Смех Циклопа

И Себ создает живые карикатуры каждого из пяти зрителей. Первый удивлен импровизацией. Второй озадачен и не торопится смеяться. Третьему хоть палец покажи, все равно прыснет – не зря же платил за билет. Четвертый устал, вот-вот уснет. Наконец, пятый не в состоянии поверить в происходящее на сцене.

После этого юморист просит всю пятерку пересесть в первый ряд и приступает к импровизациям на темы утренних новостей о событиях в стране и в мире.

Получается трогательно и интригующе.

Кто этот человек? Почему его упомянул Четтэм?

Себастьян Долин излучает обаяние, и Лукреция не может остаться равнодушной. Он способен с неподражаемой легкостью импровизировать в любой обстановке, фонтанируя юмором. Пятерка счастливчиков очарована, хохочет и аплодирует с таким шумом, словно зал набит под завязку. В конце Себ раздает бесплатные билеты на свое следующее выступление.

Наконец счастливцы расходятся.

Лукреция Немрод, оставшаяся в заднем ряду, ждет, что будет дальше.

На сцене появляется директор.

– Ты молодец, – говорит он Себу Долину. – Отлично выступил!

– Неужели? Вы считаете?

– Вот только публики кот наплакал. Дальше так нельзя.

– Дайте мне еще немного времени, пусть на меня поработает молва. Я готов отдавать вам шестьдесят процентов выручки! – умоляет директора комик. – Для успеха шоу нужно время, сами знаете.

– Шестьдесят процентов от трех платных билетов и двух бесплатных – это как-то не очень, Себ…

– Вы слышали, они смеялись! Они были на седьмом небе! Так и быть, семьдесят процентов!

Директор зала морщится.

– Ничего не поделаешь, Себастьян, рано или поздно каждому приходится собирать манатки и откланиваться.

– Мне тридцать семь лет!

– Солидный возраст для юмориста. Ты начал молодым, в двадцать. Семнадцатилетняя карьера. Ты уже юморист в летах, твое поколение вкусило славы, но теперь вас теснит молодежь.

– Уговорили, восемьдесят процентов выручки вам, двадцать мне. Сами знаете, я делаю качественный продукт. Публика тоже в курсе.

– Брось, Себастьян. Чтобы приманить публику, одних бесплатных билетов мало. Я не открою тебе Америку: в наши дни успех зависит от телевидения.

– Но качество моего…

– Сначала телик, качество потом.

Себастьян Долин – красавец-мужчина, спортивный, с волевым подбородком. Директор «Дыры мира», наоборот, толстяк с замашками бюрократа в сером костюме, желтом галстуке и дорогих часах. Разговаривая, он разглядывает носки своих надраенных ботинок.

– Девяносто процентов! – хватается за последнюю соломинку юморист.

– Театр – как булочная: здесь важен оборот. Что толку предлагать самые лучшие круассаны, если нет покупателей? Раз так, остается только сунуть ключ под дверь или уйти в закат. Пойми меня правильно, Себ, мне очень нравится то, что ты делаешь, здесь не о чем говорить. Я самый преданный твой зритель. Но я не меценат, не министр культуры, я просто накопил денег и купил зал. Я в долгах. У меня и так беда с балбесом, выступающим внизу, я не могу себе позволить рисковать.

– Поставьте себя на мое место.

– На него приходят девяносто простофиль, и они разочарованы. От тебя ушли окрыленными пятеро. Арифметика говорит в его пользу. Касса – вот мерило успеха. Для меня это лучший показатель. Ты скорее всего самый остроумный и самый талантливый из всех, кто выступал в этом театре, но люди этого не знают. А почему? Потому что у тебя нет прессы. А молва – это слишком долго. Пойми меня. Я возьму комика Бельгадо.

– Алена Бельгадо? У него все шутки про пинки в задницу.

– Возможно, зато он нравится молодежи, его показывают по главным телеканалам. Наверное, штука в том, что пинки в задницу – греховная тема. Ты бы мотал на ус. Шутил бы более греховно, что ли.

– Как насчет некрофилии? Совокупление с трупами для вас достаточно греховно?

– Почему бы нет? Я серьезно, Себ, пора сбросить маску, наскандалить, не бояться шокировать. Юмор должен тревожить. Пинки в задницу – это просто, но ниша занята, на этой площадке царит Ален.

Себ глубоко вздыхает.

– В общем, так: только не выгоняйте, позвольте играть. Сто процентов выручки ваши.

Расчувствовавшийся директор кладет руку ему на плечо.

– Это было бы непрофессионально. Ты и так сидишь без гроша. Я не могу допустить, чтобы ты работал бесплатно, ты же не собака!

– Это мой сознательный выбор. Я слишком люблю сцену, чтобы бросить это ремесло.

– Меня совесть замучает. Негоже разорять бедных талантливых комиков.

– Как будто нравственнее выпускать на сцену богатых бездарностей! Сами знаете, кто такой Ален Бельгадо: сынок производителя сахарной свеклы, от безделья занявшийся стенд-апом. В телевизор он пролез благодаря папаше, скупающему рекламное время.

– Не надо злобствовать. К чему эта ругань в адрес коллег? Ты забываешь одно: только когда ты попадешь на телеэкран, ты – не хочу тебя обижать – станешь нормальным человеком.

Юмориста перекашивает: для человека его профессии это худшее оскорбление.

– Остынь, Себ, послушай дружеского совета: в твоем случае желание продолжать карьеру – это проявление болезненного упрямства.

Лукреция Немрод, сидящая в тени, в последнем ряду, боится шелохнуться, чтобы не пропустить ни одного слова.

Себастьян Долин хочет что-то ответить, уже открывает рот, но потом машет рукой и, тяжело шагая, уходит.

Лукреция незаметно юркает за ним следом.

Себастьян Долин толкает дверь ближайшего кафе, здоровается с несколькими посетителями, садится за стойку и просит водки.

Хозяин кафе радушно его приветствует, но его ответ – как холодный душ:

– Мне очень жаль, Себастьян, но я больше не могу тебя обслуживать. Ты уже задолжал мне больше тысячи евро.

Он тычет пальцем в висящий над бутылками лозунг:

«МЫ ДОРОЖИМ НАШИМИ ДРУЗЬЯМИ, ПОЭТОМУ НЕ ОТПУСКАЕМ В КРЕДИТ».

– У меня был тяжелый день. Одну рюмку! Я дам тебе бесплатные места на мое следующее шоу.

– Я уже ходил на твое шоу с сыном, ему не понравилось.

– Ему всего три года! Он все время плакал и всем мешал.

Но хозяин кафе неумолим.

– Комическое представление не должно расстраивать детей до слез. Ты бы задумался, что ты делаешь не так, Себ.

Хозяин кафе смотрит на него с укоризной, потом в нем просыпается совесть, он тянется за бутылкой водки и наливает полную рюмку.