Смотрящий. Блатной романс

Михаил свет Геннадьевич одернул черт знает из сколько стоящего материала скроенный зеленый с серебристым переливом пиджак и убрал мобилу обратно - звонить он не собирался, а просто подавал условный сигнап. А Ртуть медузой осел на корточки. Брыкнулся на левый бочок. И запачкал вишневым мазутом пол.

–  Не передрейфил?
– насколько умел дружески, подмигнул Сергею главный папа.
– Не бзди, прорвемся.- Папа плавно повел плечами, типа засиделся он тут и теперь разминается.
– Мы своих не сдаем. Нам такие бодрые герои самим нужны.
– Старший папа сладко потянулся. А ведь предыдущей ночью, в натуре, он с советниками кроил гак и сяк сегодняшний день. Главный папа кивнул младшим папам, приглашая к столу. Дескать, теперь можно и расслабиться.

И опять не поверил дружеской улыбке Сергей Шрамов. Опять, выходит, торжественно вручают мешок сахара и зовут в светлое будущее. Опять со Шрамом кто-то играет, будто котенок с тампаксом. Сереге, как штрафнику, набухали полный фужер «Крувуазье». Серега принял на грудь янтарную жиДкость одним махом, выгоняя из-под кожи смертельный холод. Папа подозвал его поближе.

–  Ты от нас Вирши подминать поедешь. Был городишко воровской, а сделался бычий - неувязочка. Нужно вернуть жизнь на круги своя. Знаешь такое место районного значения под Питером?
– похлопал Михаил Геннадьевич Сергея по плечу.- Место там теплое, перегонные аппараты стоят. Но не самогон, а нефть перегоняют.

«…Вот так вот будет правильно, - про себя думал главный папа.
– Времени у пацана мало. На таком майдане, как Вирши, долго не живут. Вот и станет пацан рыпаться - списки эрмитажные быстрее искать, чтоб, значится, самому тему оседлать, а с нашего опасного паровоза соскочить. А мы ему аккуратно своего долгоносика в свиту зарядим. Надо будет подходящую кандидатуру подобрать. Вот так вот будет правильно…»

И тут в заведение вошла девушка. Походка, как перышко на ветру. Фигура оранжерейная. Глаза - карельские озера. До реформ на Руси такие девушки не водились. Такие девушки тогда в эмпайр билдингах икру ложками жрали, и сама Статуя Свободы им шестерила. Даже не поморщившись на труп, девушка глубоким гортанным голосом обратилась к главному папе:

–  Я что-то путаю, или ты сегодня идешь на мой концерт?

И тот сразу, хотя далеко не. молод, из Михаила Геннадьевича превратился в Мишку Хазарова.

Северное сияние полыхало в глазах девушки. Знакомить девушку с Сергеем никто не рыпнулся. Не того фасона кадр. Да и ваше, хорошо если с месяц прокантуется на свете белей.

–  Да-да, - свернув шею, чтобы спрятать нестандартное выражение башни от соратников, рывком поднялся с места главный папа.

От него не ускользнуло, какими глазами облизал его подругу Шрам. «А может, другую карту из колоды следовало тянуть? Впрочем, нет, пустое, - вяло подумал папа, - все равно хлопцу больше месяца не протянуть. А вообще жаль. Нормальный пацан, правильный; и чего его на зоне потянуло из себя лоха корчить?» Докумекать мысль главному папе не дал Толстый Толян:

–  А со жмуриком что делать?

–  Кажись, его погоняло - Ртуть. Ртуть, если учебник не лажает, тяжелее воды. Посему прячьте концы в воду. Аминь.

Глава 2

Я родился и вырос в Ростове

Под опекой дворовой шпаны.

Был кастет мой всегда наготове

И махоркой набиты штаны.

Городок Вирши и Питер разделяло сто километров железной дороги - два с половиной часа в битком набитой отстойными люмпенами электричке. Городок лежал на берегу реки и вонял, как выброшенная на берег и откинувшая ласты рыба. Вонь была особенная, оседающая в горле жирным приторным налетом. Сначала, когда только вышел из электрички. Шрам полчаса крутил носом. Потом пообвык. Городок вонял перерабатываемой нефтью, то есть вонял деньгами. А еще говорят, что бабки не пахнут.

Городок почти спал. За пешую прогулку от вокзала до центра Сергею встретились: на рогах хиляющий пролетарий с расквашенной мордой; стая устремленно рулящих куда-то еще по-летнему легко разодетых девиц шлюшного норова, не иначе как на танцульки, и два гопника с шакальим блеском в глазах. Обтявкав взглядами Шрама, гопники предпочли пройти мимо и свернули в темный переулок. Авось там попадется кто-нибудь побезобидней.

А ведь внешне Шрамова шибко крутым не назовешь. Обыкновенный тридцатилетний дядька. Не толстый и не худой. Темноволосый и нос немного картошкой. Да вот есть что-то такое железное во взгляде. Да морщины резко очерчены. Да в фигуре что-то… непреклонное, что ли?

Наконец Сергей рышел на одну из главных улиц. Здесь уже была цивилизация. Изредка шастали машины, топали по своим делам редкие прохожие. Топал по своим делам и Серега Шрамов, беспечно размахивая нетяжелым полиэтиленовым пакетом.

Шрамову городок показался похожим на псарню, где между коблами идет вечная драчка за пайку. И эту навозную кучу ему предстоит превращать в правильный воровской цветушник? Михаил свет Геннадьевич не обмолвился, но рикошетом Серега прослышат, что двое человек здесь уже зубки обломали. Шрам заслан третьим.

Наверное, не с той стороны те двое ниточки искали. А что тут мудрить козырно? Город пах нефтью, а это значит, что Сергею придется измазать руки по локти в черном золоте. И скорее всего, кого-нибудь придется в этой жиже утопить.

Тускло светились витрины запертых магазинов, зато помпезно пылали холодным неоновым огнем вывески. Шрам с любопытством вертел головой - ему здесь жить. Магазин мужской верхней одежды «Фаворит», «24 часа», «Спортивная обувь», кафе «Чародейка» - закрыто, работает до 23.00, «Пункт обмена валюты» - тоже закрыт. А вот и то, что Сергей искал.

Лишенная всяких художественных наворотов скромная табличка «Баня». В неоновом фейерверке не сразу и различимая. Зато дверь - броня крепка. Такую дверь не постеснялся бы примерить и средней руки банк. И самое важное - верная примета, что в теремочке кто-то обитает. Окно на втором этаже распахнуто настежь, и оттуда надрывает динамики магнитофон:

А мы такие жиганчики донские! Мы из ростовских дворовых пацанов! А мы вору-вору-вору-воруем! Уносим ноги от погони мусоров!

Шрам переждал, пока мимо не спеша продефилирует ментовский бобик, и кулаком несколько раз от души громыхнул в железную броню. Колокольный гул поплыл по этажам внутри здания. Из третьего окна на втором этаже продолжало шуметь на всю округу:

А мы такие жиганчики донские! Дедушка - Дон, а батюшка - Ростов! А мы вору-вору-вору-воруем! А ты попробуй - не догонишь, будь здоров!

Шрам выждал с минуту и повторил вечерний звон. Вторая попытка оказалась удачней, и дверь, отлязгав отпирающимися запорами, с внушительным скрипом отворилась.

–  Закрыто, - немиролюбиво прогундосил в образовавшуюся щель кто-то.

–  Я хорошо отмаксаю,- подчеркнуто вежливо предложил Сергей.

Голос стал еще гундоснее.

–  Мест нет, - не клюнула на предложение та сторона.

Тогда, полагая, что правила приличия соблюдены, Шрам дернул дверь на себя и таким манером выволок вцепившегося в дверь банщика пред свои светлые очи.

–  Ты че, опух?!
– взвыл банщик уже не гундосным, а совсем другим голосом. Как в липком коктейле, в голосе один к трем смешались борзость и страх. Белый мятый халат на банщике вспомнил те времена, когда его регулярно крахмалили, и встал дыбом.