Смертельные акции
Шрифт:
– Наверняка дурнушка?
Ира задумалась, было видно, что ей хотелось бы ответить положительно, но…
– Она фотомодель нашего агентства. Знаете, честно говоря, я сама удивилась, когда узнала, что Марина – наша фотомодель – делает фотографии, да еще и такие, вы себе не представляете, что это были за фотографии. Я очень удивилась, а Борис Максимович был так заинтересован в том, чтобы все это напечатали как можно скорее…
Спохватившись, Ира испуганно посмотрела на фотографа.
Он, казалось, не проявил к ее словам особого интереса, продолжал с удовольствием поглощать мороженое. Собственно,
Записав номер ее телефона и пообещав непременно пригласить на фотопробы, и как можно скорее, Игнатов вышел из кафе и тут же, прямо из автомата, позвонил мне.
– Спасибо вам большое, вы нам очень помогли, мне бы хотелось в выходные дни пригласить вас к себе в гости, кое с кем познакомить…
– С удовольствием, Юрий Петрович.
Я собирался устроить ему встречу с Ривой Абрамовной, первой женой, и его любимой фотомоделью. Я почему-то был уверен, что Игнатов давно хочет этой встречи, да и старушка тоже, как мне показалось, ждет этого момента всю жизнь…
Немного помечтав, я вернулся к делу. Итак, каковы результаты? Что ж, можно сказать, неплохие.
Итак, судя по описанию Игнатова, все сходилось. Марина работает на Бориса Размахова.
Снова судьба заставляет меня сталкиваться с этой женщиной. Как бы мне хотелось встречаться с ней при других обстоятельствах, задавать ей совсем другие вопросы…
Честно говоря, она серьезно ранила мое мужское самолюбие. Никогда раньше мне и в голову не могло прийти, что женщина может появиться у меня ночью только для того, чтобы спрятать в моем номере фотографии… Но все равно это была чудная ночь!
Мысленно пережив заново все события, связавшие меня с Мариной, и дойдя до фотографий, которые обнаружил в номере, я понял, что нужно делать. Непременно позвонить Размахову.
Выяснить номера его телефонов не составило особого труда.
Странным было то, что трубку никто не брал: ни дома, ни в кабинете Размахова на работе, ни на даче. Неожиданно мне в голову пришла мысль: «Что, если Ира не такая уж провинциалка… И если она тут же рассказала Размахову о том, что кто-то интересовался клиентурой, эмульсиями и качеством бумаги, то Размахов, разумеется, понял причину такого интереса и… в то время как я занимаюсь размышлениями, решил уничтожить последних свидетелей?..»
Я понял, что без помощи Турецкого мне никак не обойтись. К тому же мне было приятно сообщить ему последние новости, точнее, приятны не сами новости, а то, что раскопал их именно я. Что поделаешь, профессиональное самолюбие!
«Очевидно, я не уверен в себе, причины этой неуверенности, скорее всего, в моей не совсем удачно складывающейся личной жизни», – анализировал я самого себя, набирая номер телефона Александра Борисовича, стараясь аккуратно вести машину по вечно забитым московским улицам.
Телефон Турецкого был катастрофически занят. Я решил, не откладывая, ехать к нему в прокуратуру.
Остановившись на светофоре, я нервно поглядывал на часы, мне казалось, что светофор не переключается минут десять, тут раздался телефонный звонок. Звонил
Турецкий.– Какие новости, Юра?
– Битый час не могу до вас дозвониться, Александр Борисович, новостей столько, что даже не знаю, с чего начинать…
Вкратце я рассказал ему обо всем, что узнал, опуская подробности знакомства Игнатова с секретаршей Размахова.
Турецкий словно почувствовал, что я недоговариваю:
– Откуда он мог узнать, Юра, ты уверен, что Игнатов не придумал все это? Добыть такую информацию – дело не одного дня. Слишком уж быстро наш фотограф разгадал загадки, которые у нас вызывали сплошные затруднения.
Я рассказал все подробности. Включая и то, что никак не могу найти по телефону Размахова. Реакция Турецкого поразила меня. Я ожидал от него каких угодно указаний, но только не этого:
– Езжай к Ларисе, сейчас же, ты должен спасти ее, ей угрожает опасность! Она нуждается в твоей защите, Юра…
– По-моему, вначале нужно найти Размахова, – возразил я, решив проявить самостоятельность.
– Понимаешь, Юра, мне кажется, сейчас нужно посмотреть, на месте ли Лариса, – нетерпеливо сказал Турецкий, – так что езжай на Пречистенку!
Честно говоря, когда Турецкий выдает, прямо-таки как Шерлок Холмс, только начало и конец своих логических цепочек, они озадачивают. Вот и сейчас – что-то он там себе надумал, и мне было совершенно непонятно, зачем именно сейчас необходимо мчаться к Ларисе…
– Может, все-таки объясните, Александр Борисович?
Турецкий ответил:
– Юра, я тебя очень прошу. Сейчас не до объяснений. Скажу только, что мне нужна твоя помощь. И Ларисе Машкиной тоже. Буду рад, если окажусь неправ…
«Так бы сразу и сказал», – думал я, в то время как моя машина мчалась по направлению к Ларисиному дому. И не потому, что приказал Турецкий. Просто ей нужна помощь, а что может быть приятней для самолюбия мужчины, чем спасать женщину, к которой неравнодушен?
Неравнодушен? Пожалуй… Насколько может быть неравнодушен любой мужчина к женщине, которой нужна помощь…
Район Пречистенки мне нравился всегда. В душе я завидовал его жителям, даже тем, которые по сей день ютились в темных, закопченных, пропахших вчерашним борщом коммуналках. В одну из таких коммуналок я попал недавно по работе. Что меня поразило – так это потолок, точнее, ангел на потолке, заляпанный чем-то коричневым. Помню, хозяйка объяснила мне, что это сгущенка, да, именно сгущенка, которую поставили на плиту варить – и она взорвалась. С тех пор ангел стал наполовину коричневым. Об ассоциациях, которые возникали в связи с этим, умолчу. Слишком они печальные…
Я ехал по улочкам и не переставал удивляться.
Больше всего меня поражала в этом районе архитектура: классика соседствовала рядом с авангардом, а напротив, через узкий переулок – строения в духе романтизма с элементами готики. Все-таки было в этом районе необъяснимое очарование! И дело тут не только в соседстве с храмом Христа Спасителя, не только в том, что это самое сердце, самый центр, где каждый дом – это история. Пожалуй, сами жители чем-то отличались от других москвичей. Они даже называли себя сами: «пречистенцы», говорили это с гордостью, словно имея отношение к чему-то сокровенному, одним лишь им доступному.