Смех баньши

На следующий день мы отплыли от острова на небольшом сборном суденышке с парусом и мотором, и с примитивной весельной лодочкой на буксире, на которой нам предстояло проделать последний отрезок морского пути самостоятельно, в то время как кораблик вернется к Острову Януса, как мы его окрестили, чтобы не вдаваться в географические подробности. Он мог бы вернуться туда при надобности и автоматически, но погода была отличная, и ничего удивительного, что девушкам захотелось совершить морскую прогулку, правда, и при любой другой они отправились бы просто нас проводить, как и отец, шутливо предвкушавший у себя приступ морской болезни. Никогда не наблюдал у него подобных приступов, но кто знает, может, морской болезнью страдал когда-то Френсис Дрейк, которым он как-то побывал?

Остающиеся проследили бдительным оком, чтобы мы ничего не забыли, и десять раз напомнили, чтобы мы не потеряли портативные передатчики в обилии полудекоративной мелочи, служившей современникам легким вариантом доспеха — браслеты, пояса, укрепленные бронзовыми пластинами, украшенными орнаментом, по большей части в виде спиралей и концентрических кругов, фибулы — все эти игрушки довольно хитрым образом защищали наиболее важные части тела. И наконец, распрощавшись, мы вчетвером спустились в лодку, ухитрившись ее не перевернуть. Впрочем, было бы желание… а в лодки самых разных конструкций и размеров нам всем доводилось перепрыгивать уже не раз, разве что, как правило, не на своем веку. Да и этот век едва ли мы могли назвать своим. И вот, суда расстались в море. Мы помахали друг другу, и сосредоточились, каждый, на своем курсе.

Без приключений, конечно, не обошлось с самого начала, как только парусник пропал из вида. Олаф и Гамлет занимались греблей, я временно бездельничал на корме, а Фризиан торчком стоял на носу, и слишком мерный процесс дальнего плавания, пожалуй, казался ему скучным, так как он решил его разнообразить, начав поигрывать с равновесием, то подпрыгивая, то наклоняясь и делая вид, что его внезапно заинтересовало что-то глубоко за бортом, и украдкой косясь на остальных с выжидающим видом. Я видел его лучше всех, но делал вид, что мне наплевать — это успокаивает его лучше всего.

Гамлет оглянулся раз-другой, когда лодка несколько раз как следует зарылась носом в волны, и рассвирепел.

— Да прекрати, наконец! Берег едва виден. Хочешь добираться своим ходом?

— Кончай размахивать веслом, — возмутился Олаф. — Ты сейчас развернешь нас на сто восемьдесят градусов!

— Он раскачивает лодку!

— А ты что делаешь?.. Черт! — Олаф тоже неосторожно махнул веслом, слегка потеряв равновесие, и плеснул на себя чуть не полведра воды. Не только на себя — всем досталось. Гамлет громко возмутился. Фризиан чуть не кувыркнулся за борт, но только рассмеялся, выжимая край переброшенного через плечо намокшего плаща.

— Галахад, сейчас ты сядешь на весла! — пригрозил Олаф.

— Половину мы еще не проплыли, — невинно заметил Фризиан.

— И не проплывем никогда! — зарычал Гамлет. — Шутишь, что ли? С этими железками и вещами мы тут просто утонем к черту!

— Подумаешь! — беспечно бросил Фризиан, явно обрадованный тем, что кто-то воспринял угрозу всерьез.

— Ах, подумаешь!.. — Гамлет в ярости попытался было вскочить, но Олаф вцепился в него мертвой хваткой.

— Ты что, угробить нас собрался? Он же просто дурака валяет. Ни черта он не сделает.

— Ага? С его-то вывернутыми мозгами?! Эрик, чего ты смеешься? Сказал бы тоже, чтобы он прекратил!

— А я-то при чем?

— При том, что мы все пойдем рыбкам на завтрак!

— Подумаешь! — беззаботно повторил я за Фризианом. — Кто хочет жить вечно?

— Достали, — рявкнул Олаф. — Три придурка. Значит, так — всем сесть и заткнуться! Или сейчас я начну топить террористов в зеленом Ирландском море!

— Да уж, — обиженно проворчал Фризиан. — Ты-то у нас меньше всех похож на кельта.

— Сойдет, — буркнул Олаф. — А кому не сойдет — голову снесу!

С грехом пополам мы благополучно достигли берега, правда, вымокнув как четыре кэролловских мыши. Олаф ворчал, что в последний раз он сунулся в лодку в такой компании.

Напоследок мы с Фризианом переглянулись, бросили весла и вдвоем налегли на один борт. Раздались гневные вопли, лодка, хоть и не перевернулась, но встала почти набок, зачерпнув воды, в которую мы все и полетели. Тут было совсем уже мелко, и все равно пришлось бы выходить и выволакивать транспорт на берег вручную, обдирая днище о камешки.

— Все, это последний раз! — опять сказал Олаф. После чего остался на берегу караулить багаж, заявив, что именно нам теперь следует отправляться в поход за топливом для костра, чтобы просушить хотя бы часть того, что промокло. К тому же, весна в Британии совсем не жаркая, и бриз был промозглым.

— Да не заиграйтесь там в лесных разбойников, эй, слышите, хулиганье!

Конечно, как же. Мы забавлялись, как дети на прогулке. Называется — дорвались. Гамлет тут же объявил себя Робин Гудом. Мы с Фризианом тут же прикинулись представителями закона, и бросились его ловить. Видок, конечно, у нас всех был сейчас скорее бандитский, чем респектабельный. Впрочем, все это происходило между делом, о котором мы все-таки не забыли. Вряд ли у нас ушло на все больше часа.

Когда мы вернулись, волоча связки весьма относительного сушняка, Олаф с кислым видом разглядывал карту.

— Ну, значит, так. Тут — Ирландское море, тут — Уэльс, а тут — мы. Куда будем двигаться дальше?

— Куда-нибудь дальше, — глубокомысленно отозвался Фризиан. — Скажем, прямо.

— Прямо — куда? — фыркнул Олаф. — Перед твоим носом вообще опять море.

— Ну а какой у нас может быть условный пункт назначения? — поинтересовался Гамлет. — Лондон? Камелот? И то и другое должно быть южнее и восточней. Это в том случае, если оба они существуют. И если нам нужно хоть что-то из них. А по самой правдоподобной исторической версии, все, что потом переросло в легенды, вообще происходило только в самом Уэльсе. Так что мы уже почти на месте.

— И нам совершенно все равно, в какую сторону двигаться дальше, — подхватил Фризиан. — Если только мы дружно не схватим сейчас пневмонию и не начнем звать скорую помощь с острова.

— Очень смешно, — буркнул Олаф. И мы занялись костром.

Костер все никак не хотел разгораться и безбожно дымил. Фризиан начал требовать, чтобы Олаф отдал свою любимую карту для разжигания, Олаф упрямился, Гамлет чихал и обещал придушить меня за подробное описание признаков отравления угарным газом, на предмет того, не заметил ли их еще у себя наш кадровый ипохондрик.

Первым почуял неладное Фризиан. Подняв голову и чуть склонив ее набок, он довольно долго прислушивался. Короткие, по римской моде, темные волосы почти не поддавались ветру и не мешали ушам.

— Что такое? — наконец поинтересовался Олаф, заметив, что Фризиан больше не покушается на карту.

— Сам не пойму. Может, показалось. Что-то похожее на охотничий рожок вдалеке.

— Чайки, наверное, — предположил Гамлет. — От этого «угарного газа» чего только не померещится.

— А если и рожок, — пожал плечами Олаф. — Разве нас это касается?