Смерть травы. Долгая зима. У края бездны

Анна положила руки им на плечи.

– Что мне нравится в долине, – сказала она, – так это высокий класс деревенских комплиментов. Дэвид, ты действительно хочешь знать, почему ты не женишься?

– Он говорит, что у него не хватает времени, – сказал Джон.

– Ты просто гибрид, – объявила Анна, – в тебе достаточно от фермера, чтобы считать жену своей собственностью, но, будучи новомодным типом с университетским образованием, ты с изяществом испытываешь от этого чувство неловкости.

– И как же по-твоему я буду обращаться со своей женой? – спросил Дэвид, – впрягу ее в плуг, если сломается трактор?

– Все зависит от жены, сможет ли она с тобой справиться.

– Скорее всего, она сама впряжет тебя в плуг, – засмеялся Джон.

– Тебе придется подыскать мне такую милашку. У тебя ведь есть приятельницы, способные справиться с Уэстморлендской твердыней?

– Слушай, – сказала Анна, – сколько уже было таких попыток?

– Брось! Они все были либо плоскогрудые дивы в очках, с грязными ногтями и «Нью Стэйтмэн» подмышкой, либо особы в твидовых костюмчиках нелепых цветов, нейлоновых чулках и туфлях на высоких каблуках.

– А как насчет Нормы?

– Норме, – ответил Дэвид, – очень хотелось понаблюдать за случкой жеребца и кобылы. Она, вероятно, считала это чрезвычайно интересным и полезным опытом.

– Ну что же тут плохого для фермерской жены?

– Не знаю, – сухо ответил Дэвид. – Но это шокировало старого Джесса. Наши понятия о приличиях отличаются от общепринятых, хотя, может, они и смешны.

– Я как раз об этом и говорила, – сказала Анна, – ты еще недостаточно цивилизован и всю жизнь проживешь холостяком.

Дэвид усмехнулся:

– Хотелось бы знать, можно ли надеяться, что Дэви когда-нибудь спасет меня от окончательной деградации?

– Дэви собирается стать архитектором, – сказал Джон. – Ты бы видел чудовище, которое я сейчас помогаю ему строить.

– Дэви сделает так, как сочтет нужным, – заметила Анна. – А пока, мне кажется, он готовится стать альпинистом. А Мэри? О ней вы забыли?

– Не представляю Мэри архитектором, – сказал Джон.

– Мэри выйдет замуж, – добавил Дэвид, – как любая женщина, которая чего-нибудь стоит.

Анна изучающе посмотрела на них:

– Вы оба настоящие дикари. По-моему, все мужчины такие. Только у Дэвида налет цивилизованности почти совсем облупился.

– Что плохого в том, если я считаю замужество само собой разумеющимся для женщины? – спросил Дэвид.

– Я не удивлюсь, если Дэви тоже женится, – сказала Анна.

– В университете я знал одну девушку из Ланкашира. Она сбежала от своего отца в четырнадцать лет, и ей было совершенно все равно, куда бежать. Училась она лучше всех нас, но, так и не закончив курс, вышла замуж за американского летчика и уехала с ним в Детройт.

– И поэтому, – заметила Анна, – теперь вы не представляете для своих дочерей иной судьбы, кроме неизбежного замужества за американским летчиком из Детройта.

Дэвид улыбнулся:

– Что-то вроде этого.

Анна сердито взглянула на него, но удержалась от комментариев. Некоторое время они молча шли вдоль берега реки. Стоял теплый майский день. По лазурному небесному пастбищу неспешно брели облака. В долине всегда как-то по-особенному ощущалось небо, словно обрамленное окружающими ее холмами.

– Какая мирная, спокойная земля! – воскликнула Анна. – Тебе повезло, Дэвид!

– Оставайтесь, – предложил он. – Нам нужны лишние руки – ведь Люк болеет.

– Мое чудовище зовет меня, – сказал Джон. – Да и дети не станут делать задание на каникулы, пока они здесь. Боюсь, нам придется вернуться в Лондон в воскресенье, как намечали.

– Такие богатства вокруг! Посмотрите на все это, а потом вспомните о несчастных китайцах.

– Ты слышал какие-нибудь новости перед отъездом?

– Увеличилось количество судов с зерном из Америки.

– А что слышно из Пекина?

– Официальных сообщений нет. Но похоже, Пекин в огне. А в Гонконге пришлось отражать атаки на границе.

– Очень благородно, – насмешливо произнес Джон. – Вы когда-нибудь видели старые фильмы о кроличьей чуме в Австралии? Изгороди с колючей проволокой в десять футов высотой, и кролики – сотни, тысячи кроликов. Сгрудившись возле заграждения, они давят на него, напрыгивая друг на друга, пока в конце концов, не перелезут через изгородь, или она сама не рухнет под их тяжестью. То же самое сейчас творится в Гонконге. Только, давя друг друга, через изгородь перелезают не кролики, а человеческие существа.

– По-твоему, это также плохо? – спросил Дэвид.

– Намного хуже. Кролики движимы только слепым инстинктом голода. А люди обладают разумом, поэтому, чтобы остановить их, придется приложить гораздо больше усилий. Я думаю, патронов для ружей у них предостаточно, но, если бы даже их было мало, ничего бы не изменилось.

– Думаешь, Гонконг падет?

– Уверен. Давление будет расти до тех пор, пока не уничтожит его. Людей можно расстреливать с воздуха из пулемета, бомбить, поливать напалмом, но на месте каждого убитого тут же окажется сотня из глубинки.

– Напалм! – воскликнула Анна. – Нет!

– А что же еще? Для эвакуации всего Гонконга нет кораблей.

– Но ведь в Гонконге нет достаточного количества продуктов, и, если они действительно захватили его, им придется вернуться, не солоно хлебавши.

– Верно. Но что это меняет? Люди умирают от голода. В таком положении человек способен на убийство из-за куска хлеба.

– А Индия? – спросил Дэвид, – Бирма и вся остальная Азия?

– Бог знает. В конце концов, они получили какое-никакое предупреждение на примере Китая.

– Как же они надеются сохранить это в тайне? – спросила Анна.

Джон пожал плечами.

– Они отменили голод с помощью закона – помнишь? И потом, в начале все выглядит просто. Вирус был изолирован в течение месяца, когда уже поразил рисовые поля. Ему даже придумали изящное название – вирус Чанг-Ли. Все, что от них требовалось, – найти способ уничтожить вирус, сохранив растение, либо вывести вирусоустойчивую породу. И, наконец, они просто не ожидали, что вирус начнет распространяться так быстро.