Смерть в Поместье Дьявола

— Я из полиции. — Питт снял с нее ответственность. — У меня плохие новости для миссис Поумрой, и будет жестоко, если она узнает об этом из слухов, а не от нас.

— О-о-ох! — Девушка распахнула дверь и позволила Питту войти. Посмотрела на воду, капающую с одежды: даже в критический момент она не забывала о своих обязанностях. — Вы же весь мокрый! Лучше снимите это и отдайте мне. Я попрошу кухарку повесить все в посудомойне. Вы подождите здесь, а я пойду наверх и скажу миссис Поумрой, что вы пришли по срочному делу.

— Спасибо.

Питт снял пальто, шарф и шляпу и протянул служанке. Она ушла, сгибаясь под тяжестью мокрой верхней одежды. Инспектор остался стоять, дожидаясь появления миссис Поумрой.

Он оглядел комнату. Просторная, с массивной мебелью из темного дерева. В скудном свете полировка не блестела. На спинках стульев вышитые салфеточки, на сиденьях никаких подушечек. С развешенных по стенам картин на него смотрела Италия с избытком ярко-синего: синее небо, синее море под слепящими солнечными лучами. Картины эти Томас нашел скверными и отталкивающими; Италию он всегда представлял себе прекрасной. Над каминной доской увидел полоску материи с вышитым над ней религиозным текстом: «Цена добродетельной жены выше жемчугов». [23] Задался вопросом, кто выбирал эту фразу.

23

Несколько измененный стих 31:10 из Книги притчей Соломоновых: «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов».

На шифоньере стояла ваза с искусственными цветами. Лепестки из шелка радовали глаз нежностью и красотой, выделяясь в этой прозаичной гостиной.

Адела Поумрой остановилась на пороге, глядя на Питта. Лет на пятнадцать моложе мужа, в лавандовом халате с кружевами у горла и на запястьях. Волосы падали на спину. Укладывать она их не стала. Правильные черты лица, грациозная шея. Еще несколько лет ее красота оставалась бы нетронутой, но потом морщинки нервного напряжения начали бы вгрызаться в кожу, разрезая его грубыми полосами.

— Верди сказала мне, что вы из полиции. — Она вошла и закрыла за собой дверь.

— Да, миссис Поумрой. Сожалею, но у меня для вас плохие новости. — Он бы предпочел, чтобы она села, но Адела оставалась на ногах. — Этой ночью мы нашли человека, и есть основания думать, что это ваш муж. При нем обнаружены письма, позволяющие его опознать, но, разумеется, мы должны в этом удостовериться.

Адела стояла, не шевелясь, выражение лица не изменялось. Может, слишком рано. Она просто в шоке.

— Сожалею, — повторил он.

— Он мертв?

— Да.

Она оглядела комнату. Взгляд задерживался на знакомых вещах.

— Он ничем не болел. Несчастный случай?

— Нет, — ровным голосом ответил Питт. — Боюсь, это убийство. — Она бы все равно узнала. Притворство ничего хорошего принести не могло.

— Ох, — тихий, лишенный эмоций голос.

Она медленно подошла к дивану и села, автоматически запахнув шелковые полы халата на коленях. Питт вдруг подумал, что она ослепительная красавица. Вероятно, лицо Поумроя не отражало его богатства и щедрости. Как знать, может, он видел не прижимистость, а пустоту смерти… Может, этот человек очень любил свою жену и экономил деньги только для того, чтобы дарить ей предметы роскоши: цветы, халат… Питт почувствовал, как в нем нарастает неприязнь к женщине, основанная только на том, что на ее лице не отражалось скорби.

— Как это произошло? — спросила она.

— На него напали на улице, — ответил Питт. — Ударили ножом в спину. Вероятно, он умер быстро. Если и почувствовал боль, то на мгновение.

Поначалу лицо Аделы не менялось. Потом появилось легкое удивление.

— На улице? Вы хотите сказать, что его… его ограбили?

А чего она ожидала? Ограбление — не такое уж редкое преступление, хотя далее не всегда оно сопровождается столь жестоким насилием. Может, он имел при себе что-то ценное, но грабители не могли этого знать — во всяком случае, заранее.

— Денег при нем не нашли, — ответил Томас. — Но часы лежали в кармане, вместе с очень хорошим бумажником для визитных карточек и писем.

— Он никогда не носил с собой много денег. — Она по-прежнему смотрела перед собой, словно общалась не с Питтом, а с бестелесным голосом. — Гинею или две.

— Когда вы в последний раз видели его, миссис Поумрой? — Питт понимал, что должен поделиться с ней и остальным: где его нашли, в каком виде. Будет лучше, если бы она узнала об этом от него…

— Вчера вечером, — ее голос ворвался в его мысли. — Он собирался передать книгу одному из своих учеников. Он был учителем. Но вы, вероятно, это знаете… учителем математики.

— Нет, я не знал. Он называл вам фамилию ученика, его адрес?

— Моррисон. Боюсь, адрес я не знаю… но это недалеко. Он собирался дойти пешком. Адрес наверняка есть в его бумагах. Его отличала педантичность.

В голосе Аделы опять не звучало никаких эмоций, за исключением легкого удивления, словно она не могла представить себе, что такая трагедия могла произойти со столь ординарным человеком. Она встала и подошла к окну. Худенькая и хрупкая, как птичка. Даже в состоянии оцепенения миссис Поумрой сохраняла удивительную грациозность и высоко держала голову. Питт подумал, что ему сложно представить ее в объятьях мужчины, которого он видел в Девилз-акр. Но, с другой стороны, так сложно понять, почему люди кого-то любят, а кого-то ненавидят… И с чего такая предубежденность? Он ничего не знал ни об одном из них.

— Есть ли причина, по которой он мог пойти в Девилз-акр, мадам? — спросил Томас. Конечно же, грубый вопрос, но Адела все не выходила из оцепенения, и Питт решил, что более подходящего момента, возможно, и не найти.

Она не повернулась, так и стояла спиной к нему. И ему показалось — а может, он это только вообразил, — что под лавандовым халатом напряглись худенькие плечи.

— Понятия не имею.

— Но вы знали, что он там бывает, время от времени? — гнул свое Питт.

Она на мгновение замялась.

— Нет.

Настаивать не имело смысла. Пока она просто не верила. Томас ждал. Возможно, она бы проговорилась.

— Его нашли там? — спросила Адела.

— Да.

— В таком… в таком же виде, как и остальных?

— Да. Сожалею.

— Ах…

Она стояла у окна очень долго, и у Томаса возникла мысль, что она пытается спрятать от него какие-то чувства, которые могли проявиться на лице. Он не знал, позвать ли ему служанку, чтобы та принесла ей что-нибудь бодрящее, или Адела предпочла бы, чтобы ее оставили одну. А может, просто ждала, что он заговорит снова.

— Мне позвать служанку, чтобы она вам что-нибудь принесла? — спросил он, нарушив тишину, потому что та очень уж на него давила.

— Что?

Питт повторил предложение.

Наконец Адела повернулась. На лице по-прежнему не читалось никаких эмоций.

— Нет, благодарю вас. Вы хотите узнать что-нибудь еще?

Питт обеспокоился — такой бесслезный, спокойный шок таил в себе немалую опасность — и решил, что обязательно попросит кого-нибудь из слуг сбегать за врачом.