Смертельно прекрасна

Но иногда мы не понимаем, что такое «лучше», что такое «плохо». Мы жалуемся на жизнь, и вскоре она начинает жаловаться на нас, преподнося неприятные сюрпризы.

В тот момент, когда Лора – мой совсем маленький, надоедливый монстр – застывает с распахнутыми от ужаса глазами, а родители подаются вперед от сильнейшего удара, я понимаю, что готова жить в том плохом, которое у меня было. Что мое плохое – на самом деле, хорошее. Но я понимаю это слишком поздно.

Все мои мысли исчезают, и я превращаюсь в надоедливую мошку, которую хватают в ладони и сдавливают изо всех сил. Я слышу хруст, а после – ничего.

ГЛАВА 1. АСТЕРИЯ.

Я приезжаю с закатом. Останавливаюсь напротив небольшого, двухэтажного дома и выкатываюсь из машины, захлопнув за собой дверь. Мои руки непроизвольно сплетаются на груди, а легкие огнем вспыхивают, будто я вдохнула горячий пар.

Коттедж старый, но выглядит прилично. Крыша – черная, стены – сероватые, трудно сказать, что это за архитектурный стиль, я в этом плохо разбираюсь, но здесь определенно прожило не одно поколение Монфор-л’Амори. Язык сломаешь, верно? Поэтому фамилию сократили до Монфор. Звучит не так пафосно, но зато никто не ошибается и не думает по десять минут, прежде чем назвать вас по имени.

Меня обдувает теплый ветер. Южное приветствие южного городка Астерии.

Я закрываю глаза и глубоко втягиваю воздух, пытаясь свыкнуться с той мыслью, что жизнь продолжается. Т рудно поверить. Жизнь не должна продолжаться. Я не хочу, чтобы она продолжалась. Но водитель фуры не спросил разрешения , когда выехал на встречную полосу, и в больнице не спросили, хочу ли я проходить терапию. Собственно, социальный работник у меня тоже не поинтересовался, намерена ли я переезжать в Астерию к двум сумасшедшим сестрам матери , которые живут за счет неплохого наследства, оставленного прадедушкой. Никто ничего не спросил, и все за меня решили. Мне остается лишь стоять здесь и делать вид, что я дышу. Что мир крутится. Что родители и Лора не умирали.

Достаю с заднего сидения две тяжелые сумки. Закрываю машину, и как на автомате, плетусь к коттеджу. Калитка скрипит, когда я отталкиваю ее бедром. Медленно ступаю по каменной дорожке, оглядываюсь и вижу ворона, притаившегося на растопыренной ветке. Он громко каркает, и его крик прорывается внутрь меня, отдавшись эхом в голове. Жутко, здесь очень -очень жутко. И я скептически хмыкаю, ведь мне казалось, самое страшное, со мной уже успело случиться.

Я бросаю сумки на миниатюрный ковер перед дверью и встряхиваю головой. Потом прохожусь ладонями по вспотевшему лицу и порывисто опускаю руки вниз. П росто плыть по течению – думаю я. Это все, что мне нужно. Доктор сказал : однажды, я найду смысл в жизни. Он пообещал мне. Ну, на это я ответила , что он ублюдок, и все его слова – полная чушь, и что если он еще раз скажет подобную несуразицу, я сорвусь с кресла и выбью все его идеальные зубы. Вот так вот, мы обменялись обещаниями, и он больше ни разу мне не втюхивал этот бред про светлое будущее и мир во всем мире.

В очередной раз набираю в легкие воздух, приподнимаю руку, собираюсь постучать, но неожиданно дверь сама резко распахивается, и я проваливаюсь в пустоту, едва не задев лицо маминой младшей сестры – Мэри-Линетт.

– Ариадна, - говорит она и улыбается. Глаза у тети Мэри светло-изумрудные. Таких я ни у кого прежде не встречала. – Наконец, ты приехала.

– Да. – Я киваю. – Приехала.

Мэри-Линетт назвали в честь актрис, прославившихся и потухнувших еще в далеких 50-х годах. Родители долго не могли определиться, какое имя больше подходит, и в итоге решили не заморачиваться.

Мама часто рассказывала мне эту историю. Все время смеялась. Мама.

Я отворачиваюсь и крепко стискиваю в кулаки пальцы. Каждое воспоминание о ней делает мне больно. Очень больно. Я чувствую, как вспыхивает лицо, щеки, лоб. Как тело в мгновение превращается в факел, и я ничего не могу с этим поделать. Просто горю.

– Ариадна, - шепчет тетя Мэри, кладет ладонь на мое плечо, и пожар, пылающий во мне , неожиданно утихает. Я растерянно застываю. – Когда-нибудь тебе станет легче.

– Что?

– Проходи в дом. Норин чувствовала, что ты подъезжаешь. Сделала чай и разогрела еду. Ты ведь проголодалась, верно? – Она смотрит на меня огромными глазами, а я просто молчу. Давно мне не было так спокойно… Однако едва тетя отнимает руку от моего плеча, как тут же тревога вонзается острым клинком в живот, и я горблю спину. Что за черт?

– Мне нужно…

– Не стой на пороге. Я занесу вещи. Давай же, проходи, Ари. Проходи.

Мэри -Линетт затаскивает меня в коттедж , а сама энергично подхватывает с крыльца сумки. Откуда у нее столько сил? На самом деле, Мэри старше меня лет на десять. Она не похожа на типичных представителей молодежи, но в ее глазах горит огонек свойственный малолетним авантюристам, которые еще не представляют , в какое дерьмо они ввязались. Жизнь ведь дерьмо. Я смогла бы написать об этом книгу.

Мэри захлопывает за нами дверь и кивает мне, зазывая вглубь дома. Здесь темновато и пахнет какими-то травами. На стенах приуныли потертые зеркала разной формы , черно-белые фотографии. Под подошвой кроссовок скрипят половицы. Слышу, как тикают часы, и приподнимаю подбородок, пытаясь их найти.

– Ты хорошо выглядишь, - улыбается тетя Мэри и вскидывает острый подбородок, - ты красавица. Сколько сердец уже разбила, признавайся ?

– Ничего я не разбивала. – Безучастно отворачиваюсь. Глупый разговор. Не хочу вид делать, будто бы все в порядке, и обсуждать парней – нормально. Ненормально. Я здесь не потому, что соскучилась по Мэри или Норин, а потому что умерли мои родители, и было бы странно выбросить этот факт из головы. – И выгляжу я обычно.

– Может быть, прогуляемся? Я покажу тебе Астерию.

– Может быть.

– Было бы неплохо выбраться на воздух вместе, Ари.

– Было бы неплохо свыкнуться с мыслью, что я здесь. А не дома. – Перевожу взгляд на младшую сестру матери и неуверенно киваю. – Сейчас мне хочется только этого. И все.

Мэри-Линетт протяжно выдыхает, но улыбаться не перестает. Не понимаю, как она в себе силы находит. Почему способна разговаривать? Почему ходит с таким лицом, будто ничего не случилось? Может, она так долго не видела маму, что успела забыть ее ?

З адумчиво свожу брови. И ду за Мэри-Линетт, и через несколько секунд оказываюсь на уютной кухне, где возле плиты стоит средняя сестра моей матери – Норин. Это высокая и худая женщина с темными , иссиня-черными волосами цвета вороного крыла. Ее тонкие, длинные пальцы рвут листья салата и складывают их в прозрачную миску. Спина у нее до безобразия прямая , а на ногах широконосые туфли. Наверняка, жутко неудобные.

Мэри с глухим стуком бросает сумки. Они плюхаются на пол, разносится эхо, и тетя Норин растерянно оборачивается, сощурив серо-голубые глаза. Они у нее такого же цвета, как пятнистые озера в Британской Колумбии.

– Ариадна? – Тихим голосом спрашивает она и вытирает ладони о фартук. О х , как же нелепо он на ней смотрится. Серьезная и холодная, как метель в Миннесоте, она достойна жизни в девятнадцатом веке, а не коттеджа в веке информационных технологий. – Ари.

Норин делает несколько широких шагов вперед и внезапно прижимает меня к себе , да так крепко, что у меня перехватывает дыхание. Я неуверенно кладу ладони на ее плечи.

– Как ты? – Шепчет она мне в волосы. – Устала?

Не знаю, что ответить, поэтому молчу и зажмуриваюсь. Неожиданно мне не хочется отстраняться, хочется провести в таком состоянии вечность. Но тетя почти молниеносно размыкает объятия и неуклюже поправляет горло свитера. Лицо у нее непроницаемое.