Смерть в Берлине. От Веймарской республики до разделенной Германии

Рис. 6.1. Кладбище в Айхкампе, 1950. Большинство могил обозначено очень просто, при помощи самодельных крестов. Расположенные рядом с берлинской торговой ярмаркой, в 1952 г. тысячи могил в Айхкампе были выкопаны, а их содержимое перезахоронено в других местах. Фотограф – Вилли Кьель; изображение – Landesarchiv Berlin, Fotosammlung.

Похоже, именно соседство тысяч военных могил с ярмарками и футбольными полями так сильно раздражало некоторых наблюдателей. Разлад другого рода вносили западноберлинские власти, пытавшиеся эксгумировать тела; говоря об Айхкампе как об «импровизированном кладбище» (Behelfsfriedhof), они намеренно воскрешали в памяти стыд, хаос и беспорядок, связанные с экстренными захоронениями 1945 г. 819 . Вскоре неуместность Айхкампа стала еще более очевидна: на международной ярмарке 1951 г. в Мессе не хватило места, поэтому Австрии, Бельгии и Швейцарии предоставили временные павильоны. В результате иностранные партнеры – представители этих стран заявили чиновникам, что больше на таких условиях они участвовать не будут 820 . Вопрос об Айхкампе стал еще более трудным и более противоречивым, поскольку затронул возникшее у Западного Берлина и Западной Германии чувство муниципальной и национальной гордости – в момент, когда и тот, и другая старались реабилитироваться на международной арене. Кроме того, конфликт вокруг Айхкампа был также частью спора о том, что значит создать «новый Берлин» и как понимать новую нацию в контексте вполне реальных и видимых напоминаний о старом.

819

См.: SvSe 6210/0/5. Durchschrift, Abt. Verkehr und Betriebe – Abt. Bau – und Wohnungswesen. 3 нояб. 1950 г.

820

См.: SvSe 6210/0/5. Berliner Ausstellungen – Senator Dr. Mahler, Abt. Bau – und Wohnungswesen, betr.: Notfriedhof am Messegel"ande. 6 нояб. 1951 г.

Со своей стороны, айхкампские семьи решительно отказывались разрешать городу вскрыть могилы 821 . Поскольку в 1944 г. кладбище было открыто официально, с правовой точки зрения его ликвидация могла затянуться. Тон городского правительства в переписке с семьями стал морализаторским; открыто говорилось о сохранении «достоинства» могил. «Какое ощущение диссонанса, и вполне закономерное, возникнет у населения, когда, например, придется создать парк развлечений в непосредственной близости могил, – говорили чиновники в письме к Элли Бартель. – С этой недопустимой ситуацией нужно будет что-то делать, и потом, умершие получат подобающее место покоя <…> и вы обретете утешение, зная, что у вашего [брата] есть постоянное и достойное место покоя» 822 . Представляя свою позицию по демонтажу кладбища как этическую – в сущности, как вполне уважительную по отношению к умершим, – городские власти все же давали понять, что могилы 1945 г. не совсем уместны для проекта по реконструкции Западного Берлина.

821

См.: SvSe 6210/0/5. Abschrift, Bezirksamt Charlottenburg, Abt. Bau – und Wohnungswesen, Gartenbauamt, – Magistrat von Gross-Berlin, Abt. Bau – undWohnungswesen, Hauptamt f"ur Gr"unfl"achen und Gartenbau, Friedhofs – und Bestattungsamt. 20 сент. 1949 г. Документы, касающиеся создания кладбища в Айхкампе, см. в: LAB C Rep 110/168 и 110/168 – 1.

822

SvSe 6210/0/5. Magistrat von Gross-Berlin – Elli Bartel, betr.: Aufhebung des Friedhofs Eichkamp. Дата не указана.

Не разубежденные айхкампские семьи продолжали энергично доказывать свою точку зрения всякому, кто был готов их выслушать. В Поминальное воскресенье 1951 г. они обратились к пастору, проводившему мемориальные службы в Айхкампе, с просьбой выступить в их пользу в Берлинском сенате 823 . Как объяснял сенату представитель Союза берлинских синодов в январе 1952 г., больше всего семьи беспокоятся о том, что многих умерших хоронили без гробов, и это сделает эксгумацию «безответственной и нечестивой» 824 . Несмотря на эти опасения, в начале 1952 г. Сенат продолжил осуществление своего плана. Оставив попытки договориться с семьями, он издал специальный закон, сделавший возможной ликвидацию кладбища 825 . К марту 1952 г. эксгумация в Айхкампе шла полным ходом 826 . Останки перенесли в Рулебен, на недавно созданное кладбище в западных предместьях Берлина (см. Рис. 6.2). Участок обозначили крестом и мемориалом из трех известняковых колонн, которые должны были обозначать, не вполне ясным образом, «веру, любовь и надежду» 827 . К 1 июня 1952 г. началось расширение Мессе 828 .

823

См.: SvSe 6210/0/5. Berliner Stadtsynodalverband – Senat von Gross-Berlin, Hauptamt f"ur Gr"unplanung. 5 янв. 1952 г. После 1 октября 1950 г. Западный Берлин имел статус Land. Согласно этому политическому обозначению он управлялся сенатом во главе с правящим мэром. То есть начиная с октября 1950 г. Западным Берлином управлял уже не магистрат, а сенат.

824

SvSe 6210/0/5. Berliner Stadtsynodalverband – Senat von Gross-Berlin, Hauptamt f"ur Gr"unplanung. 5 янв. 1952 г.

825

См.: SvSe 6210/0/5. Vfg. An das Bezirksamt Charlottenburg, Abt. Bau – und Wohnungswesen, Friedhofsamt. 15 янв. 1952 г.

826

См.: SvSe 6210/0/5. Bezirksamt Charlottenburg, Abt. Bau – und Wohnungswesen, Gartenbauamt – Senator f"ur Bau – und Wohnungswesen, 20 мая 1952 г. См. также: Umbettung began // Berliner Anzeiger. 14 марта 1952 г.; 4000 Tote werden umgebettet // Die neue Zeitung. 15 марта 1952 г.

827

SvSe 6210/0/5. Vfg. an das Bezirksamt Charlottenburg, Abt. Bau – und Wohnungswesen, Gartenbauamt. 9 июня 1952 г.

828

См.: SvSe 6210/0/5. Bezirksamt Charlottenburg, Abt. Bau – und Wohnungswesen, Gartenbauamt – Senator f"ur Bau – und Wohnungswesen. 20 мая 1952 г.

Рис. 6.2. Открытие нового кладбища в Рулебене, авг. 1952 г. Множество берлинцев вышли посмотреть на освящение кладбища, куда были перемещены могилы из Айхкампа. Фотограф – Герт Шютц; изображение – Landesarchiv Berlin, Fotosammlung.

Так завершился мучительный эпизод ранней истории Западного Берлина, и мы можем по-разному расценить его значение для современников. Разрыв, который усматривали некоторые между модернизирующимся, расширяющимся и восстанавливающимся городом и следами проигранной войны, говорит о том, что, по крайней мере отчасти, стремление убрать айхкампские могилы коренилось в попытке «приручить», «одомашнить» опыт войны, переместив ее самые заметные и мучительные следы в более укромное место. В этом смысле победа городских властей в Айхкампе подтверждает мнения разных комментаторов, от Арендт до Зебальда и с 1950-х гг. по сегодняшний день, что восстановление – во всех многочисленных смыслах, которыми оно было нагружено, – жители Западной Германии ставили выше, готовности посмотреть в лицо горестным последствиям войны и массовой смерти. Но, хотя об этом не говорилось прямо, в центре айхкампской проблемы стоял вопрос о «правильном» месте мертвых после катастрофического опыта нацизма и войны, в контексте восстановления и «присоединения к Западу» – экономического и идеологического.

Историки ранней Федеративной Республики долгое время были склонны называть ее жителей аполитичными и пассивными, ничего так не желающими после 1945 г., как вернуться к пресловутой «нормальности». Многие исследователи старшего поколения, исходившие из тезиса о Sonderweg [нем. особом пути] и вообще из модернизационных теорий, считали, что умеренный консерватизм Западной Германии 1950-х гг. был более или менее укоренен в процессе политического и экономического восстановления после ненормальных условий диктатуры и войны. Однако начиная с первопроходческой работы Лутца Нитхаммера о послевоенной памяти рурских рабочих 829 историки все чаще фокусируются на том глубоко дестабилизирующем процессе, который вызывала устанавливающаяся «нормальность», рассматривая историчность, сконструированность и непредвиденность послевоенных «ощущений [sensibilities] нормальности» 830 . История с Айхкампом вполне ясно показывает, что нормальность была не столько неизменным условием, сколько постоянно меняющейся целью, чем-то, что подлежит установлению, определению и обсуждению. Ее достижение было способно привести к значительным разногласиям. В этом смысле событие на кладбище Айхкампа обозначало этап в продолжающемся – и притом глубоко политическом – процессе установления и переустановления нормальности в новых контекстах. Это заставляет нас серьезно отнестись к роли эмоции, чувства (sensibility) и этики в процессе превращения опыта войны в память о войне 831 . Деревянные кресты Шиллинга, уход за могилой Кюммеля, кампания Элли Бартель в защиту права ее умершего брата покоиться с миром, поездки Народного союза к захоронениям – все это было выходом для скорби, однако глубина этой скорби и ее свойство вырываться на, казалось бы, безмятежную поверхность политики и повседневной жизни говорят о том, насколько трудно давалась трансформация опыта войны в память о ней.

829

См.: «Die Jahre weiss man nicht, wo man die heute hinsetzen soll»: Faschismus-Erfahrungen im Ruhrgebiet / Hg. L. Niethammer. Berlin: Verlag J.H.W. Dietz, 1983; «Hinterher merkt man, dass es richtig war, dass es schiefgegangen ist»: Nachkriegserfahrungen im Ruhrgebiet / Hg. L. Niethammer. Berlin: Verlag J.H.W. Dietz, 1983. Некоторые находки, сделанные в ходе исследовательского проекта Нитхаммера, и то, как они относятся к конструкциям «нормальной жизни», обсуждаются в: Herbert U. Good Times, Bad Times: Memories of the Third Reich // Life in the Third Reich / Ed. R. Bessel. Oxford: Oxford University Press, 1987. Описание методологии рурского проекта и некоторых его результатов см. в: Niethammer L. Normalization in the West.

830

Confino A. Dissonance, Normality, and the Historical Method. P. 336.

831

См.: Koselleck R. Der Einfluss der beiden Weltkrige auf das soziale Bewusstsein // Der Krieg des kleinen Mannes / Ed. W. Wette. Munich: Piper Verlag, 1995. S. 324 – 343.

Какие бы смешанные эмоции ни вызывали перезахоронения погибших в войну, в начале 1950-х гг. они продолжались по всему Западному Берлину. Одним из многих мест, предназначенных стать для останков последним приютом, было новое кладбище в районе Мариендорф, которое вызвало столь большие трения между городом и протестантской церковью в 1949 г. Муниципальные власти были в восторге от благоприятного начала предприятия: в 1951 г. во время раскопок рабочие обнаружили, что этот участок уже служил для захоронения в далеком прошлом. Это открытие сочли «почти знаком» того, что кладбищу суждено соединить недавние поколения умерших с их далекими предками. Первыми там хоронили группу из 696 жертв войны, эксгумированных из общих могил на месте двух темпельхофских госпиталей – Венкебаха и Святого Иосифа. 21 мая 1952 г. Народный союз «в присутствии большого числа людей» провел мемориальную службу по случаю перезахоронения останков и установил на том месте девятиметровый деревянный крест, который стоит по сей день 832 . Второй мемориал, состоящий из «креста и камня» и установленный городом, имел надпись:

832

См.: Berichte aus deutsche Kriegsgr"aberst"atten // Kriegsgr"aberf"ursorge. 28. Jhg., № 7 (июль 1952 г.). S. 83.

Покойтесь же с миром,О жертвы гибельных сражений —Семена, что упали в землю,Укрепят мир и восстановят Heimat 833 .

Погибшие на войне по-прежнему рассматривались как «жертва», на которой основано германское социальное существование, однако их жертвоприношение теперь воспринималась как совершенное во имя мира, а не военной славы или расового господства. Часто отмечаемая тенденция в Западной Германии – считать едва ли не всех погибших во время Второй мировой войны в равной степени жертвами или, в данном случае, «принесенными в жертву» – была заметна по церемонии открытия в Мариендорфе. Так же она присутствовала и в Законе о военных захоронениях, который должен был защищать и сохранять мариендорфские военные могилы в вечности, как он защищал последнее место покоя почти каждого, кто умер в войну в Западной Германии, от солдат и жертв нацизма до погибших в ходе бомбардировок и членов СС 834 . В этом смысле западноберлинские перезахоронения начала 1950-х гг. и Закон о военных захоронениях служат примерами «интегративных» мемориалов 1950-х гг., которые объединяли всякого рода «жертв», отражая присущую западногерманскому обществу «большую потребность в прощении и примирении, которая была удовлетворена юридически, бюрократически, финансово <…> и символически» 835 .

833

SvSe FEP 6217. Tempelhof 13, «Der Heidefriedhof», m.s., Bezirksamt Tempelhof, Abt. Bau – und Wohnungswesen, Gartenbauamt. Сент. 1954 г.

834

То, что представителей войск СС хоронили в охраняемых могилах на кладбище в Битбурге (Kolmeshohe), когда там в 1985 г. находился президент США Рональд Рейган, стало прямым результатом Закона о военных могилах. См.: Stamer S. Vergessen "uber den Gr"abern. С 1952 г. закон дважды менялся, в 1965 и 1993 гг., каждый раз путем добавления категорий умерших, чьи могилы он охраняет.

835

Reichel P. Helden und Opfer. S. 176.

Но перезахоронения были также частью продолжающегося процесса по определению для погибших в войну нового места в быстро меняющемся обществе. Закон о военных захоронениях определял, что такое военные могилы, и обозначал фискальную и бюрократическую ответственность по уходу за ними. Он разрешал перемещать их туда, где они должны находиться в соответствии с общественным интересом 836 , подразумевая, что споры вроде развернувшегося вокруг Айхкампа, в будущем окажутся не столь ожесточенными. Поскольку собирание могил на центральных участках существующих кладбищ сокращало финансовые затраты и облегчало уход за могилами, появлялся стимул для будущих перезахоронений 837 ; в результате почти каждое кладбище в западной половине Берлина, куда можно сегодня прийти, содержит скопление – иногда большое, иногда нет – одинаковых и просто оформленных военных могил (см. Рис. 6.3).

836

См.: Deutsche Bundestag Parlamentsarchiv (далее – DBP), Entwurf, Gesetz "uber die Sorge f"ur die Kriegsgr"aber. 27 июня 1951 г.

837

См.: DBP Abschrift, Der Beauftragte des Volksbundes Deutsche Kriegsgr"aberf"ursorge am Sitz der Bundesregierung an das Bundesministerium des Innern, Ministerialrat v. Wolff. 9 нояб. 1951 г.

В Западном Берлине погибшие в войну публично поминались и почитались как «жертвы» на мемориальных службах в Поминальное воскресенье и День всенародной скорби. Однако их физическое присутствие больше не касалось повседневной жизни непосредственно, как это было после 1945 г. Хотя процесс перемещения мертвых и переопределения их физического места в обществе порой бывал очень мучительным, наложение нового материального и пространственного порядка на военные могилы, вероятно, помогло живым вернуть определенную степень контроля в их социальных отношениях с мертвыми после глубоких потрясений массовой смерти.

ЛЕГЕНДЫ О ВЕЛИКОМ ПОТОПЕ

И все же тщательное перемещение физических останков умерших в войну оттуда, где теперь они стали неуместны, само по себе не могло вычеркнуть память об ужасах 1945 г. Любопытно, что именно в тот момент, когда происходили айхкампское и другие перезахоронения, западноберлинский журнал «Heim und Welt» [нем. «Хайм унд вельт» – «Дом и мир»] начал серию из шести публикаций «Глубины смерти». Они должны были поведать «подлинную историю» одного из «самых страшных и до сих пор как следует не описанных» эпизодов Берлинской битвы 838 . Этот эпизод якобы включал «гитлеровский приказ» отрядам СС взорвать участок под городским Ландверским каналом, чтобы затопить сеть тоннелей городской железной дороги (S-Bahn) и помешать таким образом приближающимся советским войскам покорить город. Во введении к публикациям объяснялось: по легенде, последовавшее наводнение унесло жизни тысяч берлинцев, в основном стариков, женщин и детей, немощных, больных и раненых – тех, кто прятался в тоннелях во время бомбардировок.

838

Die Todesf"alle in der Tiefe // Heim und Welt. 24 февр. – 3 марта 1952 г.; находится в: LAB F Rep 280, LAZ Sammlung, 1139.

Рис. 6.3. Единообразные керамические могильные знаки, изготовленные для погибших в войну в начале 1950-х гг. Это было частью мер по «одомашниванию» военного опыта смерти и переустановлению отношений жителей Западного Берлина с умершими после Второй мировой войны. Сегодня почти каждое кладбище в западной части Берлина имеет участок, отведенный под военные могилы. Многие отмечены просто как «неизвестные». Фотограф – Герт Шютц; изображение – Landesarchiv Berlin, Fotosammlung.