Смертельно безмолвна

– Забудь.

– Я идиот.

– Есть немного.

– Просто мне стало не по себе. Вы так просто с Джейсоном согласились на план Эби!

– Не говори чепухи, Хэрри. – На выдохе поднимаюсь с постели и скрещиваю руки. У Хэйдана на губах проскальзывает виноватая улыбка, а я даже не могу притвориться, что у меня все под контролем, что во мне не бушует страх и не пылает колючая неуверенность.

Или же могу?

– Никому не нравится то, что мы собираемся сделать, – твердым голосом отрезаю я, с нажимом выделяя каждое слово. – Но у нас нет выхода. Ты ведь это понимаешь?

– Ты как всегда берешь на себя всю ответственность.

Я хмыкаю, прохожусь пальцами по волосам и вдруг решаю пошутить:

– Могу поделиться.

Лживые улыбки, лживое спокойствие. Я все-таки хорош в притворстве.

– Лучше бы ты со мной переживаниями поделился, гений.

– С чего ты вообще взял, что я переживаю? У меня все нормально.

– Ага, конечно.

– Сходи, проверь Эби. И ее папашу. Я надеюсь, он не убежит в самый неподходящий момент. – Натягиваю теплый свитер и свожу брови. Да уж, будет крайне весело, если что-то пойдет не по плану, как обычно с нами и случается. Но, на сей раз, у меня есть план Б.

Прохожусь ладонью по холодному металлу браунинга, что спрятан за спиной, и тихо сглатываю. Меня не пугает груз, давящий на плечи, не пугает предстоящая встреча с Ари и ее приспешниками. Меня ничего не пугает, кроме неизвестности.

После томительных рассуждений я пришел к выводу, что Эбигейл Роттер, в качестве приманки – ужасная, но стоящая идея. Ариадна определенно попытается поймать Эби, а я попытаюсь поймать Ариадну. План рациональный. Я не вижу в нем просчетов.

В полдень мы должны прибыть на восточную пристань Астерии. Нахождение рядом с водоемом, как ни странно, напитает Эбигейл силой, ведь вода – ее стихия. Сомневаюсь, что мне до конца понятен механизм подобного симбиоза. Ведь огонь никогда не придавал Ари мощи. Или она никогда со мной этим не делилась. Но я не берусь спорить. Безумие и неадекватность этого мира больше не удивляют меня. Если Эби так проще – я согласен.

Изначально планировалось, что круг будет состоять из Мэри-Линетт, меня, Хэйдана, Джейсона и, собственно, самой Эбигейл. Но затем объявился вечно набитый дерьмом отец Эби, Дюк Роттер, и заявил, что не отпустит дочь в одиночестве. Мне показалось, я увидел в его глазах, словах и прочей важной чепухе, проявление родительского духа. Или как это называется? Поэтому я согласился. Но пришлось сменить фигуры. Естественно, я захотел, чтобы из круга вышел Хэйдан, но я и двинуться в его сторону не успел, как он бросил, что врежет мне, если я пикну. На удивление я ему поверил. Тогда Джейсон предложил убрать Мэри-Линетт, ведь у Норин нет активной силы, и она оставалась без присмотра.

Предложил – это, конечно, мягко сказано.

Хэрри целый вечер уговаривал Мэри-Линетт остаться дома. Я никогда еще не видел, чтобы эта женщина злилась, словно фурия, загнанная в угол. Обычно Мэри бросает шутки и ест яблоки. Но вчера она сама на себя была не похожа. Собственно, Джейсон не промах, он знает, что нужно сказать, чтобы вразумить Монфор, и надавил на самое важное: охрану сестры. Мол, никто не сможет присмотреть за Норин лучше, что сама Мэри-Линетт, и это переубедило младшую Монфор в одночасье. Злиться она не перестала. Но хотя бы больше не сдавливала в пальцах вещи до такой степени, что они превращались в искореженные и обезображенные куски мусора.

Джейсон отвечает за воздух, Хэрри – за воду. Дюк Роттер – за землю. А я – за огонь.

Я сам вызвался. Просто сказал, что разберусь со спичками. А внутри, будто кретин, с больными фантазиями, вообразил, что это как-то свяжет меня с рыжей бестией. Я идиот.

Мы приезжаем без четверти двенадцать, выбираемся из машины и смотрим на сосны и плавающую в тумане пристань. Сегодня морозное утро, но мне не холодно. Я ощущаю в груди неистовый пожар, и только хороший результат сможет его потушить.

– Слушай, Мэтт, можно вопрос, – шепчет Хэйдан, выросший рядом и кривит губы.

– Если я скажу «нет», ты все равно спросишь. Так что валяй.

– Я ни в коем случае не собираюсь нагнетать обстановку, но мы ехали, и я думал...

– Ближе к делу, Хэрри.

– Я думал, почему никто не попытался напасть на Монфор, когда они пропали почти на полчаса? День назад. Это весьма странно, не находишь? Очень, очень странно.

– Что странного? – Повожу плечами и захлопываю дверь. – Зло тоже спит, братец.

– О, нет, зло не дремлет, гений. Уж на это я насмотрелся.

– И что ты хочешь сказать?

– Что затея наша выглядит довольно подозрительно. Почему никто не мешает нам?

– Еще не вечер.

– Мэтт, я серьезно.

– Я тоже. – Оборачиваюсь и пристально смотрю на брата. – Тебе не кажется, что для паники, ты выбрал немного неудачный момент? Уже слегка поздновато поднимать шум.

– Лучше высказать свои предположения, чем потом мучиться, что молчал, – отрезает Хэрри и нервно проходится тыльной стороной ладони по губам. – Поджилки трясутся.

– Так успокой их. Вот, взгляни. – Киваю в сторону Эби, которая храбро глядит перед собой и примерно ждет отца, вылезающего из салона. – Ты должен быть смелым ради нее.

Хэйдан кивает, а я отворачиваюсь. Не время сейчас сомневаться и терять голову. Все наши действия зависят от нашего настроя, от силы воли; страх уйдет, если ты посмотришь ему в глаза. Так говорила Ари. И она взглянула в лицо собственным ужасам. Пора и нам с лихвой отхватить кусок кислого пирога.

Я разминаю плечи. Сжимаю, разжимаю пальцы и с удивлением замечаю небольшой порез на ладони, тянущийся от большого пальца к запястью. Порез тонкий и свежий. Мне впору записывать, откуда появляются те или иные раны, потому что я начинаю забывать, где и когда я напросился на неприятности.

– О, что за дрянь, – сетует Дюк Роттер, разглядывая грязь, налипшую на подошву его старых ботинок. – Какого хрена мы приперлись в эту выгребную яму?

– Рядом озеро, – отвечает Эби.

– Похоже на протухшее болото.

– Это протухшее болото – одно из достопримечательностей Астерии, – парирует брат и неуверенно улыбается, будто наивно ждет, что его слова произведут впечатление на этот мешок с костями. Но, нет. Конечно, не производят. – Вам все равно.

– Да, мне наплевать.

Хэрри взмахивает рукой, вроде, он и не сомневался, а затем вздыхает. Очки у него на переносице неуклюже скошены, и он поправляет их замерзшими пальцами, пытаясь никак не выдавать своего испуга. Естественно, получается у него так себе.

Мы сходим с места, плетемся к пристани, над которой плавает туман, и слушаем, как Дюк Роттер жалуется на вонь, на мороз, на треклятую язву в желудке. И я уже собираюсь притормозить, чтобы развернуться и со всей силы вмазать ему по болтливой морде, но, на долю секунды, меня опережает Джейсон. Он врезается ногами в землю, подается назад и с раздражением хватается за выцветший воротник куртки Роттера.