Смех в Древней Руси
Шрифт:
А по краям и бЪрегам морским драгоценных каменей — акинфовъ, алмазовъ, яхонтовъ, изумрудовъ драгоценных, бисеру и жемчугу — добрЪ много. А по дну морскому песковъ руд златых и сребреных, мЪдных и оловяныхъ, мосяровых и желЪзныхъ, и всяких кружцовъ несказанно много.
А по рекам там рыбы — белуговъ, осетровъ и семги, и бЪлых рыбицъ и севрюх, стерледи, селди, лещи и щуки, окуни и караси, и иных рыб — много. И толико достаточно, яко сами под дворы великими стадами подходятъ, и тамощния господари, из домовъ не исходя, но из дверей и из оконъ крюками и удами, снастями и баграми ловятъ.
А по домам коней стоялых — аргамаковъ, бахматовъ, иноходцовъ,— куръ и овецъ,
А за таким великим проходом там зимы не бываетъ, снеговъ не знаютъ, дождя и росы не видаютъ, и что зима — отнюдь не слыхаютъ. И таких зверей и шубы людем не потребны.
Да там же есть едина горка не добрЪ велика, а около ея будетъ 90 миль полских. А около тоя горки испоставлено преукрашенных столовъ множество, со скатертми и с убрусами и с ручниками, и на них блюды и мисы златыя и сребреныя, хрусталныя и стекляныя, с различными ествы с мясными и с рыбными, с посными и скоромными, ставцы и сковороды и сковородки, лошки и плошки. А на них колобы и колачи, пироги и блины, мясныя чясти и кисель, рыбныя звены и ухи, гуси жареныя и журавли, лебеди и чяпли и индейския куры, курята и утята, кокоши и чирята, кулики и тетеревы, воробьи и цыплята, хлебы ситныя и пирошки, и сосуды с различными напои. Пива стоятъ великия чяны, меду сороковыя бочки, вина стоновыя дЪлвы, ренскова и раманеи, балсамовъ и тентиновъ, и иных заморскихъ дрогоценных питей множесътво много. А браги, и бузы, и квасу столь множество, что и глядеть не хочетца.
А кто любо охотникъ и пьянъ напьется, ино ему спать доволно нихто не помешаетъ: там усланы постели многия, перины мяхкия, пуховики, изголовья, подушки и одЪяла. А похмелным людям также готово похмелных ядей соленых, капусты великия чяны, огурцовъ и рыжиковъ, груздей и ретки, чесноку и луку, и всякия похъмелныя ествы.
Да там же есть озерко не добре велико, исполнено вина двоинова. И кто хочет, испивай, не бойся, хотя въдрукъ по двЪ чаши. Да тут же блиско пруд меду. И тут всякъ пришед, хотя ковшем или сътавцомъ, припадкою или горьстью, Богъ в помощъ, напивайся. Да блиско же тово цЪлое болото пива. И тут всякъ пъришед, пей, пей, да и на голову лей, коня своего мой и сам купайся, а нихто не оговорит, ни слова молвит. Там бо того много, а все самородно. Всякъ там пей и ешь в свою волю, и спи доволно, и прохлаждайся любовно.
А около горъ и по полям, по путем и по дорогам перцу валяется, что сорю, а корицы, инбирю, что дубовова коренья. А онис и гвоздика, шаврань и кардамон, и изюмныя и винныя ягоды, и виноград на все стороны лопатами мечютъ, дороги прочищаютъ, чтоб ходить куды глаже. А нихто тово не подбираетъ, потому что всего там много. А жены там ни прядутъ, ни ткутъ, ни платья моютъ, ни кроятъ, ни шьютъ, потому что всякова платья готоваго много: сорочекъ и портъ мужеских и женских шесты навешены полны, а верхнева платья цветнова коробьи и сундуки накладены до кровель. А перстней златыхъ и сребреныхъ, зарукавей, цепочекъ и манистовъ без ларцовъ валяетца много, любое выбирай да надЪвай, а нихто не оговоритъ, ни попретит ни в чемъ.
И кромЪ там радости и веселья, пЪсенъ и тонцованья и всяких игръ и плясания никакия печяли не бывает, и тамошная музыка за сто миль слышать. Аще кому про тамошней покой и веселье сказывать начнешь, никако нихто тому вЪры не поймет, покаместъ сам увидит и услышит.
А кто изволит для таких тамошнихъ утЪхъ и прохладов, радостей и веселья ехать, и он повез бы с собою чяны с чянички и с чянцы, бочки и бочюрочки, ковши и ковшички,
братины и братиночки, блюда и блюдички, торелки и торелочки, лошки и ложечки, рюмки и рюмочки, чяшки, ножички, ножи и вилочки, ослопы и дубины, палъки, жерди и колы, дреколие, роженье, оглобли и каменья, броски и уломки, сабли и мечи и хорзы, луки, сайдаки и стрелы, бердыши, пищали и пистолЪты, самопалы, винътовки и метлы,— было бы чем, едучи, от мухъ пообмахнутися.А прямая дорога до тово веселья от Кракова до Аршавы и на Мазавшу, оттуда на Ригу и Ливлянды, оттуда на Киевъ и на Подолескъ, оттуда на Стеколню и на Корелу, оттуда къ Юрьеву и ко Брести, оттуда к Быхову и в Черниговъ, в Переяславль и в Черкаской, в Чигарин и Кафимской.
А ково перевезут Дунай, тотъ домой не думай. А там берут пошълины неболшия: за мыты и за мосты и за перевозы — з дуги по лошади, с шапки по человеку и со всево обозу по людям.
А тамъ хто побываетъ, тотъ таких раскошей вЪкъ свой не забываетъ. Конецъ.
ПОВЕСТЬ О ФОМЕ И ЕРЕМЕ
В некоем было месте жили были два брата Фома да Ерема, за един человек, лицем они единаки, а приметами разны:
Ерема был крив, а Фома з бельмом,
Ерема был плешив, а Фома шелудив.
После отца их было за ними помесье, незнамо в коем уезде:
У Еремы деревня, у Фомы сельцо,
деревня пуста, а сельцо без людей. Свой у них был покой и просторен —
у Еремы клеть, у Фомы изба.
Клеть пуста, а в ызбе никово. Ерема с Фомою торговые люди, стали они за товаром сидеть:
Ерема за реткой, Фома за капустой.
Славно они живут, слатко пьют и едят, не п... Захотелось им, двум братом, позавтракати, вышли они на базар погулять.
Ерема сел в лавку, а Фома на прилавок.
Долго они сидят, ничего не едят; люди ядят, а они, аки оглядни, глядят, зевают да вздыхают, да усы потирают. И вставши они друг другу челом, я не ведомо о чом.
На Ереме зипун, на Фоме кафтан,
На Ереме шапка, на Фоме калпак,
Ерема в лаптях, Фома в поршнях,
у Еремы мошна, у Фомы калита.
Захотелось им, двум братом, к обедне итти:
Ерема вшел в церковь, Фома в олтарь,
Ерема крестится, Фома кланяется,
Ерема стал на крылос, Фома на другой,
Ерема запел, а Фома завопил.
И вышел к ним лихой понамарь, стал у них на молебен просить:
Ерема в мошну, Фома в калиту,
у Еремы в мошне пусто, у Фомы ничего.
И тот понамарь осердился на них:
Ерему в шею, Фому в толчки,
Ерема в двери, Фома в окно,
Ерема ушел, а Фома убежал.
Отбегши они да оглянутся и сами они друг другу говорят: «Чево нам бояться, заодно мы бежим».
у Еремы были гусли, у Фомы орган.
Разгладя они усы да на пир пошли. Стали они пивцо попивать:
Ерема наливает и Фома подает,
сколько пьют, а болше на землю льют, чужаго добра не берегут.
Ерема играет, а Фома напевает,
на Ерему да на Фому осердилися в пиру.
Ерему дубиной, Фому рычагом,
Ерему бьют в плешь, а Фому в е...
Ерема кричит, а Фома верещит:
«Государи соседи, не выдайте».
Ерема ушел, Фома убежал,
Ерема в овин, а Фома под овин.
Захотелось им, двум братом, за охотою походить:
Ерема с сетми, а Фома с теняты.
Ерема за зайцы, Фома за лисицы,
Ерема кричит, а Фома болше зычит,
Ерема хватает, Фома перенимает,
сами они друг другу говорят: «Брате Фома, много ли поймал?». Фома говорит: «Чево поймать, коли нет ничево».
Ерема стал, а Фома устал,
Ерема не видал, а Фома не усмотрил.