Слышишь, Кричит сова !

"Ладно, перезимуем",- подумал Иван, продолжая осматриваться.

В углу - груда битого кирпича и обломки какой-то ржави. Но главное тишина, глубркая ночная тишина. Иван представил себе как там, в будущем, сейчас разваливается под ударом участкового эта самая дверь и, как наяву, увидел ошарашенные физиономии непрошенных гостей, непонимающе разглядывающих пустую каморку. Ему стало весело. А поразмыслив, он развеселился еще больше: выходит, перемещение во времени занимает неуловимое мгновение. А это значит, что он спокойно дождется утра, обменяет свои денежки и успеет вернуться в ту самую секунду, когда участковый только начнет колотить в дверь.

Ничего недозволенного он в "складе" не делал, денежки будут при нем, так что гостям придется убираться несолоно хлебавши! Да и больше того - он может вернутся на час раньше, и тогда вообще ничего не произойдет - никто не обратит внимания на свет в окошке "склада", Вася еще будет на своей танцплощадке или в шинке, где там он был, черт его знает. И все случится и закончится безо всякого шума.

Поскольку делать было нечего, Жуков выбрал местечко почище, снял пиджак, постелил, в изголовье положил свою пачку и завалился спать, нисколько не задумываясь над тем, что он совершил то, над чем тщательно бились до него легионы изобретателей.

Выспаться как следует не удалось - в окно дуло. Снизу тянуло промозглым холодом. Иван вертелся с боку на бок, натягивал пиджак то на голову, то на ноги. Так и перекантовался в полудреме до утра.

Проснувшись в восьмом часу, Иван не стал непонимающе оглядываться, быстро поднялся, встряхнул пиджак и, скрипнув дверью, вышел в заросший чертополохом двор.

За машину свою он не боялся - кому придет в голову совать нос в заброшенную развалюху. Свернув за угол маслобойки, он натолкнулся на сторожа. Тот равнодушно отвел взгляд, Иван здороваться не стал - в шестьдесят первом они еще не были знакомы.

Жуков шагал по знакомой улице. Пронимало довольно сильно, но Иван не огорчился - мерзнуть ему оставалось какой-нибудь час, а там домой - в жару июля, прощай, февраль.

Дойдя до столовой, он было решил, что не мешает перекусить. Но на дверях столовой висела писанная золотом по черному -табличка "Закрыто на завтрак". "И ладно,- подумал он,- денежки целее будут". И тут ему пришла мысль, от которой он невольно поежился - а вдруг хроноспидометр врет? Вдруг занесло его в какое-то совсем другое время? Проверить это предположение нужно было немедленно. Иван метнулся к газетному киоску. Киоск, конечно, был закрыт. Но Иван, приникнув к мутноватому стеклу, увидел газеты, аккуратно разложенные на узеньком прилавке, но числа было не разглядеть. Однако Ивану все-таки повезло - одна газетка выбилась чуть в сторону и под названием "Зорька ранняя" он исхитрился-таки прочесть: "30 февраля 1961 года". Убедившись, что спидометр ошибся всего на пяток дней, Иван обрадовался, и тут только до него дошло - "30 февраля"... Пока он вытанцовывал, разглядывая газеты, грюкнул замок и за стеклом появился киоскер, мордастый парень, Ивану незнакомый. Откинув раму, киоскер радостно ухмыльнулся и спросил: - Чего желаете? Что выбираете?

– Да так, ничего.

– Подтяжки хорошие к дамским калошам,- не обратив внимания на ответ, Ивана, затараторил продавец.
– Есть кортики солхатские, пряники семиградские, сельдь в банках, прямые пружанки. А, может, сугрессоны из Коты? Есть хорошие, с позолотой...

– Да нет,- сказал Иван, мельком отметив странный ассортимент в газетном киоске, но, постеснявшись спросить, что это еще за "пружанки", и "сугрессоны", добавил: - Тут у вас опечатка имеется...

– Какая опечатка? Где?
– забеспокоился, перейдя на прозу, продавец.

– Да вот, в газете. Тридцатое февраля написано. Тридцатого февраля же не бывает...

– Похмеляться надо вовремя,- обозлился киоскер,тридцатого февраля не бывает! А какое лее сегодня?
– и уткнувшись в какие-то бумаги, пробубнил: Ходят, бродят, брагу пьют, деткам спатки не дают...

"Это тебе похмелиться не мешало бы",- подумал Иван, но спорить не стал и зашагал дальше.

Свернув к соборной площади, Иван неожиданно налетел на группу странно одетых бородатых мужчин.

– С дороги, смерд!
– рявкнул шедший впереди, замахиваясь длинной резной палкой. Иван отскочил в сторону. Они прошли совсем близко, метя полами длинных шуб и меся февральскую слякоть красными сапогами с загнутыми носами. В воздухе повис кислый запах овчины.

"Карнавал у них, что ли?" - подумал Иван.- "А может, актеры заезжие". Вполне удовлетворившись этим предположением, поскольку истинное объяснение ему и не могло прийти в голову, Жуков глянул на часы и зашагал дальше, старательно выбирая на тротуаре места посуше. В этом был и второй смысл прыгая через слякотные лужи, Иван не то чтобы согрелся, но мерз все-таки меньше.

Жуков рассчитал точно - к сберкассе он подошел, когда часы на бывшей соборной колокольне уронили восьмой удар. Иван толкнул дверь. В небольшом зальце народу не было. Уборщица, откинув дверцу голландки, ловко забрасывала в красный зев крупные куски антрацита. Ивану с холода показалось, что .тепло от печки исходит упругими волнами, и он сразу согрелся.

За барьером у окошка с надписью "кассир" сидел, склонив голову к бумагам, Павел Захарович, Ивану хорошо знакомый. Он поздоровался. Павел Захарович, был при исполнении и поэтому, кивком ответив на Иваново "здравствуйте", вежливо сказал: - Слушаю вас.

Иван вытащил из-за пазухи свою пачку, но на всякий случай спросил: Деньги меняете?

– Меняем,- ответил Павел Захарович и, приподнявшись, показал пальцем на объявление, прикнопленное к большой черной доске на стене. Иван, недоумевая, шагнул к доске и прочитал: "Курс по состоянию на 30 февраля".

"Да что они - с ума все посходили?
– изумился Иван.
– И тут 30 февраля!" Он оглянулся, но над барьером виднелась только плешь Павла Захаровича, слышался стук костяшек- кассир что-то подбивал на счетах.

Иван вздохнул и принялся читать "Курс по состоянию".

Он читал, и изумление его росло от строчки к строчке: ...за один денарий - четыре тетрадрахмы - полторы гривны киевские-семь рублей сорок седьмого - три луидора.... ...за сестерций золотой - пять копеех - три дублона - одна денга серебром... ...за один рубль - два ефимка - полгривны псковской - два обола - три экю серебряных - сто копеек медью...

Иван перескочил несколько строк и трижды перечитал приписку, сделанную внизу от руки: "К сведению клиентов: талеры Лжедмитрия Пятого временно к обмену не принимаются до получения известия об исходе битвы под Суздалем".

Жукова нелегко было сбить с ног, но тут у него в голове загудело, как от хорошего апперкота. Он повернулся к барьеру и встретил вежливо-внимательный взгляд Павла Захаровича: - Ну, что - выбрали? Прошу вас.

Иван протянул свою пачку. Кассир взвесил ее на ладони и удовлетворенно сказал: - Пять тысяч сорок седьмого.

– Точно!
– поразился Иван, и еще больше удивился тому, что еще способен удивляться.

– На что менять будем?
– спросил кассир и ловко, не глядя, бросил пачку за спину прямо в открытую пасть сейфа.