Смертеплаватели

Неожиданно для всех размыкает губы майя. Сидя прямо, точно обелиск, индеец выше всех нас на голову. Мне нелегко смотреть на него подолгу. Глаза Ахава жутко скошены к переносице, всё лицо в глубоких шрамах: одни раны нанесены тщательно, образуя узор, другие явно сделаны наотмашь, в пылу самоистязания… Зачем Сфера восстановила этот ужас? Она ведь воскрешает людей здоровыми!..

И тут же я отвечаю себе: увечья Ахава, его косоглазость и сплющенный с боков череп — это части духовного, а не телесного облика…

— Мужчина виноват, если женщина возвышает голос и капризничает, — назидательно басит майя. — Значит, он не держит её в руках, он не глава дома своего. Тогда начинаются беды — в семье и в мире…

Поскольку индеец своим неожиданным вступлением не примирил спорящих, Зоя и киник опять сцепляются. Она кричит что-то про Анну Комнин, мудрейшую из женщин, написавшую книгу про славное царствование своего брата, «Алексиаду»; Левкий остроумно, но несправедливо приписывает «вашим учёным ослицам» ослабление народа, приведшее к падению ромейского царства… Ощущаю под столом удар под щиколотке. Это Крис. Сначала с помощью решительного движения ноги, затем кивком головы она зовет меня выйти вон… Право, какие знакомые манеры!

Свернув за угол веранды, мы с Кристиной курим, как в наши самые старые, школьные времена, когда нам и в голову не приходило сделать это дома. Вечерний снег растаял, недолго пролежав. Ночь так и не становится морозной, хоть пробило уже два часа; в воздухе влажно, из леса тянет лиственной прелью. Оттуда вдруг укалывает пара зелёных огней, — может быть, лесной житель ждёт подачки… Я привык, а Крис невольно поёживается под накинутой шубкой.

— Надо было взять сюда бутылку чего покрепче, — дрожа, говорит она.

— Опасно, — как можно серьезнее, отвечаю я. — Река рядом.

— Ну и что?

— После крепкого может потянуть ловить в ней луну [107] .

Крис смеётся:

— Ну, знаешь, Днепр — не Цан, а мы с тобой не поэты…

Потом она снова мрачнеет.

— Понимаешь, Лесик, я оказалась… слабее, чем я думала, — почти шепчет Крис, лихорадочно затягиваясь сигаретой. — Я ничего, совершенно ничего не хочу… только чтобы всё вернулось и стало в точности, как было. Наш домоград, наша компания, вечеринки… и прочее. Понимаешь меня?

107

…Л о в и т ь в н е й л у н у — намёк на китайскую легенду о поэте Ли Бо, который, будучи пьяным, пытался поймать луну, отражавшуюся в реке Цан, выпал из лодки и утонул.

Истерическим жестом Крис бросает окурок наземь, затаптывает его носком серебристой туфельки. Я молча жду. Вот сейчас она вспомнит о нём, о своей нелепой любви, не вписавшейся в рамки нового мира… Нет. Ни слова, ни вздоха. Сильны чары Виолы, и вытерта из памяти людской злополучная «щука в море»…

— Так ведь нет ничего проще, — отвечаю с нарочитой бодростью. — Домоград на месте, — вон он светится, — мы все живы-здоровы. Эдик Хрузин сегодня связывался, он окончательно выбрал музыку и дает концерты; сейчас — в секторе Шангри-Ла, за Ураном…

— За Уралом? — не расслышав, переспрашивает она.

— Да нет, планета есть такая — Уран. А за ней страна в Космосе, Шангри-Ла. Сектор Сферы…

Снова молчание. Трещат сучки в лесу под тяжелой мягкою лапой. Я молча отдаю команду — повысить температуру воздуха вокруг нас градусов на пять, и Крис перестаёт стучать зубами.

Вздохнув, она снова начинает:

— Вот, видишь: выбрал музыку, гастролирует. И все, между прочим, так! Каждый нашел себе занятие. Равиль звонил из африканской развёртки, из империи Чаки, что ли. Он, видишь ли, в своей Политакадемии получил звание ханьлиня [108] — и хочет продолжать дипломатическую карьеру. Теперь у зулусов вроде консультанта по вхождению в мировое сообщество… Лада — ещё лучше: поступила экспертом по денежным системам в межвременную таможню… Ты тоже наверняка при деле. Нет?

108

Х а н ь л и н ь — традиционное китайское учёное звание, равное академику; буквально «лес кистей».

— В общем, да. Пресс-центр при группе Канта и Дхармараджи. Научная журналистика…

— Тоже неплохо… Одна я, как куст обкошенный.

— Ну, так займись чем-нибудь! Кто мешает? От тебя только этого и ждут. Фронт работ — вся Вселенная…

Раздраженно щёлкнув зажигалкой, Крис починает новую длинную «More».

— Все правильно. Ждут! Да только я ничего не хочу давать этим… ждущим!

— Ну, мать, извини, — тебя понять…

Она придвигается ближе. Губы Крис у самых моих губ; чую тесноту в груди, сладость во рту… просыпается старое вожделение?

— Сейчас, говорят… даже у бывших рабов находят какое-нибудь призвание; дают, как они это называют, второй шанс. А мне что делать? У меня нет призвания, Лесик! Не-ту! Мне никто никогда не объяснял, что оно должно быть. В юршколу пошла, потому что маме очень нравилась профессия юриста-международника: благородно, солидно, есть чем перед знакомыми похвастаться… Если даже удастся как-нибудь собрать вас… на мой балкон — вы ведь все уже другие! Продвинутые. Того, что было, не будет…

Думая уже только о её губах, я осторожно касаюсь их своими… но отшатываюсь, почувствовав, что на нас смотрят.

Ошибка: смотрят-то на нас, а видят, наверное, глубину Сферы Обитания. Выйдя, неведомо зачем, из дому, стоит с невидящими расширенными глазами Полищук. Волосы ореолом над бледным высоким лбом, удивлённый излом бровей…

— Во кань цзянь шуй ла [109] ! — весело восклицает Кристина — и добавляет с неожиданной для неё заботливостью: — Ты бы хоть пальто надел, Жень.

109

В о к а н ь ц з я н ь ш у й л а — кого я вижу (кит.).

— На свежий… воздух, — отмахнувшись от нас, выдавливает из себя Звездочёт. Затем его взгляд становится чуть более осмысленным, и Женька говорит — напористо, чуть обиженно, словно разговор давно начат:

— Самое смешное, знаете что? Они встретили «Титан»! За те сто лет, что он летел, появились такие корабли… внепространственные! Встретили на планете… возле той звезды, куда они летели. Милости просим, отдохните, подлечитесь! Никакого внеземного разума там не было. Только свои, потомки… Обидно!

Я знаю эту историю; знаю, что корабль, вылетевший год спустя после моей смерти, потрёпанный, с больной командой и потерями в экипаже, — ещё через сотню земных лет встретила у искомой звезды спасательная группа века XXIII-го… Ирония судьбы! Из лучших побуждений у Веллерсхофа отобрали первенство. Прогресс звездолётостроения был ускорен тревогой за судьбу экипажа «Титана». До последних минут считая себя первооткрывателем, — Колумб приплыл в Нью-Йоркский порт. Группу спасателей возглавляла некая Виола Мгеладзе, а планета называлась — Аурентина… Но, и столь страшно проиграв, и скончавшись в скорби, и воскреснув, Веллерсхоф не успокоился. Вот, снаряжает экспедицию — шутка ли! — к Причинному Океану…