Смерть внезапна и страшна
Шрифт:
Герберт открыл рот… и, словно бы вдруг услышав мысли адвоката, закрыл его.
Ловат-Смит оставался посреди зала. Глядя на свидетеля, он чуть склонил голову набок.
– Итак, невзирая на весь ваш жизненный опыт, усвоенный с женой, дочерьми и вашими признательными и благодарными пациентками, вы испытываете полное удивление, когда речь заходит о том, что Пруденс Бэрримор выражает вам любовь и преданность? А ведь подобная ситуация должна была смутить и встревожить вас – человека, пребывающего в счастливом браке!
Но обвиняемого было нелегко поймать на слове.
– Она ничего не выражала,
– В самом деле? – спросил Уилберфорс, качая головой с явным недоверием. – И вы серьезно рассчитываете на то, что суд в это поверит? – Он показал рукой в сторону присяжных. – Перед вами опытные интеллигентные люди. И я сомневаюсь в том, что они окажутся столь же наивными. – Отвернувшись от свидетеля, он направился к своему столу.
– Я надеюсь на это, – негромко проговорил Стэнхоуп, держась руками за поручни. – Я говорю правду. Быть может, я не замечал в ней молодой романтической женщины и всегда относился к ней только как к сотруднику. Быть может, это и есть мой грех, в котором мне суждено вечное раскаяние. Но это не причина для убийства!
В зале послышались короткие рукоплескания. Кто-то выкрикнул:
– Слушайте, слушайте!
Судья строго поглядел на нарушителя порядка, но один из присяжных улыбнулся и кивнул.
– Не появилось ли у вас новых вопросов к своему свидетелю, мистер Рэтбоун? – спросил Харди.
– Нет, благодарю вас, милорд, – вежливо отклонил предложение Оливер.
Судья поблагодарил сэра Герберта, с достоинством поднявшегося на скамью подсудимых.
Адвокат вызвал нескольких коллег хирурга. Он не стал допрашивать их столь подробно, как сперва намеревался: его клиент произвел на суд настолько удачное впечатление, что не стоило портить его свидетельствами, по большей части не особо относящимися к делу. Поэтому Оливер коротко спрашивал врачей об их отношении к подсудимому, и коллеги без колебаний заверяли суд в его великом мастерстве и усердии. Рэтбоун интересовался его репутацией, и те решительно отвечали, что она безупречна.
Ловат-Смит даже не пробовал затевать длительные расспросы. Пока говорил защитник, он изображал скуку, поглядывал на потолок, а когда наступал его черед, выжидал несколько секунд. Он не утверждал в лоб, что тотальная верность врачей своим начальникам вполне предсказуема, но явно подразумевал это. Обвинитель пытался раздразнить суд и заставить его забыть о впечатлении, произведенном хирургом. Рэтбоун прекрасно понимал это. По лицам присяжных было видно, что они и без того симпатизируют Стэнхоупу и дальнейшее обращение к этому вопросу сочтут за ненужное оскорбление их умственных способностей. Поэтому, поблагодарив очередного врача, Оливер отпустил его, сообщив, что больше не нуждается в выступлениях его коллег, за исключением Кристиана Бека.
Защитник полагал ужасной ошибкой не вызвать этого медика, а кроме того, хотел заронить в умы присяжных подозрение, что и он может быть виновен в убийстве Пруденс.
Кристиан занял место свидетеля, отнюдь не представляя
себе, какое испытание ему предстоит. Рэтбоун предупредил его лишь о том, что он среди прочих докторов должен будет дать характеристику сэру Герберту.– Доктор Бек, вы терапевт и хирург, не так ли? – начал расспрашивать его адвокат.
– Да, – слегка удивился врач. Вопрос явно не относился к его свидетельству.
– И вы практиковали во многих местах, в том числе и в родной Богемии? – Оливер хотел, чтобы присяжные остановили свое внимание на том, что Бек – иностранец, а значит, полная противоположность чистокровному англичанину Стэнхоупу. Это вряд ли понравилось бы самому обвиняемому, однако близость петли производит особенное воздействие на рассудок, и он должен был понять, для чего это нужно.
– Да, – снова ответил Кристиан.
– И вы проработали с сэром Гербертом десять или одиннадцать лет. Это так?
– Около того, – подтвердил медик с почти неразличимым акцентом – он просто не проглатывал некоторые гласные. – Конечно, мы редко работали бок о бок, но занимались одним и тем же делом, и я имею представление о его репутации, как личной, так и профессиональной. Мне приходилось часто встречаться с ним. – В голосе Бека слышалось откровенное стремление помочь хирургу.
– Понимаю, – согласился Рэтбоун. – Я и не имел в виду, что вы с ним работаете бок о бок. Что вы можете сказать о личной репутации сэра Герберта, доктор Бек?
Легкая усмешка проступила на лице Кристиана, однако в ней не было недоброжелательства.
– Его считают напыщенным, пожалуй, чуточку самоуверенным и разумно гордящимся своими способностями и достижениями. А еще великолепным преподавателем и человеком, обладающим полной моральной целостностью. – Он улыбнулся адвокату. – Подчиненные любят за его спиной подтрунивать над ним – это слово, пожалуй, точное, – но от их острых языков достается любому из нас. И я утверждаю, что никогда не слышал никаких, даже самых безответственных, сомнений в его корректности с женщинами.
– А не считают ли его наивным в обращении с женщинами? – В голосе защитника послышались вопросительные интонации. – В особенности с молодыми. Как вы полагаете, доктор Бек?
– Я бы сказал, что они его просто не интересуют, – сказал свидетель. – Но можно воспользоваться и словом «наивность». Я просто не думал об этом. Однако если вы ждете, чтобы я сказал вам о своих сомнениях в романтических чувствах сэра Герберта к сестре Бэрримор или о том, что он мог не заметить ее чувства, я отвечу иначе: мне гораздо труднее поверить в то, что сестра Бэрримор испытывала тайную страсть к сэру Герберту. – Легкая тень легла на лицо врача, и он поглядел на Оливера.
– Итак, вам трудно в это поверить, доктор Бек? – очень четко проговорил Рэтбоун.
– Да.
– И вы не относите себя к наивным и не светским людям?
Рот Кристиана сложился в легкую усмешку, но он промолчал.
– Тогда, если вам трудно понять это, разве не может быть, что и сэр Герберт не замечал никакой влюбленности? – Адвокат тщетно пытался сдержать в своем голосе нотку триумфа.
Свидетель, стоявший со скорбным видом, словно бы удивился словам Оливера:
– Конечно, подобный вывод просто неизбежен.