Чиновник толстенький, не очень молодой, По улице, с бумагами под мышкой,Потея и пыхтя и мучимый одышкой, Бежал рысцой.На встречных он глядел заботливо и странно, Хотя не видел никого.И колыхалася на шее у него. Как маятник, с короной Анна.На службу он спешил, твердя себе: «Беги, Скорей беги! Ты знаешь,Что экзекутор наш с той и другой ноги Твои в чулан упрячет сапоги, Коль ты хотя немножко опоздаешь!» Он все бежал. Но вот Вдруг слышит голос из ворот; «Чиновник! окажи мне дружбу; Скажи, куда несешься ты?» – «На службу!»«Зачем не следуешь примеру моему,Сидеть в спокойствии? признайся напоследок!» Чиновник, курицу узревши этак Сидящую в лукошке, как в дому, Ей отвечал: «Тебя увидя,Завидовать тебе не стану я никак; Несусь я точно так,Но двигаюсь вперед; а ты несешься сидя!»Разумный человек коль баснь сию прочтет,То, верно, и мораль из оной извлечет.
по чреслам моим вдоль поясницы скользить.Ты позови Дискомета, ременно-обутого Тавра;В сладкой работе твоей быстро он сменит тебя.Опытен Тавр и силен; ему нипочем притиранья!На спину вскочит как раз; в выю упрется пятой.Ты же меж тем щекоти мне слегка безволосое темя;Взрытый наукою лоб розами тихо укрась.
Новогреческая песнь
Спит залив. Эллада дремлет.Под портик уходит матьСок гранаты выжимать…Зоя! нам никто не внемлет!Зоя, дай себя обнять!Зоя, утренней пороюЯ уйду отсюда прочь;Ты смягчись, покуда ночь!Зоя, утренней пороюЯ уйду отсюда прочь…Пусть же вихрем сабля свищет!Мне Костаки не судья!Прав Костаки, прав и я!Пусть же вихрем сабля свищет;Мне Костаки не судья!В поле брани РазорвакиПал за вольность, как герой.Бог с ним! рок его такой.Но зачем же жив Костаки,Когда в поле РазорвакиПал за вольность, как герой?!Видел я вчера в заливеВосемнадцать кораблей;Все без мачт и без рулей…Но султана я счастливей;Лей вина мне, Зоя, лей!Лей, пока Эллада дремлет,Пока тщетно тщится матьСок гранаты выжимать…Зоя, нам никто не внемлет!Зоя, дай себя обнять!
В альбом N.N
Желанья вашего всегда покорный раб,Из книги дней моих я вырву полстраницыИ в ваш альбом вклею… Вы знаете, я слабПред волей женщины, тем более девицы. Вклею!..Но вижу я, уж вас объемлет страх!Змеей тоски моей пришлось мне поделиться;Не целая змея теперь во мне, но – ax! —Зато по ползмеи в обоих шевелится.
Осень
С персидского, из Ибн-Фета
Осень. Скучно. Ветер воет.Мелкий дождь по окнам льет.Ум тоскует; сердце ноет;И душа чего-то ждет.И в бездейственном покоеНечем скуку мне отвесть…Я не знаю: что такое?Хоть бы книжку мне прочесть!
Звезда и брюхо
Басня
На небе, вечерком, светилася звезда. Был постный день тогда:Быть может, пятница, быть может, середа.В то время по саду гуляло чье-то брюхо И рассуждало так с собой, Бурча и жалобно и глухо: «Какой Хозяин мой Противный и несносный! Затем, что день сегодня постный, Не станет есть, мошенник, до звезды; Не только есть – куды! Не выпьет и ковша воды!.. Нет, право, с ним наш брат не сладит: Знай бродит по саду, ханжа, На мне ладони положа; Совсем не кормит, только гладит».Меж тем ночная тень мрачней кругом легла.Звезда, прищурившись, глядит на край окольный; То спрячется за колокольней, То выглянет из-за угла, То вспыхнет ярче, то сожмется, Над животом исподтишка смеется…Вдруг брюху ту звезду случилось увидать. Ан хвать! Она уж кубарем несется С небес долой, Вниз головой, И падает, не удержав полета; Куда ж? – в болото! Как брюху быть? Кричит: «ахти!» да «ах!» И ну ругать звезду в сердцах.Но делать нечего: другой не оказалось, И брюхо, сколько ни ругалось, Осталось, Хоть вечером, а натощак. Читатель! басня этаНас учит не давать, без крайности, обета Поститься до звезды, Чтоб не нажить себе беды.Но если уж пришло тебе хотенье Поститься для душеспасенья, То мой совет (Я говорю из дружбы): Спасайся, слова нет,Но главное: не отставай от службы!Начальство, день и ночь пекущеесь о нас,Коли сумеешь ты прийтись ему по нраву, Тебя, конечно, в добрый часПредставит к ордену святого Станислава.Из смертных не один уж в жизни испытал,Как награждают нрав почтительный и скромный. Тогда, – в день постный, в день скоромный, —Сам будучи степенный генерал, Ты можешь быть и с бодрым духом, И с сытым брюхом?Ибо кто ж запретит тебе всегда, везде Быть при звезде?
Путник
Баллада
Путник едет косогором;Путник по полю спешит.Он обводит тусклым взоромСтепи снежной грустный вид.«Ты к кому спешишь навстречу,Путник гордый и немой?»«Никому я не отвечу;Тайна то души больной!Уж давно я тайну этуХороню в груди своейИ бесчувственному светуНе открою тайны сей:Ни за знатность, ни за злато,Ни за груды серебра,Ни под взмахами булата,Ни средь пламени костра!»Он сказал и вдаль несетсяКосогором, весь в снегу.Конь испуганный трясется,Спотыкаясь на бегу.Путник с гневом погоняетКарабахского коня.Конь усталый упадает,Седока с собой роняетИ под снегом погребаетГосподина и себя.Схороненный под сугробом,Путник тайну скрыл с собой.Он пребудет и за гробомТот же гордый и немой.
Желание быть испанцем
Тихо над Альгамброй.Дремлет вся натура.Дремлет замок Памбра.Спит Эстремадура.Дайте мне мантилью;Дайте мне гитару;Дайте Инезилью,Кастаньетов пару.Дайте руку верную,Два вершка булату,Ревность непомерную,Чашку шоколату.Закурю сигару я,Лишь взойдет луна.Пусть дуэнья стараяСмотрит из окна!За двумя решеткамиПусть меня клянет;Пусть шевелит четками,Старика зовет.Слышу на балконеШорох платья, – чу! —Подхожу я к донне,Сбросил епанчу.Погоди,
прелестница!Поздно или раноШелковую лестницуВыну из кармана!..О сеньора милая,Здесь темно и серо…Страсть кипит унылаяВ вашем кавальеро;Здесь, перед бананами,Если не наскучу,Я между фонтанамиПропляшу качучу.Но в такой позицииЯ боюся, страх,Чтобы инквизицииНе донес монах!Уж недаром мерзостный,Старый альгвазилМне рукою дерзостнойДавеча грозилНо его, для сраму,я Маврою [12] одену;Загоню на самуюНа Сьерра-Морену!И на этом месте,Если вы мне рады,Будем петь мы вместеНочью серенады.Будет в нашей властиТолковать о мире,О вражде, о страсти,О Гвадалквивире;Об улыбках, взорах,Вечном идеале,О тореодорахИ об Эскурьяле…Тихо над Альгамброй,Дремлет вся натура.Дремлет замок Памбра.Спит Эстремадура.Дайте мне конфетку,Хересу, малаги,Персик, амулетку,Кисточку для шпаги;Дайте опахало,Брошку иль вуаль,Если же хоть малоЭтого вам жаль, —К вам я свой печальныйОбращаю лик:Дайте нацьональныйМне хоть воротник!..
12
Здесь, очевидно, разумеется племенное имя: мавр, Мавритании, а не женщина Мавра. Впрочем, это объяснение даже лишнее; потому что о другом магометанском племени тоже говорят иногда в женском роде: турка. Ясно, что этим определяются – сточные нравы. (Примечание К. Пруткова.)
Древней греческой старухе, Если б она домогалась моей любви
Подражание Катуллу
Отстань, беззубая!.. твои противны ласки!С морщин бесчисленных искусственные краски,Как известь, сыплются и падают на грудь.Припомни близкий Стикс и страсти позабудь!Козлиным голосом не оскорбляя слуха,Замолкни, фурия!.. Прикрой, прикрой, старуха,Безвласую главу, пергамент желтых плечИ шею, коею ты мнишь меня привлечь!Разувшись, на руки надень свои сандальи;А ноги спрячь от нас куда-нибудь подалей!Сожженной в порошок, тебе бы уж давноВо урне глиняной покоиться должно.
Пастух, молоко и читатель
Басня
Однажды нес пастух куда-то молоко,Но так ужасно далеко,Что уж назад не возвращался.Читатель! он тебе не попадался?
В борьбе суровой с жизнью душнойМне любо сердцем отдохнуть;Смотреть, как зреет хлеб насущныйИль как мостят широкий путь.Уму легко, душе отрадно,Когда увесистый, громадный,Блестящий искрами гранитВ куски под молотом летит…Люблю подсесть подчас к старухам,Смотреть на их простую ткань.Люблю я слушать русским ухомНа сходках родственную брань.Вот собралися: «Эй, ты, леший!А где зипун?» – «Какой зипун?»«Куда ты прешь? знай, благо, пеший!»«Эк, чертов сын!» – «Эк, старый врун!»………………………………………………………………………………………………И так друг друга, с криком вящим,Язвят в колене восходящем.………………………………………………………………………………………………
13
Здесь помещается только отрывок недоконченного стихотворения, найденного в сафьяновом портфеле Козьмы Пруткова, имеющем золоченую печатную надпись: «Сборник неоконченного (d'inachev'e) № 2».
Блестки во тьме
Над плакучей ивойУтренняя зорька…А в душе тоскливо,И во рту так горько,Дворик постоялыйНа большой дороге..;А в душе усталойТайные тревоги.На озимом полеПсовая охота…А на сердце болиБольше отчего-то.В синеве небеснойПятнышка не видно…Почему ж мне тесно?Отчего ж мне стыдно?Вот я снова дома;Убрано роскошно…А в груди истомаИ как будто тошно!Свадебные брашна,Шутка-прибаутка…Отчего ж мне страшно?Почему ж мне жутко?
Все стою на камне, —Дай-ка брошусь в море…Что пошлет судьба мне,Радость или горе?Может, озадачит…Может, не обидит…Ведь кузнечик скачет,А куда – не видит.
Мой сон
Уж солнце зашло; пылает заря.Небесный покров, огнями горя,Прекрасен.Хотелось бы ночь напролет проглядетьНа горнюю, чудную, звездную сеть;Но труд мой усталость и сон одолетьНапрасен!Я силюсь не спать, но клонит ко сну,Воюся, о музы, вдруг я заснуСном вечным?И кто мою лиру в наследство возьмет?И кто мне чело вкруг венком обовьет?И плачем поэта в гробу помянетСердечным?Ах! вот он, мой страж! милашка луна!..Как пышно средь звезд несется она,Блистая!..И, с верой предавшись царице ночей,Поддался я воле усталых очей,И видел во сне, среди светлых лучей,Певца я.И снилося мне, что я тот певец,Что в тайные страсти чуждых сердецСмотрю яИ вижу все думы сокрытые их,А звуки рекой из-под пальцев моихТекут по вселенной со струн золотых,Чаруя.И слава моя гремит, как труба,И песням моим внимает толпаСо страхом.Но вдруг… я замолк, заболел, схоронен;Землею засыпан; слезой орошен…И в честь мне воздвигли семнадцать колоннНад прахом.И к Фебу предстал я, чудный певец.И с радостью Феб надел мне венецЛавровый.И вкруг меня нимфы теснятся толпой;И Зевс меня гладит всесильной рукой;Но – ах! – я проснулся, к несчастью, живой,Здоровый!
14
Напоминаем, что это стихотворение написано Козьмою Прутковым в момент отчаяния и смущения его по поводу готовившихся правительственных реформ. ((См. об этом в «Биографических сведениях».)