Смерть домохозяйки

Он смело нажал на звонок. Прислушался. На какой-то момент ему показалась, что унылая тишина, пыльным облаком висевшая с той и этой стороны двери, – единственное, что еще поддерживает дышащие на ладан стены.

Он снова надавил на кнопку вихляющегося на тонком проводке звонка. На этот раз его чуткий, настороженный слух уловил за дверью какое-то движение, смутный отзвук человеческих голосов. Еще через секунду он ясно различил шарканье ног.

– Кто?! – не очень любезно спросил высокий юношеский голос.

– Простите, что беспокою вас, – вежливо и дипломатично начал Мамедов, – я по поводу ваших работ. Мне дали ваш адрес в училище. Хочу приобрести кое-что.

За дверью послышалось натянуто-опасливое шушуканье, в котором вторую скрипку исполнял тонкий девичий голосок. Наконец, замок щелкнул, и дверь отворилась.

На пороге стоял смазливый парень лет двадцати в голубых джинсах и коротком шерстяном джемпере. Стройный, выше среднего роста, довольно мускулистый, он стоял в небрежно-расслабленной позе и пялилися на Алискера. Темно-каштановые волосы волнистыми прядями свободно падали ему на плечи.

– Здравствуйте, – Алискер кашлянул и протянул руку, – вы Чернышов?

Парень без всякой охоты пожал Алискеру руку и кивнул.

– Привет! – довольно фамильярно отозвался он, не сводя с Мамедова своих зеленых глаз.

– Войти можно?

Чернышов насмешливо пожал плечами и молча посторонился.

– Я не один, – бросил он на ходу.

– Ой, простите! – сыграл под простачка Мамедов. – Я не отниму у вас много времени.

– Ладно, – махнул рукой Чернышов, – мне деньги нужны.

Он распахнул дверь, и Алискер очутился в просторной комнате, в центре которой стояла огромная двуспальная кровать, по углам – аудиоаппаратура. Чуть поодаль гордо возвышался мольберт, около него – некое подобие этажерки, сплошь уставленной горшками с кистями, разных размеров мастехинами, мелкими акварелями и фотографиями в рамках из светлого дерева. Кругом валялись тюбики из-под красок, грязные, засохшие кисти, одеревеневшие тряпки, аудиокассеты. Стены были увешаны холстами. Но этого пространства для полотен было не достаточно: прислоненные одно к другому, они стояли на полу около этажерки и углового окна, лишенного занавески.

Среди этого живописного бедлама особенно трогательно выглядела молоденькая девушка, почти подросток. С растерянным видом она сидела на единственном кресле, задрапированном потертым пестрым пледом. Ангельская мордашка, короткие золотистые кудряшки, персиковая кожа и торчащие в вороте мужской рубашки ключицы придавали ей ни с чем не сравнимую хрупкость и угловатое изящество.

– Ксюха! – скомандовал Чернышов.

Девушка торопливо пересела на кровать.

– Садитесь, – сухо сказал Чернышов.

– Спасибо, – Мамедов приземлился в кресло и величаво закинул ногу на ногу.

– Что вас интересует? – более оживленно произнес парень.

– Сколько вы хотите вон за тот портрет? – Мамедов показал на висевший на стене холст без рамы, на котором была запечатлена длинноволосая шатенка на синем фоне. Портрет был выполнен в авангардной манере: в формах сквозила угловатость, голова девушки была повернута вправо, видимый глаз – обозначен грубым черным мазком.

– Сто баксов, – выпалил Чернышов.

– Я подумаю…

– Может, хотите посмотреть что-нибудь еще?

– Может быть. Но сначала я бы хотел кое-что узнать у вас.

– Что именно? – насторожился юнец.

– У вас есть ружье?

– Ружье? – недоуменно за вращал глазами Чернышов.

– Угу, – кивнул головой Мамедов. – Винтовка с оптическим прицелом.

– Что-то вы мне не нравитесь, – произнес Чернышов и посмотрел на подружку, словно искал у нее поддержки.

– Я не девушка, чтобы нравиться или не нравиться, – Алискер поднялся с кресла и начал прохаживаться по комнате, краем глаза наблюдая за художником. – Мне нужно с вами поговорить о Юлии Козловой.

Введенный в легкое замешательство вопросом о ружье, Чернышов через некоторое время снова обрел тот гонор, с каким он встретил Мамедова.

– Собственно, кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы?

Вместо ответа Мамедов посмотрел на притихшую девушку-подростка.

– Дорогуша, сколько тебе лет?

– Девятнадцать, – робко улыбнулась она.

– Нехорошо старших обманывать, – погрозил ей пальцем Мамедов, – ты себе прибавила года четыре, правильно? – он не сводил с нее своих черных глаз.

– Вам-то какое дело?! – вмешался возмущенный художник.

– Мне не будет до этого никакого дела, если ты уделишь мне несколько минут твоего драгоценного времени и честно ответишь на мои вопросы, идет? Я не из милиции, просто частный детектив, а интересуют меня твои отношения с Козловой, потому что ее убили сегодня днем, понятно?

– Юльку убили? – Чернышов обхватил рукой шею.

– Так есть у тебя ружье или нет? – не давая ему опомниться, напирал Алискер.

– Не-е-т, – озадаченно протянул художник, потирая шею ладонью.

– А у друзей?

– Тоже нет.

– У тебя есть алиби на время убийства? – Алискер испытующе глядел на побледневшего Чернышова.

– Так я же не знаю, когда ее…

– Где ты был сегодня в четырнадцать тридцать?

– Полтретьего? – он почесал затылок и повернулся к подружке, – Ксюха, ты не помнишь? Кажется, в «Магнолии» кофе пили, да?

Ксюха пожала плечами, выпятив розовые губки.

– Не знаю, наверное.

– Вы там были одни?

– С Гасаном. Да нас и тетя Тая знает, буфетчица, можете у нее спросить.

– Конечно, спрошу, – Алискер помолчал немного, переводя взгляд с Ксюхи на Александра, – почему вы расстались с Козловой?

– Ну, у нее ведь муж… – промямлил смущенный Чернышов.

– Это не объяснение, Саша. Муж у нее был давно, и это не мешало вашим отношениям. Что же послужило причиной разлада? Только не ври! – пришпилил его взором Алискер.

– Она перестала давать мне деньги, – с разоблачающим цинизмом ответил Чернышов.

– Вы еще какое-то время преследовали ее?