Смерть Сталина

Во время торжественного обеда Сталин тридцать раз поднимался с места, чтобы выпить за здоровье присутствующих русских. Первыми тоста удостоились народные комиссары – Молотов, Берия, Булганин, Ворошилов, Микоян, Каганович… Затем он перешел к генералам. Сталин торжественно называл пост, занимаемый каждым из них, и отмечал его заслуги. Обращаясь к главному маршалу артиллерии, он воскликнул:

– Воронов! За твое здоровье! Тебе поручено развертывать на полях сражений наши орудия всех систем и калибров. Благодаря этим орудиям мы громим врага. Действуй смелее! За твои пушки!

Обращаясь к главнокомандующему военно-морским флотом:

– Адмирал Кузнецов! Люди еще не знают всего, что делает наш флот. Терпение! Настанет день, и мы будем господствовать на морях!

Авиаконструктору Яковлеву:

– Я приветствую тебя! Твои самолеты очищают небо. Но нам их надо еще намного больше и чтобы они были получше. Дело за тобой!

Дойдя до Новикова, командующего авиацией, сказал:

– Это ты используешь наши самолеты. Если будешь использовать их плохо – должен знать, что тебя ждет.

Указав пальцем на одного из присутствующих, заметил:

– А вот начальник тыла. Он обязан доставлять на фронт материальную часть и людей. Пусть постарается делать это как следует! Иначе он будет повешен, как это делается в нашей стране.

Заканчивая тост, Сталин кричал тому, кого называл:

– Подойди!

Тот торопливо подходил к Сталину, чтобы чокнуться с ним.

В какой-то момент Сталин вдруг сказал:

– Ох уж эти мне дипломаты! Какие болтуны! Есть только одно средство заставить их замолчать – расстрелять из пулемета. Булганин, сходи-ка за пулеметом.

И вдруг, заметив рядом с собой Подцероба, переводчика, который присутствовал при всех беседах и переводил каждую реплику, Сталин, нахмурившись, сказал ему:

– Ты слишком много знаешь! Мне очень хочется отправить тебя в Сибирь.

«Вместе с моими спутниками, – пишет генерал де Голль, – я вышел. Обернувшись на пороге, я увидел Сталина, в одиночестве сидевшего за столом. Он снова что-то ел».

Лазарь Моисеевич Каганович говорил поэту Феликсу Чуеву: «Его надо брать по временам, по периодам, разный он был. Послевоенный – другой Сталин. Довоенный – другой. Между тридцать вторым и сороковым годами – другой. До тридцать второго года – совсем другой. Он менялся. Я видел не менее пяти-шести разных Сталиных».

В те годы Сталин даже не верил в покушения на свою жизнь. В конце лета 1933 года он отправился отдыхать на юг, взял с собой Ворошилова и Жданова.

25 августа вечером поезд привез их в Сочи, и на машине они двинулись на дачу «Зеленая роща» около Мацесты. Они не успели выехать из города, как на «Бьюик», в котором сидели Сталин и Ворошилов, налетел грузовик. Сотрудники личной охраны вождя из оперативного отдела ОГПУ, находившиеся в другой машине, стали стрелять. Но не попали. Водитель грузовика убежал. Как потом выяснилось, он был просто пьян и не справился с управлением.

Это была первая неприятность, случившаяся со Сталиным в отпуске. 23 сентября 1933 года (Сталин уже перебрался на другую дачу – «Холодная речка» возле Гагр) вождя на катере «Красная звезда» рано утром повезли на пикник, который устроили на мысе Пицунда. Когда возвращались назад, катер обстреляли с берега из винтовки. Но никто не пострадал.

Расследованием руководил срочно приехавший из Тбилиси первый секретарь Закавказского крайкома партии Лаврентий Павлович Берия. Его сопровождал начальник управления пограничной охраны и войск ГПУ в Закавказской Федерации Сергей Арсеньевич Гоглидзе, потому что виноваты были пограничники.

Выяснилось, что пограничный пост с заставы «Пицунда» не был предупрежден о появлении катера, и наряд действовал по инструкции. Командир отделения Лавров проявил бдительность и произвел, как положено по уставу, три предупредительных выстрела по неизвестному катеру.

Даже трудно теперь поверить, что в тот момент Сталин спокойно отнесся к этой истории и никого в заговоре не заподозрил. Нужды не было. Каганович из Москвы телеграфировал: «Очень обеспокоен случаем с катером. Никаких сведений, кроме самого факта, мы не имеем». Сталин ему даже не ответил. Его в тот момент волновали поставки хлеба на Северный Кавказ.

Дорога к власти не была простой. В двадцатые годы члены политбюро чувствовали себя уверенно и самостоятельно, спорили со Сталиным, иногда не принимали его предложения. Для них Сталин еще не был вождем, а был первым среди равных. Ему приходилось считаться с их мнением, договариваться с ними.

Весной 1933 года Сталин писал популярному драматургу Александру Николаевичу Афиногенову, который просил прочитать его новую пьесу «Ложь»: «Зря распространяетесь о «вожде». Это не хорошо и, пожалуй, неприлично. Не в «вожде» дело, а в коллективном руководителе – в ЦК партии».

После изгнания Троцкого главной проблемой для Сталина был Алексей Иванович Рыков, член политбюро и глава правительства, уважаемый и влиятельный человек. Выходец из крестьянской семьи, русский Рыков многим представлялся более подходящей фигурой для руководства Россией. Сталин несколько лет подкапывался под Рыкова, пока не убрал его.

Вот когда члены политбюро превратились просто в подручных, Сталин и переменился. Исчезла необходимость быть веселым и привлекательным. Больше не надо было завоевывать ничьи сердца, достаточно было держать их в страхе, сажая их жен или помощников.

По мере того как Сталин становился единоличным правителем, ему стали приписывать бесчисленные достоинства. Восхищались тем, что он выдвигал молодых – и сразу в наркомы и генералы. И вот каких людей выдвинул – Косыгина, Устинова, Малышева!.. При этом забывали, что на одно удачное выдвижение было два десятка неудачных, когда выдвиженцы Сталина разваливали дело.

За первые полгода Великой Отечественной на должности командующих фронтами сменилось двадцать восемь человек. Сталин отчаянно искал генералов, способных остановить немецкое наступление. Каждый третий командующий фронтом был сталинским любимцем из Первой конной армии: Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Тюленев, Черевиченко, Рябышев… Все они, не имея ни военного таланта, ни образования, проваливали одну операцию за другой и едва не погубили страну.

Еще одна характерная черта Сталина как прирожденного политика состояла в том, что он преспокойно расставался даже с недавними фаворитами.

Он считал себя хорошим психологом, очень доверял своим чувствам и эмоциям.

Хрущев вспоминал, как в июне 1937 года арестовали Николая Кирилловича Антипова, заместителя председателя Совнаркома и главу Комиссии советского контроля:

«Мне позвонили от Сталина и сказали, чтобы я немедля ехал в Кремль, там гуляет сам, и он вызывает вас. Приехал я в Кремль и вижу: гуляет Сталин с Молотовым. Тогда в Кремле только что парк сделали, дорожки проложили. Подошел к Сталину. Он смотрит на меня и говорит: