внучку 75 тысячами рублей, положив эту сумму в банк, но с условием, что они могут получить их в свои руки лишь по выходе замуж. Юргенс сделал одной из них предложение, и она дала согласие.

Счастию Юргенса не было конца: невеста была красива, образованна, имела деньги, а главное, была из хорошего рода, что давало ему право думать, что ее именитые купцы-родственники поспособствуют ему в дальнейшем жизненном успехе. Заходя ко мне, он не мог скрыть своего счастия, рассказывая о снятой квартире, о предполагаемой меблировке, о свадебном обеде и о поездке на юг с молодой женой. Приглашал меня очень настойчиво на венчание и на обед, уверял, что если я не приду, то этим сильно его обижу. Сообщил назначенный день венчания и сказал, что, как только будут готовы пригласительные билеты, он мне доставит его лично.

Назначенный день свадьбы прошел, Юргенс ко мне не явился и пригласительного билета не прислал.

Прошло несколько недель, я предполагал, что он живет в Крыму и наслаждается жизнью. Вдруг является, я его не узнал, так он переменился: потерял прелестный цвет лица, сильно похудел, пожелтел, и у него не было присущей ему особой жизнерадостности. Рассказал: венчание в церкви состоялось, гости с молодыми поехали на их квартиру, где был приготовлен обед. Молодая по приезде сейчас же ушла в свою комнату, сказав мужу: «Займите гостей, угостите их, я же пойду переодеться и потом приду, меня, пожалуйста, не торопите», — и ушла в свою комнату. «Я угощаю и занимаю приехавших гостей, но прошло достаточно времени, нужно садиться за стол обедать, а жена не приходит; наконец прошли все сроки возможных случайностей, я решился пойти к жене и привести ее к обеду.

Войдя в комнату, я увидал беспорядок в ней: букет цветов, перчатки, подвенечная вуаль и другие ее разные вещи валялись на полу, а жены в комнате не было. Бросился в кухню и от ее горничной узнал: барыня переоделась, вышла черным ходом, села в ожидающую ее карету и уехала, но куда она не знает.

Представьте весь мой ужас! Я, как потом мне говорили, побледнел, закричал и упал на пол без сознания. Пролежал в таком положении долго, но благодаря хорошему уходу матери наконец выздоровел более или менее физически, но мое душевное настроение еще до сего времени весьма плохо». Оказалось: его жена уже давно полюбила какого-то военного, но женатого, выйти за него замуж она не могла, а если бы жила с ним, то лишилась бы 75 тысяч рублей, оставленных ей дедушкой; решилась проделать всю комедию с Юргенсом, этим получив возможность на получение наследства. Времени после этого события прошло достаточно много, но я видел, с каким трудом переживал Юргенс выпавшее на него горе и сколько эта легкомысленная женщина унесла от него здоровья и сил.