Смертельно влюбленный

Она положила вилку на край тарелки и сложила руки на коленях.

— О чем?

— О Ленни.

— А именно?

— Может быть, настало время пересмотреть наше отношение к уходу за ним.

Наконец-то он нашел в себе силы произнести это вслух.

И не прогремел гром, его не поразила молния, и даже не последовало бурной реакции его жены. Она только смотрела на него взглядом, непроницаемым, как тяжелые оконные ставни.

— Я думаю, — продолжил Том, — что нам надо снова рассмотреть — только рассмотреть — возможность помещения его в специальное учреждение.

Дженис отвела взгляд и закусила губы. Желая дать ей время переварить сказанное, Том собрал со стола оставшиеся приборы и тарелку и отнес их в раковину.

Наконец тяжело повисшую тишину прервала Дженис:

— Мы дали слово ему и друг другу, Том.

— Дали, — печально подтвердил он. — Но, когда мы клялись, что Ленни всегда будет с нами, мне кажется, мы лелеяли смутную надежду, что произойдет хоть какое-то развитие, он сможет хоть как-то реагировать на окружающий мир. Ведь так?

Дженис не стала подтверждать его мысль, но и не возразила.

— Не думаю, что это когда-нибудь произойдет.

Оба знали это, но никогда не произносили вслух.

И сейчас голос Тома срывался от нахлынувших эмоций.

— И тем больше причин считать, что он нуждается в тщательном уходе, — напряженно произнесла Дженис.

— Согласен с тобой. Но не уверен, что мы обеспечиваем ему надлежащий уход.

Дженис явно обиделась, и Том поспешил добавить:

— Я не критикую тебя. Твое терпение и твоя выносливость просто поражают. Правда. Но забота о сыне убивает тебя.

— Ты преувеличиваешь.

— Разве? Все это разрывает тебя на части. Душу и тело. И я вижу следы разрушения каждый день.

— Ты способен заглянуть в мою душу?

Сарказм Дженис был куда эффективнее откровенной отповеди. Том протер глаза, почувствовав, как на него наваливается разом вся усталость, накопленная за сегодняшний непростой день.

— Пожалуйста, не усложняй и без того нелегкое дело, — попросил он. — Ты ведь знаешь, мне тяжело даже представить, что мы отдадим Ленни в спецучреждение.

— Тогда зачем ты поднял эту тему?

— Потому что кто-то из нас должен был это сделать. Мы деградируем как личности, Дженис. И я думаю не только о нас. Я думаю о Ленни. Откуда нам знать, что мы делаем для него лучше?

— Мы его родители.

— Любящие родители, да. Но не знающие точно, как надо за ним ухаживать. А есть специалисты по уходу за такими детьми, как Ленни.

Дженис встала и заметалась по кухне, словно в поисках выхода.

— Зря ты затеял этот бесполезный разговор, Том. Даже если бы мы пришли к мнению, что так будет лучше, мы не сможем позволить себе поместить Ленни в частную клинику. Что же касается современных бедламов, открытых государством, даже не заговаривай со мной о них. Я никогда не соглашусь отдать сына в такое место.

Намек на то, что он мог бы пойти на компромисс со своей совестью, задел Тома, но он решил не вступать в спор, а сосредоточиться на главной мысли.

— Мы должны — ради себя самих и ради Ленни — посетить лучшие из таких заведений и посмотреть, что там и как. — Затем, немного поколебавшись, Том спросил: — Ты готова была бы это обсудить, если бы не было проблем с финансами?

— Но они есть.

— Если бы не было? — с нажимом переспросил Том.

— Ты собрался выиграть в лотерею?

Он снова ощутил болезненный укол ее сарказма, но не стал отвечать. Для одного вечера Том сказал более чем достаточно. Он дал жене пищу для размышлений. Том заранее знал, что, подняв больную тему, автоматически превратится в плохого парня, но кто-то из них должен оказаться плохим, и уж точно не Дженис.

Дженис, которая была старостой в старших классах, почетной выпускницей Вандербильдта, молодой, подающей надежды сотрудницей инвестиционной компании. Но судьба жестоко сломала не только ее карьеру, но и ее жизнь.

Дженис пришлось всем пожертвовать ради Ленни, и признать свое поражение как матери она не могла. Сдать Ленни в спецучреждение было равносильно тому, что опять не завершить начатое.

Том вздохнул:

— Пойду посплю, пока есть такая возможность. Не удивлюсь, если меня разбудят среди ночи.

— Зачем?

— Я велел агентам, которые остались в Тамбуре, звонить мне, если обнаружат что-нибудь новое. — Том остановился в дверях: — Ты тоже выглядишь усталой. Пошли?

— Я устала, но спать пока не хочу.

— Будешь играть в слова по телефону со своим другом из Японии?

— Из Сингапура.

Том улыбнулся. Игры были для Дженис единственным отдыхом, и она подсела на них всерьез.

— Надеюсь, ты победишь.

— Я впереди на сорок восемь очков, но мне попалась буква «ж», а ее не так просто пристроить.

— Ты наверняка придумаешь нужное слово, — приободрил жену Том. — Не засиживайся слишком поздно.

Через два часа Том все еще одиноко вертелся в постели. Он встал и тихо прошел босиком по коридору. Заглянув к Ленни, он отправился дальше и нашел Дженис в семейной гостиной упершейся глазами в экран мобильного телефона и всецело поглощенной игрой, что явно ей было гораздо интереснее, чем спать с ним.

Стараясь, чтобы Дженис не заметила, что он за ней наблюдает, Том повернулся и отправился обратно в спальню.

12

Кобурн медленно убрал руки с плеч Хонор, потом слез с нее и снова засунул пистолет себе за пояс. Хонор по-прежнему лежала неподвижно, глядя на него снизу вверх.

— Ты поступила очень глупо, — сказал он. — Если бы ты случайно нажала на курок, один из нас был бы уже мертв. И если бы это оказалась ты, я остался бы один на один с твоим ребенком.

Кобурн понимал, что жестоко озвучивать эту мысль, но именно поэтому произнес вслух. Ее дочь была той кнопкой, на которую приходилось нажимать, когда он хотел чего-то добиться от ее матери, а прямо сейчас Ли хотелось, чтобы она перестала пялиться на него, как выброшенная на берег рыба.

Он знал, что Хонор услышала его, потому что часто заморгала, хотя по-прежнему лежала неподвижно, и на секунду Кобурн вдруг замешкался при мысли, что она, возможно, серьезно пострадала во время их борьбы.