Смертельная измена

— Как долго может это продлиться?

— Не знаю. Возможно, несколько месяцев.

— Лукас, — сказал Рихард, рисуя квадратики на клочке бумаги, — мне семьдесят восемь лет. И уже восемь лет я не переступал порог фирмы. Как ты себе это представляешь?

— Я знаю, что это довольно сложно для тебя, папа. — Голос Лукаса был нежным и спокойным. — Но я не знаю никого другого. Нет никого лучше. Если кто что-то и понимает в делах фирмы, так это ты. Это была твоя фирма. А если работы окажется выше головы, то найми управляющего. Он будет все делать, а тебе останется только контролировать его.

Рихард задумчиво молчал.

Лукас наблюдал за отцом.

— Это ведь ненадолго.

— Да, да, я уже понял.

Рихард подошел к шкафу, открыл дверцу бара и вынул бутылку коньяка.

— Выпьешь глоток? — спросил он, но Лукас отрицательно покачал головой.

Рихард сел за письменный стол и налил себе рюмку. Это он обычно делал по праздничным дням или по особым случаям.

— Ладно, — коротко сказал он, — я займусь этим. Но я хочу, чтобы ты держал меня в курсе всего. И я хочу знать правду. Надеюсь, тебе это ясно?

— Конечно. Можешь на меня положиться.

Рихард встал.

— Идем в мой кабинет, Лукас. Мне кажется, мы должны кое-что обсудить.

Лукас отправился с отцом, а Хильдегард ушла в кухню, чтобы приготовить ужин. Она не знала почему, но ей не верилось, что Йоганнес по своей воле ушел из дому. Ему нравился такой образ жизни. Он любил жизнь, работу и свою жену. Ему было хорошо в Берлине, и он был в восторге от дачи в Тоскане. Депрессия была ему не знакома, и он производил впечатление человека, давно определившего смысл своей жизни.

Лукаса ей было проще представить в роли сомневающегося человека, который постоянно находится в поисках счастья.

Она резала лук, и у нее не только по этой причине бежали слезы. Она поклялась себе никогда не прекращать поиски Йоганнеса.

68

— Скажи это еще раз! — фыркнула Аннелиза. — Ты больше не будешь играть? Ты что, нашел мешок с деньгами или просто спятил?

Ее такса по кличке Паулинхен от восторга закатила глазки и пописала на пластиковую скатерть. Аннелиза, которая обычно сразу же вскакивала, чтобы вытереть лужицу, в этот раз никак не отреагировала на такое поведение и продолжала вещать.

— Деточка, если у тебя проблемы, мне все равно. Можешь, если хочешь, заикаться хоть полгода, не произносить букву «с» или все-таки сходить к психиатру. Или начни спиваться. Я многое повидала, стерплю и это. Только не надо нести бред о том, что ты больше не хочешь играть на сцене.

— Я не могу вам ничего объяснить, но это просто невозможно.

— Чушь. Не бывает такого, что невозможно было бы объяснить. Ты что, опять влюбился?

— И это тоже.

— Ага. — Теперь Аннелиза выглядела более-менее довольной. — Тогда есть надежда на выздоровление. И это тоже проходит. А чем ты собираешься жить, пока к тебе снова не вернется разум? Воздухом и любовью?

— Я беру на себя фирму брата. Там куча работы и огромная ответственность. Я не смогу тратить время на репетиции и уезжать на несколько месяцев в турне.

— Боже, как ужасно! И зачем тебе это?

Аннелиза стащила с худых пальцев кольца, разложила их на столе и принялась надевать кольца с левой руки на правую, а с правой — на левую. Такое она проделывала каждый раз, когда ей становилось скучно.

— Мой брат болен. Очень болен. Он больше не может руководить фирмой.

— Сожалею. — Аннелиза с удовольствием рассматривала свои руки. — Это повод очень сильно расстроиться, поскольку месяц назад я сдала в печать новые каталоги. А еще больше я огорчена из-за того, что уже переговорила насчет тебя с Веделем.

— Ну и как? — Лукас чуть не лопался от любопытства.

— Забудь это, деточка, и занимайся своими балансами.

— Пожалуйста, Аннелиза, на сколько дней?

Чтобы усилить интригу, Аннелиза молча встала, подошла к помпезному дубовому шкафу, в котором хранила документы и фотографии артистов, вытащила из ниши между стеной и шкафом ведро, швабру и с размаху шлепнула тряпкой по лужице, сотворенной Паулинхен.

— Три, — сказала она, — прямо на месте. Все в одну неделю.

Желание заполучить любую работу, пусть даже такую небольшую и недорогую, овладело Лукасом, как в старые времена.

— Когда? — спросил он.

— Уже скоро. Между семнадцатым и двадцать четвертым. Но не морочь себе голову, деточка. У меня есть пара десятков ребят, которые сыграют это одной левой. Я просто думала, что теперь тебе пригодится каждый цент. У меня в ушах еще звучит твой голос, когда пару недель назад ты приходил сюда.

«Да, Аннелиза и на старости лет осталась довольно шустрой дамой, — подумал Лукас. За деньги, которые можно было заработать за эту неделю, он бы хоть чуть-чуть пополнил счет Магды и, возвратившись в Италию, привез ей какой-нибудь подарок. — Фантастика! Может, все получится?»

— Я сыграю эту роль. А о чем там идет речь?

— О мелком уголовнике, которого жестоко избили и который попадает в инвалидное кресло и выбалтывает все. И вовсе не переживает, как ты себе можешь представить.

Она засмеялась, вытерла лужицу мочи и ушла в ванную, чтобы выстирать тряпку. Дверь она оставила открытой.

— Поэтому только три дня, — сказала она, вернувшись с ведром чистой воды. — Но в этой роли есть что-то жизненное. Она неплохая.

— А сколько?

— Как всегда. Больше не получилось.

Этот шанс послало ему небо. В первую очередь, потому что время съемок было очень удачным, — оно приходилось как раз на ту неделю, которая была у него запланирована на Берлин. Он расскажет Магде, что на фирме возникли сложности и ему придется остаться еще на неделю.

— О’кей, все в порядке, спасибо, Аннелиза.

— А я думала, что ты больше играть не будешь, — въедливо заметила она и снова протерла пластиковую скатерть.

Лукас подумал, что вони стало меньше.

— Пару недель я не могу запланировать, но высвободить время от времени какой-то день могу.

— Вечно у тебя эти отмазки, — пробурчала Аннелиза.

— Да, кстати, — сказал Лукас и встал, — с сегодняшнего дня ты сможешь дозвониться мне только по мобильному телефону.