Смерть для бессмертных

Несколько секунд Элеонор молчала, разглядывая его лицо и вглядываясь в глаза, словно пытаясь в них что-то найти.

– Ну ты, сука, и ловелас, - шепчет она, после чего Маркус улыбается.
– И на уши присел, и в постели не лажанул, но… видишь ли…

Элеонор цокает языком.

– Быть может, твоя женушка и не будет против того, чтобы другая баба делила ее мужа… но я уж точно не из таких. Да и не собираюсь лгать тебе, Маркус — кроме животной страсти, что бросила меня в твои объятия, больше я ничего не ощущаю.

– Браки по расчету, между прочим, статистически самые крепкие, - водит он рукой по ее гладкой коже.
– Да и страсти более чем хватает. А вообще, одно твое слово — и графиня переедет в отдельную комнату.

– Ну уж нет, - Элеонор встает, отбрасывая руку Маркуса в сторону.
– Никогда не мечтала быть той, что разбивает семьи.

Она начинает искать свою одежду, но понимает, что искать придется по всей комнате, ибо танец их любви начался еще у двери.

– Эльрикель исполнит любую мою волю — в этом можешь не сомневаться. Если хочешь откровенно — я держу ее как красивую картинку. Но…

Она вытянула руку по направлению к нему, обращенную ладонью, словно была полицейским, требующим остановить автомобиль:

– Достаточно, Спенсер. Мне не нравится этот разговор. Я вовсе не для того искала тебя, чтобы отбивать у жены. Да и становиться графиней тоже не планировала.

И она падает на кровать, так как он бросает ее, а затем ложится сверху.

Они молча смотрят друг другу в глаза.

– Ты прости меня, Элеонор, но с тех пор, как Эбби родила от Бруно, я словно был мертв.

– Уэбстер сейчас с Морфи?!
– мисс Флауэрс сводит брови.

– Я вроде дышу, разговариваю, существую… а сам… словно гнию изнутри. И мою душу поедает эта чертова хрень. Я постоянно слышал ее пение. Этот жуткий вой… видел такие кошмары, какие разве что Лавкрафту привидеться могли…

Элеонор проглатывает подступивший к горлу ком.

– Но сейчас этого нет, - она чувствует бедром, что его крайняя плоть снова начинает твердеть, - я снова живу, понимаешь? Снова ощущаю запахи. И различаю цвета. Смотрю на тебя и понимаю — что ничего больше не хочу в этом мире. Лишь воспитывать Хейзела… и смотреть на тебя…

Она облизывает губы, что успели пересохнуть. Ощущает, что его речи-таки смогли немного ее растопить… или это всё его упирающийся в ее ногу отросток?

– Только… смотреть?
– спрашивает она и видит, как его лицо расплывается в хищной улыбке.

И они начинают четвертый раунд, даже не догадываясь о том, что его последние слова очень отчетливо слышала Кара, застывшая в дверном проеме.

Глава 6. Багоюзер

– Смерть императора — это тяжелейший удар для всех нас, - молвит мужчина, что стоит перед главными советниками Голденхэйвена посреди тронного зала.
– Но куда тяжелее — потеря совсем еще молодой Эльзы, что была избрана императором в качестве его наследника. Но какой бы силы ни был траур… империи нельзя оставаться без правителя — пусть даже у нас больше и нет кандидата, что достоин занять трон по праву наследования…

– Вообще-то есть один!
– вперед вышел весьма престарелый советник. Оратор молниеносно оценил эмблему, красующуюся на его груди.
– Императрица. По закону… она должна занять трон.

– Да, верно… - мужчина кивнул.
– Но разве кто-нибудь позволит сесть на трон той, что долгое время изменяла нашему императору с бывшим кардиналом, держала нашего правителя околдованным, а сама, со своим любовником, правила империей? В данный момент мне уже известно, где она прячется. И известно имя мужчины, с коим она связана супружескими узами. Теперь это некий малоизвестный граф.

– Вот же потаскуха, - заметил кто-то из толпы.

– И мы… позволим ей сесть на трон?

Реакция была той, что он и ожидал — присутствующие уже люто ненавидели ее.

– Хорошо!
– вышел из толпы еще один мужчина.
– Допустим, ее кандидатура отметается в связи с… недостойностью. Хорошо. Но кто тогда? Среди нас нет того, чья кандидатура была бы принята единогласна. Каждый будет тянуть одеяло на себя. Стою я здесь — и уже представляю свой старый, сморщенный зад на этом треклятом стуле!
– рукой он показывает на трон.
– Бьюсь от заклад, господа, что каждый из вас думает уже об этом! Мы так лишь развалим Империю, если каждый заберет себе свои войска и земли.

– Поделим империю!
– заорал кто-то из толпы.

И прежде чем присутствующие начали ор, мужчина поднял руки, прося всех замолчать.

– Все вы, достопочтенные, одинаково велики и равны для того, чтобы занять престол. Но разве за нашу многолетнюю историю люди не показали себя ужасными и недальновидными, полными низменных пороков, правителями?

Волна недопонимания и громких перешептываний пронеслась по толпе.

– Не понял!
– вышел вновь тот самый престарелый мужчина, что выступал вторым.
– К чему ты ведешь, жрец? Чтобы на трон сел кто? Ежели не человек!

– Я веду к тому, чтобы избрать на роль правителя… Бога.

И тут зал наполнил раскат громоподобного смеха.

– А, ясненько!
– вышел еще один советник.
– Типа править будет Бог, а ты, как представитель церкви, вещать его волю?

– Нет, - отвечает верховный жрец, после чего медленно опускается на колени.
– Явись, владыка Перегил, огненный Бог, что живет в недрах земли и на самом солнце! Используй тело мое, ибо служит оно лишь для исполнения воли твоей!

Несколько секунд ничего не происходит. В зале стоит такая тишина, что где-то в толпе даже раздается несколько сдержанных смешков.

– Умом тронулся, - комментирует кто-то.

И тело жреца покрывается огнем, ярким красным пламенем. Воспламеняются волосы и одежды. Распростирающий в разные стороны руки жрец теперь похож на распятого грешника, которых сжигали в последнее время на кострах во имя Перегила.

Советники отступают назад — и является он.

Уже не тот жрец, что стоял здесь мгновение назад — его тело словно лопнуло, и изнутри вышло это существо — тело которого покрыто языками пламени, в горящих красных одеждах. Вместо его волос — языки огня, устремляющиеся вверх.

– Я — Перегил, - произносит это существо, и никто не сомневается в истинности этих слов.
– И вам удалось обратить на себя мое внимание. Чего вы… хотите?

Ответить никто не смеет — всех присутствующих сковал страх… и трепет пред высшим существом, словно давящим своей мощью и величием.

– Ни одного? Никто не смеет набраться смелости, и говорить от лика толпы?

Вперед шагнула молодая женщина. Она не была советницей, но пришла со жрецом. Он сказал, что так нужно. И даже предупредил ее, что, если потребуется, говорить придется ей. Тогда она ничего не поняла — но теперь понимает. Теперь она все понимает.