Смерть его игрушка + эпилог

Лучше пусть изнасилует, чем опять соблазнит. Не хочу потом обвинять себя в мягкотелости и вспоминать, где была моя гордость.

Лезвие попало только краем - всё-таки в детстве мы бросали ножички в песок, а не в людей. Но, тем не менее, его порезало. Лоскут разорванной кожи на шее набух от крови.

А в глазах Романа взорвалась тьма.

Губы сжались в тонкую проволоку. Он поймал нож и с силой вонзил в обеденный стол.

Обычный столовый прибор вошёл в лист ДСП вместе с половиной рукоятки. Крышка треснула по всей ширине, я тихо вскрикнула от неожиданности.

– Даша.

Тихо - и от этого ещё более угрожающе. На мгновение мир замер - потом начал пульсировать с ритмом его шумного дыхания. Даже не воздух вокруг - пространство всколыхнулось, заставив меня пошатнуться.

Ухватившись за стену, я встретила ледяное пламя его взгляда.

Я видела жернова гнева в глубине его, которые перемалывали остальные эмоции. Я чувствовала бурю - ещё немного, и его ярость подобно девятому валу погребё меня в пучине.

Плевать.

Я не боюсь.

Осознание пришло как озарение. Ничего он мне не сделает.

Ничего.

Я спокойно смотрю в чёрные бездны его души. И вижу, как зло переливается обратно в глубины, успокаивая поток чувств.

Просто стою.

– Даша.

Роман шагает ко мне… и обнимает, крепко, зарываясь лицом мне в волосы:

– Милая, зачем? Зачем ты меня дразнишь?

– Я хочу что-то… изменить, - вырывается неожиданно - правда.
– Что-то сделать. Ты не имеешь права поступать так.

– Я люблю тебя.

Теперь он говорит о любви. Часто. Только теперь это мне уже не нужно.

Отталкиваю его, почувствовав под щекой что-то влажное. Он проводит рукой по шее, стирая кровь и убирая ссадину:

– Извини.

‘Это ты извини’, - должна сказать я.

Я молчу.

Он подхватывает меня на руки и несёт в спальню. Не сопротивляюсь - бесполезно.

Сажает на кровать. Что, думаешь, сама начну раздеваться и так далее?

Ага, жди.

Именно так я и делаю.

Как будто сознание уступило желаниям управление моим телом. Да, я люблю тоже, хочу быть с ним, и, несмотря на сопротивление разума, я делаю, как хочу.

Я его убью, когда смогу снова себя контролировать.

Из одежды на мне осталась только его рубашка, её расстегнуть и сбросить - дело одной минуты. Сажусь верхом Роману на колени, стягиваю его футболку и ловлю губы поцелуем. Он нежно обнимает меня, расплетая мне волосы. Так хорошо, почти как раньше. Только моя воля посажена под замок. Это злит.

Злость тоже под замком.

Раскрываю рот, играя с его языком своим. Провожу по его груди ладонями, пальцами перебираю редкие волоски, ноготками обвожу соски - он глухо стонет и опрокидывает меня на кровать. Закидывает мою ногу себе за спину, и я крепче прижимаюсь к нему.

Он чуть прикусывает мочку уха, спускается губами к шее. Я уже на пределе - чуть отстраняюсь и расстёгиваю ему молнию на брюках. Роман поднимается, снимает остатки одежды, ложится и сажает меня сверху. Снова приступ гнева, которому что-то не даёт прорваться, я впускаю его в себя и двигаюсь, наращивая темп.

Роман вдруг останавливает меня, тянет за руки вниз:

– Милая, иди-ка сюда…

Тембр его голоса заставляет меня таять, я почти падаю ему на грудь, продолжая прерванный поцелуй.

Он отпускает меня, но злость, наконец, выплёскивает через край. Я крепко кусаю его плечо, не дождавшись реакции, впиваюсь ногтями в кожу.

Роман глухо стонет, сдавливает мои бёдра, с силой насаживая меня на себя.

– Даша, Даша…

Моё имя его голосом просто сводит с ума. Кажется, я давно на пределе - но удовольствия всё больше.

Может, он меня околдовал. Но теперь уже наплевать.

131.

Утро в его объятиях. То, чего мне давно хотелось больше всего на свете. Только теперь это не приносит радости.

– Дашенька, милая.

Пытаюсь вырваться и встать - не отпускает.

– Девочка моя, прости. Я знаю, что поступил неправильно. Знаю, что всё испортил. Прости меня. Просто очень хотелось побыть с тобой.

– Ты говорил, что любишь. Что всё для меня сделаешь, что ни попрошу, - я чувствовала, что сквозь лёд голоса пробивалась злость, и ничего не могла с этим поделать.
– Мне ещё более паршиво оттого, что ты мне врал всё время. Пусти.

Но Роман сжал меня ещё крепче.

– Даша, Даша, я просто хотел как раньше. Провести ночь с тобой, без этого непонимания, просто… как раньше. Всего лишь ещё раз.

– Да отпусти меня! Что значит ‘раз’, если ты можешь гипнотизировать, когда тебе угодно, и я буду делать всё, что тебе вздумается?

– Нет, милая, это не гипноз. Я просто забрал контроль у твоего разума и отдал твоим чувствам. Ты сама этого хотела. Просто не давала себе.

– Вот спасибо! Моё превращение в собачку почти завершено! Сижу на цепи, ем и трахаюсь когда хочу и где хочу. Спасибо и на том, что не во время прогулки по улицам!

Я двинула его кулаком в пах - нервные окончания, надеюсь, вполне работоспособные?

Видимо да, потому что пока Роман корчился, я смогла вырваться, добежать до туалета и даже закрыться, протиснув цепь в щели в полу. Не то, чтобы всерьёз полагала, что защёлка его удержит. Просто надеялась, что он хотя бы сюда не станет ломиться.

132.

Когда я вернулась, спальню сначала даже не узнала. Множество белых лилий на коротких стебельках покрывали ровным слоем кровать, ковёр, стулья, тумбочку под телевизором, свисали н экран.

Я отсутствовала пятнадцать минут. Потом сидеть в туалете надоело. Всего за пятнадцать минут…

И что теперь? Где сам Роман?

Не видно - не значит, что нет. Неужели он бы не захотел остаться и посмотреть на мою реакцию?

С другой стороны - зачем? Разве можно подумать, что я растаю и сменю гнев на милость?

Ни за что.

Но цветы - прелесть.

Я с удовольствием улеглась на кровать, приминая душистые стебли. Всегда нравился их запах.

Нет, встать всё-таки придётся. Кнопки ‘убрать лилии с экрана телевизора’ на пульте нет.

133.

– Дюфо, помоги. Я не могу так больше.