Смертельно безмолвна

Черт. Судорожно валюсь на колени, осматриваюсь, не видя ничего перед глазами, не слыша ни единого звука, и моргаю. Моргаю еще раз.

– Мэттью! – Я считываю по губам. Норин вырывается из оков мужчины и смотрит на меня взволнованным взглядом. – Вставай, Мэтт! Вставай живо!

Я зажмуриваюсь от боли, от слабости, от паники, и с рыком поднимаюсь.

Я кидаюсь вперед, подхватив с пола острую кочергу. Взмахиваю ею в воздухе грубо и безжалостно, и брызги разгоряченной крови падают на мое лицо. Ошеломленно вдыхаю, выдыхаю воздух, а потом взмахиваю вновь и вновь, пока мои руки полностью не утопают в алых разводах. Я резко осматриваюсь, вижу Ариадну, такую же бледную, как призрак. А потом я вижу Джиллианну Хью, вдалеке. Она стоит почти у входа в церковь, и в руках она держит мой спортивный лук. Все в этой церкви замораживается, притормаживает, потому что я отчетливо замечаю стрелу в пальцах девушки, и эта стрела направлена на Ари.

– Нет, – я рассеянно передергиваю плечами, – нет, нет, Джил, не надо!

Срываюсь с места, наваливаюсь на мужчину и отталкиваю его от себя.

Джиллианна хорошо стреляет. Я сам ее учил стрелять. Я знаю.

– Джил, стой!

Несусь. Несусь со всех ног. Прорываюсь к ней, словно она – единственный источник света, словно она – оазис, посреди мертвой пустыни. Я бегу к ней, бегу! И вытягиваю руку как раз в тот момент, когда Джиллианна сводит брови и решительно выпускает тетиву.

– Нет!

Стрела свистит в воздухе. Она проносится рядом с моим лицом, летит вперед, минув искореженные от злости и ярости лица доминиканцев, минув Джейсона и алтарь. Стрела с невероятной скоростью парит в волшебном свете, который прорывается сквозь витражи, и она вонзается в женскую грудь, насквозь пробив ребра.

Все замирают в безмолвии. Я замираю в ужасе. Отшатываюсь назад, будто пробитый автоматной очередью, и сипло втягиваю воздух. Нечто подобное делает и Норин Монфор. Стрела в ее груди не позволяет ей дышать. Женщина хватает дрожащими губами воздух, и леденящий душу ужас вспыхивает в ее небесно-голубых глазах. Но она не сходит с места.

Норин Монфор продолжает стоять перед Ариадной, закрывая ее своим телом, она не могла иначе, она не сомневалась, не думала. Она касается бледными пальцами крови, что, скатываясь по ее свитеру, превращается в овальное пятно, и падает.

Я перестаю дышать, что-то ломается во мне, что-то взвывает нечеловеческим рыком. Но я не могу произнести и слова. Никто не может. Молчание. Ари встает на ноги, не знаю, откуда она находит силы. Но она встает. Смотрит. Не шевелится. Ее глаза заполняет мрак, я уже видел нечто подобное. Видел эту черную дрянь, которая лишала Ари рассудка. Но в следующее мгновение происходит нечто удивительное. Ошеломляющее.

По бледному лицу Ариадны неожиданно начинают скатываться угольные слезы.

Я подаюсь вперед в состоянии неподвластном описанию. Я хочу ринуться к ней, и я должен это сделать. Но мои ноги врезаются в землю, когда Ари, схватившись пальцами за лицо, испускает неистовый вопль, который отдается в уголках церкви звонким эхом.

Я резко отворачиваюсь. Она кричит, сдавливая ладонями виски, и я зажмуриваюсь, я не могу это слышать, не могу, не могу. Сломленный, мертвый голос девушки разрывает во мне каждый орган, обнажает каждый нерв. Я смахиваю пальцами пелену с глаз и нахожу в себе силы вновь посмотреть на Ари, и ссутулюсь. Ари, пожалуйста, я рядом! Я делаю шаг, а потом отворачиваюсь, потому что она валится на колени и закрывает ладонями лицо. Не могу заставить себя подойти ближе. Мои руки опускаются, словно во мне не остается сил.

– Норин? – Доносится голос Джейсона. Я поднимаю подбородок, а мужчина зовет ее. Наверно, он не понимает, не хочет понять, что ее больше нет.

Джейсон начинает часто дышать. Резко поводит плечами, отворачивается, сжимает в кулаки пальцы и зажмуривается, как будто пытается бороться с тем, что сильнее его.

Мне становится не по себе. Мне становится чертовски не по себе.

Я уверенно иду к напарнику, но торможу, едва из его горла вырывается волчий вой.

– Твою мать.

Я никогда не видел оборотней, никогда не осознавал до конца, что обозначают слова Джейсона о том, что с ним не стоит связываться... но сейчас, когда он сдирает с себя кожу, становится в разы больше и покрывается черной шерстью, я понимаю, что дела плохи. Я в панике отшатываюсь назад и перевожу взгляд на Ариадну. Она сидит над телом тети. И от ее пальцев, то и дело, отскакивают красные искры. Здание содрогается от грома, что резко и внезапно раздается за окном. Пол под ведьмой начинает шевелиться, и, в скором счете, покрывается тонкими трещинами, которые, словно паутина, расползаются по церкви.

Все вышло из-под контроля. Абсолютно все! Теперь я должен остановить Ариадну и привести в чувство Джейсона, что кажется мне полным безумием, ведь мы не проиграли.

Мы потеряли Норин Монфор. Этой женщины больше нет.

– Ариадна, нет! – Восклицаю я и срываюсь места. Здание скрипит, звучит очередной раскат грома, и витражи разом ломаются, обрушив на нас дождь из острых осколков. Мне становится дико больно, и я морщусь от боли, но не перестаю бежать. Все это неважно. Не сейчас, не позже. Я должен помочь Ари. – Пожалуйста! – Стены покрываются трещинами, и церковь стонет, словно подстреленное животное. – Остановись, не надо!

Я бегу к ней, видя, как огонь вспыхивает на ее руках, как она обезумевшим взглядом пялится на свои ладони и неожиданно приближает их к своему лицу.

Что она собирается сделать? Что, черт возьми, она творит?

– Нет, – восклицаю я, вспомнив слова Хэйдана: «она извинилась, а потом схватилась ладонями за лицо и сожгла себя заживо». – Ари, не делай этого!

Я перегоняю ветер, время, но внезапно на меня наваливается нечто тяжелое.

Я отлетаю к стене и отпружиниваю вперед, пытаясь удержать равновесие

– Что за...

Хочу выпрямиться, но через секунду меня порывисто впечатывают обратно.

Приподнимаю голову и вижу перед собой желтые глаза и клыки. Человеческое лицо, изуродованное животными чертами... Это Джейсон. В его когтях застряло человеческое мясо, с его клыков скатываются слюни и густые полосы крови. Он размахивается, зарычав так громко, что у меня закладывает уши, а затем проходится когтями по моему лицу. Боль вспыхивает адская, и я испускаю стон и зажмуриваю глаза: дерьмо! Я ударяюсь головой о стену, чувствую, как кровь скатывается по лицу, заливает глотку, и рычу:

– Это же я, кретин, – раскрываю глаза, – это я, Джейсон!

Оборотень впивается когтями мне в шею, дырявя кожу, будто тесто, а я повторяю:

– Это я! Это, черт возьми, я!

Он меня не слышит. Берется руками за мои плечи, тянет на себя, а затем вновь грубо ударяет о стену. Дерьмо! Словно безвольная кукла, я хриплю в его руках, давясь своей же кровью, а он продолжает рычать, не подавая признаков человека. Он бьет и бьет. Голова в очередной раз наполняется шумом, ненужными воспоминаниями, и я повисаю в его руках.

– Джейдан, – срывается слабый шепот с моих губ, – Джейдан, остановись.

Оборотень замирает. В его ярко-желтых глазах вспыхивает нечто странное, и он так близко приближается, что я чувствую запах человеческой плоти, смердящий из его пасти.

– Это я – Мэттью, – повторяю я, только тверже и громче, а потом хватаю его за плечи и сильно сдавливаю в трясущихся пальцах. – Это я, черт возьми, и ты не перегрызешь мне глотку. Услышал? Не перегрызешь, сукин сын. Я так не умру, Джейдан Соннер, не умру!