Смерть Рыцаря

Вильгельм строго кивнул.

— Почему?

— Она посвящена магии мёртвых. И, так скажем, содержание её настолько тревожное, что о ней запрещено даже говорить, не то что читать, — сказал он и остановился, явно не желая продолжать тему.

Мария подождала его, не хотела переспрашивать ещё раз. С тех пор как она стала королевой, ей никто не отказывал в вопросах и в просьбах. Это было в новинку, спустя столько лет.

— Тогда зачем эта книга находится здесь? Сожгите её и дело с концом. Зачем храните, зачем выставляете в зал?

— В том то и дело, — смотрел он на Марию ещё строже, чем говорил. Она почувствовала себя маленькой девочкой, провинившейся перед дедушкой. — Эта книга храниться под замком, в специальной комнате куда никого не пускают.

— И что вы мне говорите? Что мой шестилетний сын пробрался в эту охраняемую комнату, обойдя каким-то образом замок, украл книгу и этого никто не заметил? Я думаю, мне стоит поговорить с моим мужем о вашей безалаберности.

Марию поразилась тому, с какой легкостью она смогла пригрозить королём. Она всегда боролась за право постоять за себя без чьей-то помощи. Как женщина, как королева, а не жена короля. Именно так на неё сейчас и смотрел Вильгельм — как на жену короля. Как на дуру, оказавшуюся в нужном месте, в нужное время, там, в поле, кружа в чудесном платье.

Она думала о том дне, когда впервые встретила Якова. Если бы он знал, какой сын у них родился, остановил бы карету? Полюбил бы он её? Обещал бы, говорил бы те слова, что шептал, заставляя чувствовать безопасность, заботу и любовь? Она не могла ответить на эти вопросы. А может, и не хотела.

— Это ваш сын, я понимаю. Вы его любите, должны любить. Но вы также должны видеть его необычные способности. Я думаю, он способен на большее, чем украсть книжку из охраняемой комнаты.

Мария волевым усилием вытащила себя из раздумий. Она воспроизвела в голове то, что сейчас сказал Вильгельм, чтобы не переспрашивать смысл его слов.

— Да, вы правы, я вижу в нём многое. И иногда, одно перевешивает другое. И я не говорю про рог, — быстро прояснила она, — я про его повадки, его слова. Я не чувствую его, как своего. Как это может быть? Будто не я его родила, а просто привела в этот мир.

Вильгельм положил руку на чёрную книгу. Смотрел на неё и поглаживал. Он решал, что ему дозволено говорить, а что нет.

— Вы не одна. Помните это. Он наследник короля, он необычный. Мы следим за ним, — сказав последние слова, он поднял голову и встретился взглядом с Марией. Она поняла этот взгляд. Видела его у других. Но не с таким страхом и одновременно сожалением в глазах. Этот взгляд означал: «Я не могу вам сказать ничего больше, приказ короля».

Мария придвинула стул, положила руки на стол и опустила голову.

— Я никогда не читала про королей с рогами. Не слышала и про королей, с интересом к магии мёртвых. Я знаю — Леонард не станет королём. Его запрут в башне, далеко отсюда или ещё хуже. А ближайшие родственники Якова будут сражаться за престол.

— Времена меняются, что было тогда — одно, сейчас — другое.

Мария подняла голову на Вильгельма. На её лице — вызов, усмешка.

— Вы сами не верите в то, что говорите. Вы знаете историю лучше меня. Можете найти общее. История всегда повторяется. Всё меняется, но Власть — нет. Власть и глупость народа. Рука об руку, всегда те же, идут вперёд, в будущее.

— Я надеюсь в вашем сыне присутствует хоть щепотка вашей мудрости.

Мария встала.

— Скажите мне, вы готовы к моему сыну? Я боюсь…меня предупредили, я не буду говорить кто и как, иначе вы сочтёте меня совсем сумасшедшей, но мне было сказано не рожать дитя. А если рожу — убить его. Это сказано было мне у двух камней на холме. Иначе Воларис падёт. Я попыталась забыть тот день, как страшный сон. Но теперь и не знаю, что думать. Рог становиться всё больше…и эта книга на мертвом языке про мёртвую магию. Вильгельм, скажите мне, если что-то пойдёт не так, сможете ли вы остановить Леонарда?

— Как только ваш сын родился, и мы узнали о его особенности, с тех пор, каждый мой день посвящён ему. Оставшуюся жизнь я проведу здесь, готовясь ко дню, о котором буду молиться по ночам, чтобы он не настал.

Глава двадцать четвертая

— Каков он, Воларис?

— Что ты имеешь в виду?

Мария вместе с Галахадом поднимались к холму.

— Я к тому, — отвечала Мария, — что это наш последний шанс погадать. Попытаться представить, что из себя представляет Воларис. Совсем скоро мы будем знать ответ.

— Тогда ты первая мне скажи. Каков он, Воларис?

— Честно говоря, я представляю что-то ужасное. Ужасно-умирающее. Тёмное при тёмное, ещё темнее, чем здесь, на границе.

— Тогда как же мы его разглядим, всё его величие? — подыграл рыцарь.

— Не знаю, — Мария пожала плечами, — а ты что думаешь? Каков он, Воларис?

Галахаду было сорок пять лет. В отличие от Марии, у него было достаточно времени, чтобы представить себе королевство Воларис. Столько времени, что можно было стирать одно представление за другим. Одно за другим.

— Я много мест повидал в своей жизни. И так получалось, что представления о тех местах, до моего визита, у меня складывались худо, скудно что ли. С Воларисом, наверно, будет так же. Когда я представляю его, то думаю о времени прошедшем. О застрявших людях. Они вдали от своих семей. Никогда не увидят, как подрастают дети. Они всегда будут теми молодыми идиотами, что решили стать героями. О них я вспоминаю в первую очередь, представляя Воларис.

— А что насчёт тех, кто здесь родился, кто здесь жил?

— А их мне жаль ещё больше. У них не было выбора, кроме как сгинуть по случайности, по ошибке. В детстве я думал об этом месте примерно так же, как ты сейчас. Тёмное, опасное пристанище неизведанного. Теперь же я вижу несправедливость. Я вижу в этом глупость доверия судьбе или богам, которым поклоняемся. Я вижу хрупкость жизни. Для обычного человека она бесценна. Для сил вне этого мира целое население королевства — ничто.

Мария почесала макушку.

— Не думаю, что я это спросила. Но как знаешь. Я вот не могу представить несправедливость в виде города.

— Тебе и не нужно. И мне больше тоже.

Из-за холма показался город…

Оба были отчасти правы. Город, окружённый каменной стеной, простирался почти на весь горизонт и выглядел как чёрное пятно на белом полотне художника. Как огромная клякса. Но даже в таком положении, Воларис, со своими длинными узкими башнями, торчащими высоко из-за стен, не растерял ещё всю свою красоту. Как стареющая дева, как хромой воин, он пытался доказать обратившим на него взор, что он всё тот же, прежний, каким был так давно. Больной город, обезвоженный, вдали от солнца, вопреки злу — хотел устоять.