Смерть домохозяйки

Козлов подошел и, галантно наклонившись, поцеловал Вершининой руку.

– Дмитрий Степанович, – представился он.

У него был приятный глубокий баритон, вполне соответствующий его облику. Он устроился в предложенном ему Мещеряковым кресле и закинул ногу на ногу.

– Что скажешь, Михаил? – посмотрел он на Мещерякова, который все еще не решался сесть.

Михаил Анатольевич подошел к столу, достал сигарету из пачки, похлопал себя по карманам, ища зажигалку, не нашел, бросил сигарету на стол и, наконец, опустил свой рыхлый зад в кресло.

– Что ты мечешься, как неприкаянный, можешь говорить все как есть, – улыбнулся не проявляющий никаких признаков беспокойства Козлов, – если бы я не предполагал, что Юлька мне изменяет, я бы не просил тебя следить за ней.

– Все гораздо хуже, Дима, – одним махом выпалил Мещеряков, – она погибла.

Он наконец нашел зажигалку и закурил, щуря глаза от дыма. Спокойное лицо Козлова покрылось багровыми пятнами, губы заметно дрожали. Он молча вперил свои светло-карие глаза в Мещерякова. Через минуту обретя дар речи, он спросил хриплым голосом:

– Ты сказал, погибла? – он продолжал непонимающе смотреть на Мещерякова, а потом резко перевел взгляд на Вершинину, точно призывая ее опровергнуть эту нелепость. Валандра опустила глаза.

– Погибла, Дима. Я не шучу. Такими вещами не шутят. – устало выговорил он, отводя взгляд в сторону.

– Но твои же люди… – начал было Козлов, но на середине фразы внезапно сник и закрыл лицо руками.

– …следили, ты хочешь сказать? Следили, только что они могли сделать? – с горечью произнес Мещеряков, глядя в окно, где небо начинало пузыриться легкими весенними облаками.

– Как же это случилось? – Козлов жестом показал, что хочет закурить. Казалось, он немного пришел в себя.

Мещеряков, перегнувшись через стол, поднес ему пачку и, когда тот слегка дрожащими пальцами вынул сигарету и зажал ее между губами, щелкнул зажигалкой.

– Может быть, Валентина Андреевна расскажет? – Михаил Анатольевич всем корпусом повернулся к Вершининой.

Валандра неопределенно пожала плечами.

– Это произошло в номере гостиницы «Русское поле», – пояснила она, – Ваша жена была там с…

– Понятно, – нетерпеливо перебил ее Мещеряков, – Дальше, Валя.

– Все произошло очень быстро. Мои люди наблюдали за номером из новостройки напротив. Выстрела они не слышали, хотя и находились в одном здании с убийцей, видимо, оружие было с глушителем. В стекле осталось отверстие от пули. Ваша жена упала, ребята спустились вниз, некоторое время подождали, но из здания никто не появился, наверное, убийца вышел с другой стороны. Вот, собственно, и все, – Вершинина перевела дыхание.

Козлов слушал ее рассказ, тупо уставившись в пол и как-то бессмысленно покачивая головой. Когда Вершинина закончила, он поднял голову и твердо произнес, переводя взгляд с Вершининой на Мещерякова:

– Я хочу, чтобы вы нашли убийцу. Сколько бы это ни стоило. Не имеет никакого значения, что Юля изменяла мне. Я любил ее, этого достаточно.

– Этим делом будет заниматься милиция и прокуратура, – нахмурив брови, произнес Мещеряков.

– Миша, – горько ухмыльнулся Козлов, – ты же сам работал в органах.

– Ну что, Валентина Андреевна, – Мещеряков вперил в нее свои водянистые глаза, – как ты на это смотришь?

– Нам с Дмитрием Степановичем лучше спуститься ко мне, – спокойно ответила Вершинина и посмотрела на Козлова, – пойдемте?

– Я к вашим услугам, – с готовностью отозвался Козлов.

* * *

«Ну вот и нашелся сюжет. Так уж устроена жизнь: единственное в своем роде событие для одних людей становится трагедией, другим (сыщикам и детективам) предоставляет возможность проявить свои сыскные и дедуктивные способности, третьим (журналистам и писателям) обеспечивает сюжет.

Кто знает, может быть, как раз в этом жестоком, на первый взгляд, абсурде и кроется та дьявольски необоримая сила, которая заставляет нас существовать несмотря ни на что и даже наслаждаться жизнью?

Не могу удержаться и не процитировать афоризм Монтеня, которым увлекаюсь все больше и больше: «Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что мы сами превратили ее».

* * *

– Присаживайтесь, – я заняла свое место за столом и указала Козлову на кресло.

– Спасибо, – поблагодарил он, опускаясь на жесткое кожаное сиденье.

– Нам с вами, Дмитрий Степанович, предстоит, может быть, нелегкий для вас разговор. Заранее прошу вас говорить откровенно, ничего не скрывая, и прошу прощения, если в процессе нашей с вами беседы мне придется затронуть щекотливую или неприятную для вас тему. Договорились?

– Само собой, – отозвался Козлов.

– Прошу, – я протянула ему пачку сигарет, предварительно взяв одну себе. – Зажигалка перед вами.

Козлов взял «дракошу», дал прикурить мне от его полыхнувшей желтым огнем пасти и прикурил сам.

– Спасибо, – снова поблагодарил он меня, – оригинальная у вас зажигалка.

Он вертел в руках и с искренним интересом рассматривал моего дракона. «Ну если в такой тяжелой ситуации человек проявляет столько любознательности к мелочам, значит, для него не все потеряно!» – усмехнулась я про себя. Интерес Козлова к моей «оригинальной» зажигалке почему-то не раздражал меня, а забавлял и, скажу больше, был мне глубоко симпатичен.

Я отдавала себе отчет в том, насколько прихотливо устроена психика человека и как неоднозначны, а зачастую и неадекватны его реакции.

– Как вы уже знаете, – продолжила я, – я работаю с командой помощников. Поэтому, если вы не против, я приглашу одного из них. Это мой секретарь-референт Алискер Мамедов. Мне не хотелось бы терять время на пересказ того, о чем мы с вами будем говорить.

– Пожалуйста, – любезно согласился Козлов.

– Алискер, зайди ко мне. – сказала я, набрав по внутреннему телефону номер дежурки.

Через минуту в кабинет вошел Мамедов. Он утирал пот со лба.

– Познакомься, Алискер, это наш новый клиент, Козлов Дмитрий Степанович.

Мамедов приблизился к привставшему с кресла Козлову и пожал ему руку.

– Очень рад, – произнес Алискер.

– У тебя вид, точно ты на берегу Мертвого моря загорал, – обратилась я к Алискеру, имея в виду испарину, выступившую на его лбу.

– Да Болдырев опять в дежурке Сахару устроил, – Мамедов устроился в кресле у стены.

– Понятно. Ну что ж, начнем? – я посмотрела на Козлова.