Смерть ради смерти
Шрифт:
– Миша нашел замечательную женщину из секретариата. Он правильно сообразил, что секретариат – это люди, для которых нет секретов. Все бумаги проходят через них, причем не только те, которые пришли из внешних организаций, но и те, которые ходят по министерству из кабинета в кабинет. По резолюциям на этих бумагах сразу видно, кто кому что поручает и как потом дело движется. Даже о намечающихся кадровых перестановках секретариат узнает первым, задолго до того, как вопрос решается. Представьте себе, что, например, какой-то вопрос всегда отдается на проработку определенному сотруднику, который считается наиболее компетентным и давно ведет эту линию. И вдруг ни с того ни с сего этот вопрос поручается совсем другому руководителю, хотя тот, кто занимался этим раньше, не болен и не в отпуске. Что из этого следует? Правильно, что человек впал в немилость и этот
– Почему? – спросил Гордеев, залпом выпивая очередной стакан минеральной воды. Перед ним на столе стояли уже три пустые бутылки из-под нарзана, и он потянулся за консервным ключом, чтобы открыть четвертую. В последнее время он, и без того круглый и пухлый, начал сильно полнеть, и ему посоветовали какую-то немыслимую диету, требующую употребления большого количества минералки.
– Потому что все пятеро наверняка хорошо знакомы с Томилиным. Директор Института, ученый секретарь, заведующий лабораторией – это уж к гадалке не ходи, ведь Томилин является научным куратором Института. Лысаков и Харламов, хоть и не являются руководителями, тоже могут вписаться в этот круг, потому что работают в Институте давно, а Томилин в былые времена частенько там появлялся, когда работал над кандидатской диссертацией. Знать бы, зачем этот неизвестный деятель скрывал результаты испытаний! Это должна быть очень и очень веская причина, ведь посмотрите, сколько усилий он приложил. Нашел, чем заткнуть рот Войтовичу, Томилину голову заморочил, нанял Галактионова, чтобы тот украл для него уголовное дело, а потом его же и на тот свет отправил. Ради научной славы на такое не идут.
– Ну да, не идут! – фыркнул Ольшанский. – А Ирину Филатову ты забыла? Если мне память не изменяет, ее убили как раз из-за диссертации, которую она написала для убийцы, а он ей не заплатил.
– Да нет, Константин Михайлович, там дело в другом было. То есть суть, конечно, была в диссертации, но убийца боялся скандала не из-за научной славы, а из-за того, что он в принципе не мог допустить никакого скандала вокруг своего имени. Там была завязка с очень крупными мафиози, только мы ничего доказать не сумели, – пояснил Колобок Гордеев. – Слушай, Константин Михайлович, у меня сейчас инфаркт сделается вместе с инсультом от таких запахов. Чем твоя хозяйка нас потчевать собирается? Я как ни принюхиваюсь, определить не могу. Вроде рыба, а вроде и нет…
Ольшанский усмехнулся и открыл дверь.
– Нина! – крикнул он. – Зайди на минутку.
Из кухни прибежала раскрасневшаяся Нина в вышитом полотняном фартуке, держа на весу руки, по локоть вымазанные мукой.
– Ниночка, объясни, будь добра, товарищу полковнику, что это у тебя так вкусно пахнет, а то он места себе не находит от любопытства.
– От любопытства или от голода? – улыбаясь, уточнила Нина.
– Пока от любопытства, но скоро и голод схватит его за горло своей костлявой рукой.
– У меня в гриле готовится осетрина, а в духовке – поросенок с гречкой. Наверное, запахи смешиваются и сбивают вас с толку, – деловито пояснила хозяйка. – Через полчаса все будет готово.
Через сорок минут все сидели за нарядно сервированным
столом. Настя с тоской глядела на ароматные дымящиеся блюда и думала о том, что вряд ли сможет проглотить даже маленький кусочек. Она еще не пришла в себя после пережитого вчера ужаса, когда осознала, что трижды чуть не погибла. Нина заботливо подкладывала в ее тарелку самые лакомые куски, Настя благодарно улыбалась, но есть не могла. Нина то и дело бросала на нее озабоченные взгляды, потом не выдержала и сделала ей знак выйти из кухни.– Вы плохо себя чувствуете? – спросила она, оглядывая гостью профессиональным взглядом врача-невропатолога. – Почему вы ничего не едите? Что-нибудь болит?
– Душа, – скупо улыбнулась Настя. – Я две ночи не спала.
– Работали?
– Не столько работала, сколько нервничала и боялась. Меня вчера так прихватило – думала, мозги не соберу. Все плывет, мысли разбредаются, руки трясутся, даже не смогла правильно номер телефона набрать, цифры путала.
– Вас так сильно напугали?
– Очень сильно. Впрочем, может быть, напугали и не сильно, просто я жуткая трусиха.
– Что-нибудь принимали?
– Да у меня нет ничего, все лекарства кончились, как назло.
– А что вы обычно принимаете, когда нервничаете?
– Что-нибудь из бензодиазепинов. Феназепам, тазепам и так далее.
– Понятно, – кивнула Нина. – Я сейчас дам вам две таблетки валиума, положите под язык и прилягте. Пойдемте, я вас уложу в комнате девочек, они не будут вас беспокоить. Полежите буквально полчасика, и вам станет легче. Я вам дам еще две таблетки с собой, одну примите на ночь, другую оставьте про запас, выпьете, если завтра на работе вам станет плохо.
– А что я буду делать послезавтра? – попыталась пошутить Настя.
– А послезавтра я передам вам через Костю целую упаковку. Нашли о чем беспокоиться.
Нина Ольшанская оказалась права, через некоторое время Настя почувствовала себя намного лучше и снова присоединилась к застолью.
– Звонил Коротков, – тут же сообщил ей Гордеев. – У тебя, Стасенька, глаз дурной, как у цыганки. Все пятеро хорошо знают Томилина.
– Так я и знала, – в отчаянии пробормотала она. – Остается последнее средство, которое я приберегала на крайний случай. Если и оно не сработает, тогда придется отступиться и опустить руки. Больше я уже ничего придумать не могу.
Нина Ольшанская давно уже убрала со стола и перемыла всю посуду, а они все сидели втроем в комнате и строили планы реализации «последнего средства».
3
Вечер воскресенья выдался тяжелым и для Игоря Супруна. Он не любил по выходным дням появляться на работе, поэтому вызвал Бойцова на встречу и беседовал с ним в своей машине.
– Твоя Каменская, которую, видите ли, обманывать нельзя, водит тебя за нос, как мальчишку, – заявил он, едва Вадим подъехал и пересел в машину к начальнику. – Дело Войтовича вовсе не сгорело, никакого пожара в здании УВД не было. А вот следователь, который вел это дело, сейчас имеет крупные неприятности, потому что у него из кабинета пропали четыре уголовных дела. И как раз в то время, когда якобы случился этот пожар. Улавливаешь? Зачем наши доблестные милицейские друзья вешают лапшу на уши всему Институту и рассказывают про пожар, которого не было?
– Но это совершенно понятно, – возразил Бойцов. – Зачем же им оповещать широкую общественность о том, что у них следователи безалаберные? Они честь мундира берегут, и я их за это не осуждаю. Не вижу повода для беспокойства, Игорь Константинович.
– Ах, не видишь? Тогда скажу тебе больше. Они заявили в Институте, что проверяют условия хранения ядовитых веществ потому, что в минувшем году в Москве прошла серия отравлений цианидом. Так вот, и это тоже вранье. В прошлом году был только один случай убийства при помощи отравления цианидом. Только один, ты понял? И что же, из-за одного случая они проверяют все городские предприятия, где есть синильная кислота? Ты можешь в это поверить?
– А почему нет? – пожал плечами Бойцов. – Что в этом незаконного? Нормальная работа по раскрытию убийства.
– Сейчас, разбежался, – презрительно фыркнул Супрун. – Такую проверочную работу проводят, если убит кто-то очень влиятельный, крупная фигура. А этот? Начальник кредитного отдела банка, только и всего. У нас этих банков сейчас как собак нерезаных. Институт к этому банкиру никакого отношения не имеет, так зачем они врут про серию отравлений?
– Получили указание, поэтому и врут. По-моему вы ищете подвох там, где его нет.