Смертельный дозор

Горицавия прибежал с чашками, полными бульона, в несколько заходов поставил едово перед каждым. Потом притарабанил алюминиевый тазик лавашных сухарей.

— Вот так лаваш берешь, — показал он на своем примере, — в бульон кладешь, размачиваешь и кушаешь потом! Вай! Вкуснота! Почти как мама делала!

— Ну, по такому поводу и выпить было бы неплохо, — разулыбался Стас и встал.

Если секунду назад всеобщее внимание было обращено к бараньей голове, то сейчас ефрейтор полностью приковал его к себе. Солдаты изумленно уставились на Алейникова.

— Я ща!

Он выскочил из кухни, но меньше чем через минуту вернулся с полупустым ящиком бутылок в руках.

— Шампанское детское. Забыли? — Заявил он с широкой улыбкой на физиономии. — С нового года осталось!

«Вот так БМП, в которой мы шли, на мину и наехала. Все: экипаж, мотострелки — кто осколок поймал, кто головой о крышу ударился. А на мне не царапины. Вот какое было чудо…»

Я свернул Сашкино письмо, сунул в карман бушлата. Глянул на бегущий у Границы Пяндж.

Уже не раз и не два перечитывал я братово письмо. Радовался тому, что хоть и тяжело ему, но не унывает. Что цел он и невредим. Что пуля обходит его стороной.

Видимо, судьба, что забросила меня сюда, в новую жизнь, дала второй шанс и ему. Оберегает она Сашку. Хранит, чтобы прожил он свою полную, настоящую жизнь.

Зимняя серость этих мест выразилась сегодня в природе во всей своей силе. Беспокойный, ледяной ветер гулял над рекой. Сушил прибрежные травы и кустарник. Дневное небо заволокло низкими, но гладкими тучами.

Из кустов выбрался Алим, и я обернулся.

— Покормил? — Спросил Стас, докуривая сигарету.

— Покормил, — довольно ответил Канджиев. — Хорошая у нас лиса. Уже не боится. Почти что с рук берет.

— Когда ж уже мне ее покормить дадут? — спросил рядовой Малюга и подтянул автомат, висевший на плече.

Усиленный дозор из четырех человек двинулся дальше.

С нашумевшей на заставе «ночной операции» прошло несколько дней. Дней, надо сказать, привычно беспокойных.

Мы отработали несколько сработок, встретили особиста Сорокина, заявившегося к нам на заставу с каким-то делом, получили весть о скором усилении. Правда, никто не знал, в каком виде это усиление состоится: пришлют ли нам броню, минометную батарею, или же дополнят личный состав — это оставалось пока что загадкой.

Все это время я ухаживал за Булатом. Пес окреп и уже выходил погулять на улицу. Я же продолжал обрабатывать его швы и мелкие ранки Левомеколю.

Пес шел на поправку, но дальнейшая судьба его оставалась для многих загадкой. Никто не знал, что решит делать с ним Таран. Захочет ли назначить меня его вожатым? А другого варианта сохранить собаку на заставе ему и не оставалось. Почему-то кобель, хоть и стал тише, но не соглашался подпускать к себе кого бы то ни было, кроме меня.

— Когда в следующий раз тут в наряде пойдешь, вот и покорми, — сказал я.

Сегодня я в первый раз за всю службу на заставе, старшим вывел наряд на охрану Границы. Дневной дозор двигался по правому флангу, осматривал свой участок.

— Странно все это как-то, — сказал Стас, следуя за мной.

— Чего странно? — Спросил я.

— Вроде, говорят, на Границе у нас ситуация хуже некуда. А этого и не видать. С того дня, как отбили налет банды, ничего такого не было.

— Не было, ага, как же, — рассмеялся следовавший за ним Малюга, — ты че, забыл уже, как бегали по лесам, геологов искали? Как Саша брал там яшек?

— Да я не о том, — отмахнулся Стас. — Вон, помните как было до того, как духи Границу нарушили? Обязательно раз в две недели, так стычка. Обязательно, то обстреляют, то нападут. А щас все, ни слуху ни духу.

— И чего тебя не устраивает? — Спросил Малюга.

— Да меня-то все устраивает. Просто странно. Будто затишье перед бурей.

— Ты у нас стал второй Канджиев? — Хмыкнув, я посмотрел на Стаса через плечо, — тоже предчувствие проснулось?

— О! Алим! — Стас тоже обернулся, — а ты что нам про это все скажешь? Что тебе там Граница шепчет?

Этот его вопрос заставил Малюгу хохотнуть.

— Помнишь, Саша, — вполне серьезно начал Канджиев, словно бы и не заметив усмешки белоруса, — тот день, как встретили мы местного охотника Ихаба?

— Помню, — сказал я суховато.

— Граница тогда также дула. Прям как сегодня.

— Ты тогда рассказывал, что напророчила она тебе какой-то «удар в спину», — не пряча ухмылки сказал Малюга, — а не было никакого удара. Обычные пограничные будни. Ничего из ряда вон.

— Граница ничего не пророчит, — совершенно спокойно ответил Канджиев, — она только подсказывает.

— О! Я, кажется, понял! — Рассмеялся Малюга еще звонче, — тебе Граница «надула», что будет удар в спину, а у Стаса через день заставский кот Степан сожрал всю колбасу с пайка, что Гия в ночной наряд подготовил. Чем не удар в спину?

— Угу… — Недовольно промычал Стас, — скотина, этот кот, наглая и неблагодарная. Я ж его больше других подкармливаю. Будь моя воля — определил бы караульной собакой. Сунул бы Булату в вольер. Не, ну а че? Казенные харчи жрет? Жрет. Пусть тогда и службу несет.

— Ага, сам такого кота в поиск брать будешь, — Малюга совсем развеселился, — пускай тебе вынюхивает нарушителей.

Стас вздохнул, сплюнул.

— Никогда не забуду, как остальные колбасу в наряде жрали, а я сухим хлебом давился.

— С тобой же поделились, — возразил я. — Самсонов же поделился.

— Так то Самсоново было! Знаешь, как неловко товарища в боевой обстановке объедать? Короче, все. От меня эта падла рыжая, больше ни кусочка не получит.

— Эта падла рыжая, тебя и спрашивать не будет, — весело вздохнул Малюга, стараясь унять смех.

— Может быть, и так, — продолжал Алим, будто бы и не было никаких шуток про кота Степана, — что Граница предупреждает о том, что будет еще нескоро. Вот помните, на первом году службы я себе иглой от акации ногу пробил, когда мы на рыбалку ходили? А все потому, что не слушал я Границу. Не хотел ее понимать. А она меня чуть не за месяц об этой колючке предупредила, когда я у старого дома, в подошву сапога гвоздь поймал. Ну нельзя тут, на Границе бдительность терять. Я не понимал этого. Умом знал, но не понимал. Вот Граница меня и наказала.