Слышишь пение?

Мистер Черчилль забыл добавить в своей речи: "Мы будем драться в школах", пришло ей в голову, когда она уже лежала в постели.

Анна получила годовой табель, и счастью ее не было конца — перешла по всем предметам. По физкультуре и домоводству — еле-еле, но по литературе — лучшая в классе, а по алгебре — пятая, и даже, обнаружила с тайным восторгом девочка, чуть-чуть, на четыре балла, обошла Сюзи.

Папа отправился в школу — поблагодарить учителей за помощь дочке. Вернувшись, он посмотрел на свою младшую с нескрываемым изумлением.

— Ну, что они сказали? — потребовала Анна, ее встревожил взгляд отца.

Все расхохотались, а мама, тоже слегка нервничая, ждала.

— Похоже, Руди не единственный гений в нашей семье, Клара, — начал папа. — И мистер Мак-Нейр, и мисс Сурклиф настаивают — Анна должна после школы идти в университет. Только договориться между собой не могут, литература или математика.

— Слышала бы тебя сейчас фрау Шмидт, — воскликнула мама. Фрау Шмидт, первая учительница Анны, давным-давно, во Франкфурте, постоянно твердила — Анну невозможно ничему научить.

— А этот мистер Ллойд — вы всегда на него жалуетесь — показался мне приятным человеком, — продолжал папа, оглядывая сгрудившихся вокруг него детей. — Он тоже сказал, что ты многого добьешься, Анна. Ну, когда время придет, видно будет.

Пока сестры и брат шумно возражали против похвалы мистеру Ллойду, Анна не произнесла ни слова, но в душе ликовала. Хорошо, значит, не зря она не теряет веры в учителя географии.

"Наверно, мистер Апплби что-то такое и имел в виду, когда говорил о вере", — задумалась девочка.

Потом для Руди настала пора отправляться в Галифакс. Его отпустили домой попрощаться. Теперь уже было не до смеха. Галифакс ужасно далеко. Анна с трудом припоминала — корабль, привезший их из Германии, пристал именно там. Вспомнился холодный, серый город, или, когда они только приехали, таким ей увиделся Торонто? Руди не позволил семейству сидеть вокруг него с торжественными, похоронными лицами. Он забавлял их рассказами о своей новой жизни. Сколько прививок ему сделали! Сколько раз он драил палубу! А искусство складывания матросского воротника! Право, удачно, что мама в свое время научила его приводить в порядок постель.

— Есть парни, так они в жизни постель не убирали!

— Ты свою тоже не слишком часто заправлял, — рассмеялась Гретхен. — Бывало, накидывал покрывало и все. Сотни раз мы за тебя постель стелили, правда, Фрида?

— Не сотни, а тысячи, — возразила сестра.

Папа рассказал Руди, как он ходил в школу, брат посмотрел на Анну со страшно довольным, вернее, чуточку самодовольным выражением лица.

— Мне это давно известно, папа. Но за ней нужен глаз да глаз. Присматривай за Анной без меня, папа. Да и мистер Мак-Нейр поможет, верно?

Только папа шел провожать Руди на вокзал. Остальные столпились вокруг мальчика, обнимая его и целуя. Руди наклонился к младшей сестре и шепнул в самое ухо:

— Так держать, детка! Я на тебя рассчитываю.

Она кивнула, вцепилась в руку брата, не отпускала его, пусть не уходит, ну пожалуйста!

— И слушай пение, Анна, — внезапно произнес он, улыбнувшись на прощанье. — Что бы ни случилось.

Она поняла — брат напоминает ей про все их разговоры.

— Обязательно, обещаю, — крикнула она вдогонку, когда Руди уже уходил.

Лето было полно радостей и обычных забот. Но однажды в августе, жарким полднем, когда Анна стояла на пороге, доедая рожок с мороженым, пришла телеграмма.

Девочка из любопытства пошла за мальчиком-почтальоном, который положил велосипед и направился к двери дома. Из любопытства. Не из страха. С Руди же все в порядке, он на крейсере «Корнваллес», они еще не отправились к месту военных действий.

Гретхен расписалась за телеграмму и задумчиво вертела ее в руках. Адресована папе.

— Давай сбегаю в магазин, отнесу, — предложила Анна.

Скучный день, делать нечего, библиотека все равно закрыта. Телеграмма — хоть какое-то развлечение. Она предвкушала новости. Наверно, что-то произошло! Девочка торопилась по залитому солнцем тротуару. Может, тетя Таня? Нет, вряд ли. Слишком давно не было вестей.

А вдруг? Предположим… Она почти припустилась бегом. Должно быть, что-то случилось! Люди просто так телеграмм не посылают. Вдруг тетя Таня убежала из тюрьмы, тогда обязательно послала бы телеграмму — нет ничего быстрее!

Анна ворвалась в магазин с криком:

— Папа, телеграмма!

Папа спокойно подошел и взял из ее рук желтый листок бумаги. Анна уже открыла рот сказать: "Там, наверно, новости…" Нет, подожду, пусть папа сам прочтет.

Молчанье длилось бесконечно.

Папа смял листок бумаги, положил в карман. Повернулся к жене и, не обращая внимания ни на Анну, ни на покупателей, произнес:

— Это Руди, несчастный случай. Он в госпитале в Галифаксе.

— Что случилось? — мама почти кричала, негромко, но с такой болью в голосе. — Что произошло?

— Клара… — начал папа, снял очки, протер их, снова надел. — Клара, — повторил он, будто забыл все другие слова.

— Эрнст, скажи мне!

Анна никогда не слышала, чтобы мамин голос резал воздух словно хлыст. Папа мотнул головой, взглянул на жену, стоящую за прилавком. И ответил ясным и четким, но тоже совсем незнакомым голосом — он врезался в память девочки на всю жизнь:

— Они пишут, он ослеп.

Глава 24

Папа поехал забирать Руди домой во второй половине сентября. А в тот день, когда пришла телеграмма, доктор Шумахер звонил и звонил, пока не добрался, наконец, до лечащего врача Руди. Только после этого они с папой пошл и домой.

— Доктор Брикер говорит, Руди хорошо поправляется, всем доволен, держится неплохо, — сообщил Франц. — Перевозить его еще нельзя. И он пока не хочет, чтобы приезжал кто-нибудь из домашних. Врач объяснил, у Руди шок от пережитого, но он не распускает себя. Похоже, мальчик произвел на врача прекрасное впечатление.