Смерть во сне

Пока Федя наслаждался своей работой, он выпадал из цепочки забот и волнений, а вот Ирина днями боялась множества других маловероятных вещей, например, революции, посмотрев что-то про Украину по телевизору; эпидемии, прочитав что-то в газете про Африку; реализации плана Даллеса, посмотрев очередного конспиролога; разгула преступности, услышав про то, что у знакомой женщины сын наркоман; боялась повышения налогов, лишения родительского права, боялась гнева божьего, боялась за дочку, боялась темноты, боялась будущего и т.д. Федя считал лучшим спасением от страхов да и вообще от всего – сидеть дома и не дергаться. От любых мыслей о переезде ограждала их и мать, говоря: Ирочка, вот помрем мы, кто тут будет жить? Стасик уехал, Илюша уехал, а вы с Феденькой вдвоем-то и останетесь, вот вам и дом наш отойдет, наш дом хороший, не то, что ваш. Ваш-то, не дай Бог, рассыплется, такой он уже худой и старый, а наш, с Божьей милостью, еще лет сто простоит, и ничего-то ему не будет.

Дом у Феди не был таким уже негодным, но и правда ждал хорошего ремонта, тогда как хозяин все не решался. Он опасался, что начнет ремонт, а одно за другое потянет, и тут никаких денег не хватит, а кроме того начнешь что делать: инспекции нагрянут проверить законность построек, и все такое, а оно надо? Опасался Федя, увидят воры, что средства есть, да и дом обнесут, а оно ему надо? Поэтому обитель и образ жизни его вполне устраивали, и менять что-то не хотел, и теперь уже Ирина во многом его поддерживала, хотя редкие вспышки отчаянной истерики на тему бедности жизни и «что вообще происходит» случались, но Федя умело принимал удар и уходил пить пиво с мужиками подальше от дома, а когда возвращался, все утихало само собой.

– Бог с тобой, Илюша, какой переезд? Что ты? Не говори ерунды, – отвечала сестра брату, когда тот в очередной раз предлагал им попробовать поехать в Москву или Петербург.

– Нас и здесь неплохо кормят, – довольно говорил Федя, улыбаясь кошачьим оскалом и почесывая левой рукой живот.

– Я просто не понимаю, что вы тут будете делать дальше?

– Да вот, папа умрет скоро, маме надо будет помогать. Мы и будем поддерживать. Как мы ее оставим?

– Думаешь, папа все же умрет? – зацепился за более волновавший его вопрос Илья.

– Разве ты не видел? Папа уже все, еле ходит, еле дышит. Ох, Господи, Господи…

– Мама говорит, обойдется, может.

– Я тоже надеюсь, да, похоже, все, не будет скоро папы, – промолвила Ирина и на глазах ее выступили слезы.

– Ну, ну, Ир. Не, ну ты чего? – поддержал ее Федя, как будто искренне не понимая причин слез.

– Горько, – ответила ему жена.

– У меня ж вот тоже уже и батя помер, и матушка. Вон, оба лежат на новом кладбище. А что делать? Это жизнь.

– Илюш, ладно, оставим. Дай Бог, папа еще и поживет. Ты расскажи лучше, как ты? Сто лет ведь не виделись. Не пишешь сейчас почти, не звонишь.

– Да как, в делах все, в заботах. Работа есть, привыкаю.

– И давно ты уже в этой своей Европе живешь?

– Больше полутора лет.

– А что, Илюша, как там, культурно все, люди приличные?

– Да, все культурно, все хорошо. Не то, что… – хотел сказать здесь, но, покосившись на Федю, решил не подводить сестру и смолчал.

– Не люблю я, если правду вам говорить, вот этих бабских разговоров про культуру, искусство это, – вдруг сформировал фразу Федя и тут же сменил тему прямым вопросом:

– Ты вот что скажи, голубых там много?

Илья прекрасно знал о рьяном гомофобном настрое Феди, но очень надеялся, что ему не придется говорить на эти темы, ведь сам он мог как угодно относиться к людям со специфичными вкусами, но давно уже внушил себе, что перевоспитан, и толерантность – нормальное состояние человека. Не успев подобрать компромиссный ответ, в разговор вмешалась Ирина.

– Федя, мы Илью сто лет не видели! И это все, что тебя волнует?

– Не, ну а что? Просто интересно, как там эти уроды ходят, что они там, прямо по улицам сосутся, что ли? Реально вот эти вот парады проводят свои, что ли? Хоть мужикам в бане расскажу, как соберемся.

– Отличная тема для разговора с мужиками в бане, – язвительно бросила жена.

– Я не слежу за ними, – ответил Илья, чем не совсем удовлетворил разыгравшееся любопытство Феди, но вопрос с повестки сняли.

После паузы и пары нелепых вопросов от Феди про жизнь «там», Илья спросил:

– Что еще интересного в городе?

– Вообще ничего, – зевая, протянул Федя, довольно растянув руки по спинке кухонного дивана.

– В смысле ничего не произошло?

– А что тут может произойти? Это ж глухомань. Все по-старому, – довольно говорил Федя, как будто вещал простые истины недалекой публике.

– Пойти, значит, как и раньше, некуда?

– Почему, тут тебе и «Здравушка», и «Синица», и «У Виктории», и «Палермо», и еще каких-то понаоткрывали, – перечислил Федя названия местных столовых, ресторанов и баров, толкуя, что выпить есть где.

– Так это все было и раньше.

– Ну, я не знаю, а чего тебе еще надо?

– Илья, лучше домой поезжай, с папой поговори, – предложила Ира.

– Не хочу я. Тошно мне. Морально не могу там, я уже другой человек, – томно произнес Илья, чем вызвал улыбку у Феди, который, толкнув в бок Ирину, мол: Ишь какой, погляди на него.

– Мне тоже с тещей не всегда легко, но я ж терплю, – вдруг решил вставить шутку Федя, но все его проигнорировали. Он не обиделся.

– Кстати, – обратился к нему Илья, – папа просил тебя приехать, спилить дерево, что за домом растет. Переживает, разрослось, может на дом упасть.

– Это когда?

– Что когда? Когда упадет?

– Когда хочет чтоб я приехал?

– Завтра, например.

– Это прямо, чтобы я приехал?

– Да.

– Еще раз, когда хочет?

– Завтра, я же говорю.

– Так, а завтра я занят.

– Значит, послезавтра.

– И послезавтра я тоже занят. Да ты смотри, ты ж приехал, чего тебе, возьми там, у тестя, бензопилу да и повали, там делов.

– Илюш, не надо, Федя поможет, – вступила в разговор Ира.

Федя, не настроенный что-то делать, тем более пока здесь Илья и работу можно спихнуть на него, стал юлить и отшучиваться, и Ирина поняла – проще нанять людей и заплатить, чтобы спилили. Именно такого развития событий муж и желал, так как, помимо лени, страшно боялся работы, сопряженной с риском, потому что ужасно опасался смерти. Этот страх довлел над ним неимоверно, и мало кто мог так сильно бояться расстаться с жизнью, как он.

Проводить Илью до машины вызвался сам глава семьи, закурив с порога какие-то едкие сигареты, он вышел на улицу, где продолжал деловито курить, выпуская густой, едкий дым.

– Тут же дети, при них нельзя курить, – сделал замечание Илья.

– А мне что? Я не их батя.

– Просто при детях вроде бы и закон запрещает.

– Да пусть менты подойдут и предъявят мне тогда. Расслабься. Я окурок турну, и поди докажи, что я курил. Ха-ха!

– В Европе с этим строго.

– В Европе… – авторитетно протянул Федя, одаряя Илью пафосным взглядом умудренного жизненным опытом человека, познавшего весь мир, – Хорошо, что мы там не живем. Видел я по телевизору, что там на самом деле происходит, – усмехался Федя, продолжая смотреть на Илью как на несмышленого юнца.