Смерч навстречу. Даром

Мышка — не телефон. Несветаева могла себе позволить купить новую. Она оставила сотовый дома, чтобы не заглядывать в него каждые десять минут, и поехала за мышью. Обратно четыре остановки автобуса прошла пешком. Ее так трясло от эмоций, что если бы не прогулка, ее бы порвало.

Вернувшись, Даша специально не заглядывала в телефон. Только когда она стала укладываться, она взяла аппарат в руки, чтобы проверить зарядку и будильник.

Паша не звонил.

На следующее утро Даша снова купила булочку и сделала кофе. Булочку специально взяла другую, чтобы было понятно, что это новая. А старую выкинула в мусорное ведро. Еще бы кофе вчерашний по клавиатуре разлить. И написать на столе: «Кощей — козел».

Паша задержался (начальство не опаздывает), и напиток уже остыл. Дарья сварила свежий, но когда зашла, завтрак уже был съеден.

— Ваш кофе, — она поставила кружку на угол стола.

— Спасибо, — буркнул Кощей, не отрывая взгляда от экрана.

— Я нужна?

— Нет.

Несветаева вышла и чуть не расплакалась. Но потом взяла себя в руки. Конечно, она ему не нужна. Зачем она ему?

Она постучалась в дверь и заглянула:

— Бумаги подпишете сейчас или позже.

— Сейчас. Давай сейчас, подпишу позже.

Дарья положила документы на стол и дала, где необходимо, комментарии.

— Я могу быть свободна?

— Абсолютно.

Даша думала, что тяжело было вчера, когда Поляков уехал.

Оказалось, что настоящая пытка — когда он рядом, но чужой.

Несветаева с трудом продержалась до шести, быстро подхватила куртку и сбежала. Она зашла в магазин, купила продуктов и собралась готовить, когда зазвонил телефон.

Только это был рингтон мамы.

— Здравствуй, мама. — Даша поставила на громкую связь и принялась крошить капусту для солянки.

— Здравствуй, Дашуля. Почему не звонишь? — Мама была на удивление в хорошем настроении.

— Я болела.

— Да? А чем?

— Неважно, мам. Как твое самочувствие?

— Как это «неважно», если ты болела так, что не могла позвонить матери?

Обычно мама легко переключалась на тему своего здоровья, но тут не сработало.

— Мам, ну я правда сильно простыла. Мне даже скорую вызывали.

— Кто вызывал?

— Неважно.

— Даша, что ты от меня скрываешь?

— Мама, я ничего от тебя не скрываю. У меня просто была очень высокая температура. С работы вызвали. — Дарья даже не соврала. — Но теперь все нормально. Хотела тебе позвонить, но много работы накопилось. А когда освобождаюсь, уже поздно. Вдруг ты спишь, а я тебя разбужу. Ты же потом так плохо засы…

— Даша, представляешь, кого я только что видела? — прервала ей мама.

— Не представляю.

— Николая Владимировича! — порадовала Дарью мама. — Он просил передавать тебе привет.

Даша осторожно села на стул.

— Спасибо, — она постаралась ответить как можно более ровным голосом.

— Он говорил, что очень по тебе скучает. Что собирается разводиться с женой и купил новый загородный дом.

Даша промахнулась мимо вилка, хватанула наточенным ножом по пальцу и вскрикнула.

— Что у тебя там? — возмутилась мама.

— Ма, я порезала палец. У меня кровь хлещет. Нужно перевязать.

— Почему ты все время врешь?

— Я не вру. Хочешь, фотографию пришлю.

— Почему ты себя не бережешь? Нужно быть осторожнее. Что ты им вообще делала?

— Хлеб отрезала. Мам, я тебе перезвоню. Хорошо? — И отключилась.

Дарья крепко прижала салфеткой место пореза и тихонько покачивалась вперед-назад. Это ничего. Спрут не в первый раз ссорился с женой. Кому хочется жить с запойным алкашом? На ком он теперь срывает раздражение? Конечно, на близких. Это ни о чем не говорит. И новый дом он мог придумать, чтобы напугать.

Несветаева дождалась, когда кровь остановится. Взяла телефон и набрала номер Кощея.

— Привет, — сказала она, когда на том конце виртуального провода ответили. — Ты занят?

— Нет. Приехать?

Даша кивнула. Горло свело спазмом и она всхлипнула.

— Скоро буду, — пообещал Паша.

Глава 20. Павел

Даша была профессионалом по сносу крыши. Не только в чисто сексуальном смысле этого слова, а вообще. Паша оставил ее одну на час. И за этот час из довольной, счастливой женщины она превратилась в жертву насилия. Кощей голову сломал на тему, что он сделал не так. И когда? Выходит, все это время она только изображала, что ей хорошо, а на самом деле страдала и мучилась? Пашин компас эмоционального интеллекта вдруг отказал и бессмысленно мотался по кругу, как вблизи магнитной аномалии. Полякова никогда не интересовало, что у девушек в голове, но он мог поклясться, что всегда знает, что они чувствуют. Всегда до знакомства с Дарьей.

Приятным бонусом на фоне общего беспредела стал ночной эпизод Дашиного самоудовлетворения. Была у Полякова такая сексуальная фантазия. Однако бонус вышел с привкусом горечи. Неужели Кощей настолько по-мужски бездарен, что хуже Дашиной правой руки? Вот так он смотрел, мучился сомнениями и чувством стыда, но наяривал. Конечно, Дашина правая рука лучше. Еще лучше рот. А уж естественное для того отверстие — так прямо идеально. И чего ее не нравилось?

Если раньше ее отстраненность и таинственность Пашу заводила, то теперь бесила так, что он был на границе рукоприкладства. Разумеется, он бы никогда через нее не переступил. Но желание было. Желание подойти встряхнуть хорошенечко за плечи и повторить свой вопрос: «Что, черт возьми, происходит?». Больше ни-ни, пусть идет эта Несветаева Великой Китайской стеной в светлое будущее, решил Паша. Но нарастающее противостояние задевало в душе натянутый до боли нерв, о существовании которого Кощей даже не подозревал. Он видел, как злит Дарью его поведени, и от этого одновременно становилось и горько, и сладко.

В общем, запоздалый пубертат в чистом виде.

Только прыщиков на лице не хватало.

Из этого будоражащего транса Пашу вывел звонок Дашиной мамы. Кощей уже практически забыл о ее существовании. И не вспоминал бы. Насколько он сумел понять из разговора — Даша тоже. Забыла и не вспоминала бы. А вот некоего Николая Владимировича, который из абстрактного бывшего шефа Несветаевой с некоторых пор превратился во вполне конкретное Зло, Паша помнил. И испытывал огромную потребность в углублении знакомства. Желательно — погружением кулака в кости нижней челюсти. Или носовые пазухи. Главное — поглубже.

Ишь ты, скучает он. Разводиться намерен. Мужик, ты коней осади! Тебя здесь, стручок сифилитический, никто не ждет! Никто тебе не рад! Паша — совершенно точно.

Кощей не мог видеть реакцию Дарьи на разговор, поскольку дело было в кухне. Только слышать. Хоть вторую камеру там устанавливай. Только как теперь установишь? Нужно было делать дубликат ключей. Но кто же знал, что все так обернется? Только интонации и выразительное молчание выдавали Полякову, что именно в словах мамы вымораживало Дарью сильнее всего. Триггер находился где-то между «он скучает», «собрался разводиться» и «новый загородный дом». Паша уже ломал голову над тем, что из этого, как раздался звонок. Поляков едва успел выключить звук воспроизведения с камеры.

Даша его позвала.

Тогда, когда ей было плохо, она позвонила не сифилитическому стручку, а ему. Конечно, Паша рванул, забыв про клятвы и «ни-ни». От объяснений с ГИБДД Кощея спасло только то, что их пути не пересеклись. А штрафы с камер, может, еще прилетят.

Поляков всю дорогу думал, как начнет разговор. Им нужно поговорить в открытую. В смысле, Даше пора уже признаться в тех «чудесах», что происходят в ее жизни. Сколько можно играть в молчанку?

Но что-то пошло не так.