Смерть на выбор

От коньяка никто не отказался. От кофе тоже. Десерт же заказал только ливанец. Остальные сослались на и без того сытные порции. Чем еще раз блистательно опровергли легенду о том, что русские много едят. Русские едят значительно меньше, чем завсегдатаи парижского «Максима», лондонского «Филтонс» или нью-йоркского ресторана «Уолдорф-Астория». Скорее всего быль-небыль о чудовищном аппетите обитателей холодной и снежной Московии живет со времен хождения князя Владимира на Херсонес или после посещения сей дальней страны маркизом де Кюстином. В общем, клевета побежденных и в тот, и в другой раз европейцев.

— Но Восток действительно полон загадок, даже сейчас. — Первым опять заговорил бейрутский банкир.

— Кто с этим спорит? — Нина решила не доверять беседу Глебу и придерживаться холодновато-светского тона. По мере возможности соглашаться и ни в коем случае не спорить.

— Странно, здесь в Петербурге тоже чувствуется дыхание Азии, хотя город задумывался как европейский…

— О да! — Великолепная тема: петербургские тайны, а заодно тайны русской души. Говорить об этом можно вечно, горячиться же никто не будет. Оголтелых русопятов среди присутствующих нет.

— Между прочим, город подкидывает такие загадки, такие загадки. Сейчас, например, кинжалы восточные постоянно находят в самых разных местах, — опять заговорил Игорь Караямов, причем впервые не о еде и не о питье.

Нина насторожилась. Не Максимовы ли кинжалы он имеет в виду? Но пока на всякий случай промолчала. Не молчал господин Муса:

— Какие кинжалы?

— А чуть ли не арабские. Не то друзские, не то чеченские, не то еще какие-то. Мне один знакомый рассказывал. И уже не первый случай. Их подкидывают. Кому в сумку сунут, кому в форточку пропихнут…

— Друзы — это Ливан… Занятно… И кто же это делает?

— Никто не знает. Слухи ничего не объясняют. Больше всего, конечно, говорят про чеченцев. Время такое, — охотно ответил партнеру по бизнесу Караямов.

— При чем тут чеченцы? — раздраженно проговорил Глеб. Он впервые слышал про какие-то там кинжалы, но стерпеть очевидный бред не мог.

— Кто ж еще? — не унимался Караямов.

— Кто угодно! Узбеки, туркмены, те же друзы… Ты же востоковед. Придумай сам!

— Это не друзские кинжалы, а йеменские, — не выдержала Нина.

— Джанбии? — Господин Муса вздрогнул, или это только показалось?

— Да, вроде. — Она уже сожалела о сказанном, но слово, как мотылек, уже летело к разгоревшейся свече любопытства.

— Откуда такие сведения? — Ливанец опять был безукоризненно светским и благовоспитанным.

— Слухи… — уклончиво ответила Нина, она вдруг вспомнила причитания и заклинания супруга, молившего никому не рассказывать об их расследовании. Впрочем, Максим опасался конкурента с телевидения, а не араба — любителя восточных редкостей.

— Слухи о джанбии? Да в этом городе не больше пяти человек само слово это знают! От пяти человек слухов не бывает! — справедливо заметил ливанец.

— Я сама не арабист, — принялась открещиваться от резонных выпадов Нина.

— Но вы видели джанбию?

— Да, как-то пришлось…

И тут ей на помощь пришел Глеб:

— Я лично никогда не видел. И какая, собственно, разница — друзский это кинжал или йеменский? Может, их вообще паяют наши умельцы. Блоху подковали, неужто ножик не сварганить?

— Возможно, — живо отреагировал ливанец. — Только зачем вашим ремесленникам делать эти кинжалы? Джанбия — штука ритуальная. Орудие казни.

— Да-а, это меняет дело. — Глеб произнес эти слова, всем своим видом давая понять, что ничегошеньки это не меняет.

— Как сказать… От кого к вам пришли эти слухи? — продолжал расспрашивать ливанец.

Старик Караямов пожал плечами. Нина замерла.

— Или я задаю нескромный вопрос?

— При чем тут нескромность? — Глеб опять почувствовал смятение, овладевшее спутницей, и бросился спасать ее.

Ливанец пристально смотрел на Нину, будто гипнотизировал. Тоже, наследник халдейских магов. Потом словно очнулся, разулыбался, разговорился, начал расспрашивать о том о сем. Опять стал европейцем. Только все равно в воздухе висели подозрительность и недоверие.

Вскоре все начали прощаться. Старик Караямов настоял на том, чтобы гости опять воспользовались его машиной:

— Меня Муса подбросит, вы шофера отпускайте, как не нужен будет. И все равно, Нино, знакомство с супругом с тебя. Мы же старые друзья, а ты таишься.

И в этот раз она отделалась неопределенным кивком. Почему-то не хотелось знакомить Максима со стариком Караямовым. И почему он так пристально интересуется ее жизнью вообще и новым семейным положением в частности? Они — приятели, но не более того. Тогда почему?

Банкир простился молчаливо и грациозно — поцеловал руку даме, отвесил умеренный поклон Глебу. Воспитание и еще раз воспитание, с младых ногтей. Влитое с молоком, втолкованное первыми учителями, это не краткий курс манер и этикета, составленный в Московском государственном институте международных отношений.

Максим лихо затормозил в укромном переулке, возле искомого отделения милиции. И решил оставить машину прямо здесь, под знаком, разрешающим парковку только служебным авто. Чего стесняться, если рядом стоит замухрышистый «жигуленок», не то белый, не то серый? А удобно-то как: до входа в отечественный дворец правосудия районного масштаба два шага. Две секунды.

Дежурный служитель того же правосудия вяло поглядел на журналистское удостоверение и объяснил, как найти кабинет оперативника Филиппова. Даже не поинтересовался, зачем безвестного коллегу ищет популярный журналист.

Максим быстренько протопал по коридору. Дверь в пятый кабинет была закрыта. Глухо слышались голоса. Репортер попробовал подслушать. И ничего не сумел разобрать. Мешала сработанная еще до революции дверь. Не думали тогда о спасении зеленого друга, не жалели древесину.

Ладно, если заняты — отвлекутся. Не каждый день к обычному оперу журналисты ходят. Максим решительно постучал и немедленно вошел. Не ждать же глупого ответа «кто там» или, что еще глупее, «войдите».

И снова — яд в перчатке, стрихнин в пивной кружке, удар под ложечку!