Смерть Сталина
Шрифт:
Амаяк Маркарович Назаретян после Гражданской войны был вторым секретарем Кавказского бюро ЦК, которым руководил Орджоникидзе. Он и рекомендовал Назаретяна Сталину. В 1922 году Назаретяна утвердили первым помощником генерального секретаря ЦК и заведующим бюро секретариата ЦК. Под началом Назаретяна работали остальные помощники Сталина – Иван Павлович Товстуха, Григорий Иосифович Каннер, Лев Захарович Мехлис.
Назаретян, судя по отзывам знавших его людей, вполне справлялся с работой. Но, видимо, был слишком самостоятелен и, главное, не выказал личной преданности, которую Сталин более всего ценил в окружавших его работниках. Через два года Сталин отправил его назад в родной Тифлис, назначив вторым секретарем
Сталин преобразил партийный аппарат.
Дмитрий Андреевич Фурманов, в Гражданскую войну комиссар Чапаевской дивизии, восславивший Василия Ивановича, 23 апреля 1925 года записал в дневнике восторженные впечатления от посещения ЦК:
«Сами мраморные колонны скажут тебе, что дело здесь крепкое. Туго двери открываются в Цеку: всей силой надо приналечь, чтоб с воли внутрь попасть. Вошел. Два вечных – днем и ночью – два бессменных, очередных часовых: ваш билет? Нет? Пропуск. Потрудитесь взять у коменданта. Обращение рассчитано на международные визиты: самому покойнику Керзону не к чему придраться. И думаю я: «Это наши-то, сиволапые? Ну и ну!»
Пропуск-билет провел меня сквозь строй. Я у лифта. Забились втроем в кабину и промеж себя:
– Вам куда? А вам? А вы, товарищ? Я в агитпроп; я в отдел печати…
Или не попал я в ящик – мчу по массивным лестницам скоком, бегом, лётом, пока не смучаюсь на четвертом этаже…
Я забираюсь все выше, выше – мне надо на шестой этаж. Миную агитпроп, отдел печати, приемную секретарей ЦК – там тишина изумляющая. Дохожу. Пройду по коридорам, где ковры, где такая же, как всюду, тишь и чистота. Да, ЦК – это штука! Это настоящая и сильная штука! Какая тут мощь – в лицах, в походи, в разговорах, в самой работе, во всей работе этого гиганта, этого колосса-механизма! Какая гордость и восторг охватывают тебя, когда увидишь, услышишь, почувствуешь эту несокрушимую мощь своего штаба. Идешь и сам могучий в этом могущественном приюте отчаянных, на все решившихся людей, не дорожащих ничем – ничем не дорожащих ради того, чтоб добиться поставленной цели. Да, это дело. Это штука.
Здесь не пропадешь – тут воистину в своем штабе! Эх, ЦК, ЦК: в тебе пробудешь три минуты, а зарядку возьмешь на три месяца, на три года, на целую жизнь…»
Фурманов писал это искренне, безо всякой иронии. Он восторгался новым партийным штабом.
Став генеральным секретарем ЦК партии, Сталин быстро овладел основными механизмами управления и сделался совершенно незаменимым человеком. Именно поэтому он вскоре стал позволять себе дерзить и возражать Ленину.
Уверенный в себе Ленин до определенного момента не обращал на это внимания. Сталин ему нравился – твердый, решительный, последовательный. Неслучайно Ленин именно Сталина поставил на пост генерального секретаря, когда в апреле 1922 года пленум ЦК учредил эту должность. Владимир Ильич полагал, что подыскал себе нового помощника, исполнителя его личных поручений, какими были предыдущие секретари ЦК – Яков Свердлов, Николай Крестинский, Вячеслав Молотов.
Даже став генеральным секретарем, Сталин не был первым человеком в партии. При Ленине в чиновничьей иерархии он занимал третье место – после Ленина и Троцкого. Об этом свидетельствует рассылка партийных и правительственных документов. Скажем, на секретных материалах Главлита (цензура) значилось: «Настоящий бюллетень разослан следующим товарищам: 1. Тов. Ленину. 2. Тов. Троцкому. 3. Тов. Сталину. 4. Тов. Каменеву…»
Ленин исходил из того, что секретариат ЦК – это технический орган. Собственных решений секретариат не принимал. И выбирали в секретари ЦК неамбициозных исполнителей.
Но в Сталине Владимир Ильич сильно ошибся. Сталин быстро вошел во вкус государственной работы. Он с самого начала оценил значение секретариата и оргбюро ЦК, которые ведали кадрами –
а «кадры решают все». Судьба и карьера любого чиновника в стране зависела от аппарата ЦК. Избрание местных партийных секретарей прекратилось. Голосование стало формальностью – секретарей присылал из Москвы Сталин.В одном из писем Лазарю Моисеевичу Кагановичу он объяснил один из постулатов успеха в политике:
«Нельзя зевать и спать, когда стоишь у власти!»
Сталин завоевал сердца провинциальных партийных чиновников своей программой, против которой выступали Ленин и Троцкий, – поставить партию над государством, всю власть в стране передать партийному аппарату.
В какой-то момент Ленин спохватился, увидев, что Сталин не просто ведет самостоятельную линию, а прямо действует против Владимира Ильича. Старые соратники Зиновьев и Каменев, плохо разбиравшиеся в людях, тогда уговаривали Ленина: Сталин еще молодой, мы все уладим… Он имел дело с политическими детьми, как выразился один историк, с людьми, которые не понимали, что такое политика. И они считали Сталина посредственностью!
Сталин с необыкновенной легкостью менял свои принципы, отказывался от вчерашних убеждений, заводил интриги, натравливал своих соперников друг на друга. Он заключил союз с Зиновьевым и Каменевым, чтобы убрать Троцкого. Он вступил в союз с Бухариным и Рыковым, чтобы избавиться от Зиновьева и Каменева. Он обратился к старым членам ЦК, чтобы свалить Бухарина и Рыкова, а потом их всех расстрелял.
И мало кто тогда мог распознать истинный характер Сталина, хотя, казалось бы, все было на поверхности.
Военный моряк Федор Федорович Раскольников, сыгравший большую роль и в революции, и в Гражданской войне, в мирное время стал дипломатом.
«Вскоре после моего возвращения из Афганистана, зимой 1923–1924 годов, – писал Раскольников, – когда я жил в наркоминдельском особняке, я как-то вечером вернулся домой.
– Вам звонил товарищ Сталин. Он просил вас приехать в Кремль, – передал мне служитель.
Я тотчас же вытребовал из автобазы Наркоминдела дежурную машину, сел на промерзшее клеенчатое сиденье и поехал в Кремль. Сталин жил, как Робеспьер, с пуританской простотой и нетребовательностью в маленьком двухэтажном выбеленном домике, прислонившемся к крепостной стене, около Троицких ворот.
Квартира Сталина была на втором этаже. В небольшой столовой сидели Сталин и Буденный. Сталин взял со стола бутылку кавказского хереса и налил мне полный стакан.
– Спасибо, Иосиф Виссарионович. Я водки не пью, а вино пью, – поблагодарил я гостеприимного хозяина.
– Я тоже не пью водки, – ответил он и начал подробно расспрашивать меня об Афганистане, который, как все страны Востока, его очень интересовал.
Когда я рассказал ему о смерти в Кабуле турецкого политического деятеля Бедрибея, который, по слухам, был отравлен, то Сталин лукаво подмигнул Буденному, который молча пил херес, и сказал:
– Видите, как там кончаются дискуссии.
Буденный взглянул осоловелыми глазами и кивнул головой. В то время была в разгаре дискуссия с троцкизмом. Я спросил мнение Иосифа Виссарионовича о перспективах дискуссии.
– Все перемелется – мука будет. Вот именно мука, – сказал Сталин и, сморщив нос, беззвучно расхохотался, обнажив крупные, здоровые, сильные зубы хищного зверя».
Искусство быть вождем
Сталин расширил состав ЦК за счет своих сторонников с мест и превратился в хозяина партии. Это был один из главных его лозунгов – обновление руководства партии за счет партийного молодняка. Высшие должности занимали люди, которые своим восхождением были обязаны не собственным заслугам, а воле Сталина. Они боготворили его. Молодые партийные секретари помогли Сталину избавиться от старых большевиков.