Смертельные акции

…Кроме мамы, телохранитель Витя любил бульдогов. Вернее, не всех бульдогов, а одного – Гошу, своего пса, которого с того аванса и приобрел. С детства мечтал собаку завести, да все не получалось, а тут пожалуйста, с деньгами-то, выходит, все можно. В крайнем случае, заплатишь знакомым, так они с псом и погуляют, и накормят, если Витя отсутствует. Прямо души он в этом псе не чаял. Известное дело, одиноко парню, друзей особо нет, школьные-то все давно разбрелись кто куда, пока Витя в армии трубил… Девушки опять же у него не было. Ну и матери тоже радость. Не одной в квартире целый день сидеть… Гоша был пес неглупый, а главное – схожий с Витей по характеру: поведения со всеми ровного, но фамильярностей в отношении себя не допускал; ввязаться мог в любую уличную драку, драл превосходящих его ростом и силою собак. Более же всего Витя удивлялся непонятной способности пса любить просто так, ни за что. Оно конечно, Витя его и кормил, и выгуливал по два часа, и ласкал – но Гоша любил Витю преданно и беззаветно вовсе не взамен оказываемых услуг, хоть бей его, Витя даже пробовал.

С некоторых пор Витя стал испытывать определенные чувства к Ларисе, жене хозяина… Ларису ему любить очень не нравилось – что это за любовь с замужней женщиной, да богатой, да еще если ты у нее на жалованье? Опять же не знаешь, с какой стороны ждать неприятностей. Со всех сторон, можно сказать, вилы: хозяйке не угодишь – плохо, хозяин застукает – еще того хуже… Так ведь не только работу можно потерять. Нет, решил Витя, наше дело сторона, смотреть можно, как в стриптиз-клубе, а трогать ни-ни… Вот он и смотрел. А для разрядки к девочкам стал ходить, которых ему Борис рекомендовал, – чтобы чистые были, без заразы.

Хозяйка Лариса за несколько лет замужества сильно переменилась – видел Витя их свадебный альбомчик. Была простая, не очень и симпатичная девчонка, мешки какие-то под глазами, килограммы лишние… Непонятно, как такой солидный, богатый человек, как Михаил Машкин, на такую ерундовую бабу польстился. В постели, что ли, хороша была? А тут в тепле отогрелась, конечно, бабенка: теперь обольстительная женщина, ножки как кегли, крепкие, белые, чулки шелковые, струящиеся, платья бюст обрисовывают, а бюст высокий, фигура как ваза: бока круглые, а талия тонкая… волосы цвета меда, лицо гладкое, руки ухоженные… И ни в жизнь Вите не разобрать, что из этого настоящее и какими способами вся эта красота достигается. Нет, Лариса, конечно, Витю не стеснялась, то маску себе при нем на лицо сделает, то комплекс упражнений по системе йогов – уж там такие позы надо принимать иногда, что и смотреть стыдно… И в бассейн он ее сопровождал, и на педикюр… Видел, можно сказать, во всех видах, разве что в ванной вместе не купался… Для молодого, здорового парня, изнуренного долгим одиночеством, вид молодой хозяйки в прозрачном домашнем халатике – пытка хуже не придумаешь. Но и так он долго продержался. Приметила его таки молодая хозяйка, как глаза у ней открылись: какой парень совсем рядом ходит, руку только протяни. И видно: уже давно на все готов, уговаривать долго не надо.

Сперва Витя, конечно, для порядку стеснялся, боялся мужа, значит, да все речи загибал, что правильно, что неправильно, пока бабенка сама не раззадорилась так, что удержу не стало; ну а программу эту избирательную, как только она за него как следует взялась, Витя враз свернул. Так оно надежнее будет, дольше протянется.

Жена бизнесмена в постели оказалась большой выдумщицей, очень неплохо Витя время с ней проводил. Теперь для этой красоты Ларисиной был он одна из главных составляющих, лучше любого массажа или там фитнес-клуба. Тем более когда муж свою жену не замечает. Она для него, решил Витя, как бульдог Гоша для меня, только, может, еще незначительнее. Домашнее животное вроде кошки – кормить надо, ухаживать надо, иногда она тебе ласку свою подарит, – а в остальное время настоящий мужчина занят настоящими мужскими делами. А женщина скучает, силы ей некуда девать, на хороших-то харчах. Такой кусок только ленивый не подымет… Витя даже задумался – неужели Машкин не боится, молодого парня к жене приставил? А потом догадался, что тот, может, совсем и не против был бы. Сам-то он развлекался дай бог, так, чтоб жена не обижалась, он ей, может, Витю и подсунул. Обидно Вите стало от таких мыслей – что ж он, пешкой будет в чужой игре? Нет, не на того напал Машкин; стало быть, правильно Витя сделал, что предал его заранее. Кто успел, тот и съел… Честно сказать, у Вити кошки иногда на душе скребли, что он таким делом неприглядным занимается, доносит. Ну что я могу сделать, мысленно каясь, мысленно же спрашивал он у Ларисы. Ты пойми, не вечно же рассчитывать на милость господскую, надо самому делом обзаводиться, а Борис человек полезный. Ушлый. Как же мне с ним ссориться? Мне выгодно, и вам вреда никакого и обиды никакой…

Еще отличие было: бульдог Гоша жить без Вити не смог бы. А Лариса без своего мужа прекрасно бы прожила – ну может, беднее стала бы на пару миллионов. Хотя и тут нашелся бы кавалер какой-нибудь правительственный для этой светской львицы… Таким образом, Витя в этой структуре оказывался совершенно лишним, как одно из мимолетных увлечений… Что требовалось использовать на все сто. Ты мне – я тебе… Лекарств каких достать для матери или в поликлинику ближе к дому перевести…

Лариса вскоре от первого угара опомнилась и стала держать его на расстоянии. Одно дело, когда любовник на стороне, а другое – когда прямо в доме, Машкин же не дурак, не первый год на свете живет, сразу догадается… Зачем нужны, спрашивается, эти неприятности – слишком дорогая плата за удовольствие.

Тем более что вскоре появился еще один любовник у темпераментной хозяйки большого дома. И получил Витя отставку в этом смысле, хоть, он надеялся, и не окончательную. Парадокс Витиной службы заключался в том, что он сам и должен был Ларису к любовнику провожать. Хозяйка ему уже абсолютно доверять стала, и ходил он у нее в больших друзьях. Но на адвоката, любовника-то, Витя нарадоваться не мог, такой шанс тот ему предоставил. И при первом же случае позвонил Борису и сообщил, чем жена алмазного короля в свободное от супружеских обязанностей время занимается. Ну тут разом совсем другая жизнь пошла: Борис обрадовался, денег еще обещал, каждый день с Витей созванивался. И денежки аккуратно шли со всех сторон. В детстве фильм Витя такой видел – «Слуга двух господ» назывался…

Ну как случились все эти неприятности с убийствами, Витя, конечно, призадумался – а не он ли тому виной и не будет ли он иметь неприятности с законом. Ну чтобы перед Богом оправдаться, Витя денег на монастырь отвалил, а перед прокуратурой он чист был: мало ли, приглядывал за женой, с Борисом общался… Борис же ему о делах своих ничего не сообщал, в планы не посвящал, – стало быть, Витя и не соучастник в случае чего. С тем и успокоился.

Однако же интересная вырисовывалась картина: молодая вдовица с деньжищами прямо немереными. Над этим стоило подумать… Хоть и не верил Витя в собственную неотразимость, но позиции преданного слуги и друга сдавать не собирался. Не время.

После похорон Михаила Машкина Витя сопровождал Ларису Машкину на официальный банкет, заказанный по случаю поминок в гостинице «Рэдиссон-Славянская». Хотели было заказать в «Национале», чтобы было очень престижно, но Ларисе показалась эта идея вульгарной. Нельзя же отмечать смерть мужа с такой помпой!..

На поминках было очень неприятно – много чужого народу, журналисты, да еще остальные наследники Машкина, внебрачные дети, бывшие жены, сводные братья, все они вдруг вспомнили о своем родстве с покойным, и все они смотрели на Ларису с плохо скрываемым недружелюбием, гадая, сколько им достанется из капиталов, нажитых Машкиным. Наследникам, конечно, хотелось бы, чтобы именно Лариса оказалась убийцей собственного мужа и не получила бы в связи с этим ни гроша, и, если бы знали как, они бы с радостью сфабриковали и подкинули следствию парочку фальшивых улик.

Смерть мужа погрузила Ларису в состояние, схожее с летаргией, – горя она пока не чувствовала, ничего не чувствовала, сколько ни прислушивалась к себе, кроме того, что Михаил Машкин вдруг оказался каким-то образом выключен из ее жизни, абсолютно, полностью изъят, даже из воспоминаний. Лицо его она мгновенно забыла и теперь напряженно всматривалась в плохую фотографию с черной ленточкой на уголке, выставленную на всеобщее обозрение в фойе, – это было фото совершенно незнакомого ей человека. Возможно, что она за эти годы просто привыкла к его постоянным отлучкам, к жизни в пустой квартире. И тем не менее, несмотря на то что мужа она в принципе любила и всегда была ему благодарна, зародыш еще одного чувства шевельнулся в ней: свободна! Наконец-то свободна!.. Это, конечно, не была свобода от мужчин вообще, без них Лариса уже не могла и не хотела, она слишком привыкла к тому, что всегда можно спрятаться за чьей-то широкой спиной, да и темперамент не позволял. А все ее силы, вся самостоятельность уже были растрачены в молодости, во время тех трагических событий, о которых Лариса предпочитала никогда не вспоминать. От этого не помогали никакие самые дипломированные и высокооплачиваемые психотерапевты, ни хорошие условия жизни, ни занятия йогой. Где-то в глубине ее души навсегда притаился испуг, который делал для нее самостоятельное существование невозможным, словно мысль, совершая в голове Ларисы свои кульбиты, неизменно натыкалась в определенном месте на запрещающий сигнал и колючую проволоку. Лишь иногда во сне посещали ее кошмары, смутные, тягостные, – мертвый ребенок ей снился, болота фосфоресцирующие или будто в трясину ее затягивает, а внизу муж первый ее еще за ногу тянет… Потому и сладкая жизнь была ей иногда не в жизнь. Может, это была загнанная глубоко внутрь, но живая еще совесть, может, остатки нервного потрясения, но иногда – хоть в монастырь уходи. Навсегда с юности усвоила: принятые ею самой решения никогда до добра не доводят, и спасение может явиться только извне. Впрочем, Лариса отличалась более крепкими нервами, чем она сама о себе воображала. Ларису всегда спасал в критических ситуациях присущий ей эгоизм очень здорового и молодого существа.

Лариса любила тешить себя мыслями о самоубийстве, но все это были скорее истерические реакции, инфантильное желание обратить на себя внимание, отомстить «неразумным хазарам», в роли которых оказывались то ее муж, то родители, то знакомые мужчины, а то и она сама, такая беспомощная и такая взрослая, единственная, с кем она не могла справиться и от которой отделаться было невозможно. Но именно о смерти, о распаде материи она никогда всерьез не думала. Однажды она даже наглоталась таблеток, но муж, Машкин, который лежит теперь в узком полированном гробу в земле, тогда заметил вовремя, оттащил в ванную, заставил желудок вывернуть, потом в больницу отвез… Ругался, конечно, сильно, на очередной курс реабилитации записал…

Машкин вообще был таким человеком – он любил «носить бремена», взваливал на себя добровольно чужие проблемы, подбирал каких-то униженных и оскорбленных и всю жизнь их на себе тащил, хотя они, несмотря ни на какую помощь, все равно оставались униженными и оскорбленными, несчастными, потому что никак иначе не умели и вообще им это нравилось, и были они как гири на ногах у Машкина, и Лариса – одна из этих гирь. Такие гири цепляет на ноги скороход в сказке, чтобы ходить нормально, как все.

Много жизненной энергии было у Машкина, много силы, вот и искал он себе груз по плечу. Настоящий мужчина, не боящийся брать на себя ответственность. А где он сейчас, этот Машкин? И не присоединиться ли мне к нему, подумала Лариса в приступе психопатического веселья. Как в Древнем Египте, или где там, когда всех наложниц и рабов сиятельные мертвецы с собой забирали…