Смотрящий. Блатной романс

Ремонтный цех был небольшой - метров сто квадратных. И на этих ста метрах громоздились токарные и фрезерные станки, и даже один зуборезный, с вертикальным валом. А еще на этих ста метрах хранились сложенные, как дрова, покрытые окалиной заготовки, свернутые бухты проволоки, перевязанные снопами стальные и латунные прутки. В общем, представитель брокерской фирмы еле нашел место, где почти не боялся измазать свой серенький плащик.

Протиснувшийся в запыленное окошко луч играл на замке новенького кожаного портфеля представителя. Больше во внешности представителя ничего блестящего и яркого не было. Этакая серая служебная мышка. Разве что глазки иногда нет-нет, да и заискрят, будто короткое замыкание в голове.

–  Неправильно думаете, мужики, - вещал представитель перед бригадой ремонтного цеха. Он скопом называл всех «мужиками», хотя из семи трудяг трое были пусть и сгорбленные годами, но тетки. Он уже крепко посадил голос, потому как выступал минут сорок.

– Неправильно! Сейчас наша гордость, наш нефтеперерабатывающий комбинат больше стоит, чем работает, То электроэнергию отрубят, то поставщики подляну кинут.
– Представитель воровато зыркнул, как работяги слопали слово «наш» про комбинат. Прибитые жизнью тетки смотрели на агитатора сочувственно, будто на ищущего вымя теленка. Слопали и не заметили.
– А все отчего? Оттого, что нет; настоящего хозяина. При коммуняках комбинат был как бы наш и как бы ничей. И толку не было, И теперь, когда его поделили, он как бы общий. То есть опять ничей. Вы ж не тупые, вы ж газеты читаете, а в газетах что говорят? Чтобы дело двинулось, нужны инвестиции. А кто ж их даст за так?

Самый старый в цеху - дед Михей, давно уже заслуживший три пенсии, но комбинат не оставивший,- окликнул агитатора с подоконника, где смолил «Приму»:

–  Выходит, все это время, пока Гусь Лапчатый заправлял, мы как бы зря животы надрывали?

–  Эдуард Александрович не виноват, - серьезно стал разъяснять представитель.
– В восемьдесят девятом всем казалось, что стоит сказать: гоп - и все получится. Не получилось, законы экономики не позволили. Сами знаете, что оборудование устарело. Вот, например, я увидел в вашем цеху, что этот, как его, зубофязный…

–  Зуборезный,- без подвоха подсказал дед Михей.

–  …Спасибо. Зуборезный станок сделан в сорок втором году в Германии и вывезен в счет контрибуции. Разве можно успешно трудиться на таком оборудовании?!
– спросил пришлый, искренне ища согласия в закопченном годами и трудом лице деда Михея.

–  А что?
– пожал плечами дед.
– Хорошая машина. Надежная. Она еще всех нас переживет.

Представитель решил обминуть скользкую тропинку.

–  Никто не спорит, станок хороший.- Представитель вдруг вспомнил, как у него месяц тому лопнула подвеска на собственной «тойоте». Чем не аргумент?
– А вдруг какая-нибудь шестеренка полетит? Где вы ее заказывать будете и за какие шиши?

–  Сами выточим. Делов-то, - хмыкнул Михей в прокуренные, цвета слоновой кости усы.

–  Ну ладно, - решив, что занесло не туда, что пора сворачиваться, махнул рукой представитель.
– Не об том речь. А об том речь, что ежели наш комбинат да оборудовать новой техникой, да заказами иностранными поддержать!…

Цеховые тетки неодобрительно зашикали на старика - вечно он баламутит, такую красивую речь мешает рассказывать.

–  Среди вас, наверное, есть такие, кто продал акции нефтекомбината нашей фирме. Я ведь прекрасно понимаю, что вы это сделали не только ради денег. Вы ведь, когда принимали столь ответственное решение, наверное, хотели, чтоб акции попали в хорошие руки? К настоящему хозяину чтоб попали? А кто в нашем изменчивом мире может быть надежней американского хозяина? Вспомните, об чем каждый день твердит телевизор? О том, что американцы умеют вести бизнес. Вот и наша брокерская фирма «Семь слонов» теперь уступает пакет акций американцам не потому, что те больше платят. А чтоб сюда пришел настоящий хозяин!

–  А вот еще говорят, - подал голос, нагло перебив увлеченного и взахлеб воспевающего новый порядок оратора, рослый плечистый парень, примостившийся на краешек подоконника рядом с дедом Михеем, - что американцы спецом прикупают у нас заводы и стопарят их, типа консервируют. Чтоб конкуренции меньше было для своих заводов. Это правда?

–  Кто вам такое сказал?!

– как за себя лично обиделся представитель, и в его бегающих мышиных глазках потухли только что родившиеся электрические огоньки.- Все определяют законы экономики. А покупать производство, чтоб потом заморозить - невыгодно. Но я о другом. О том, что если наш комбинат подлатать и обновить, то вы зарплату не в рублях, а в долларах получать будете. И это главное. И это решается именно сейчас: придет ли настоящий хозяин на наш комбинат или не придет? И во многом от вас самих это зависит.

–  То есть, если я правильно въехал, - сказал парень, что примостился рядом с дедом, - если мы не захотим, то комбинат америкашкам продан не будет?

–  Ну конечно, все не так, - тяжело вздохнул представитель, словно добрый врач в палате для тихихдушевнобольных. Он убил столько времени, а базар вернулся на старые дрожжи. Агитатор посмотрел на часы.
– Меня еще ждут в литейном цехе. Давайте, я завтра вернусь к вам и мы продолжим этот разговор.

–  А чего ж не поговорить с дельным человеком?
– за всех согласился дед Михей.
– Давайте.

–  Значит, на завтра договорились?
– к неудовольствию чувствуя, как саднит надорванная глотка, заторопился представитель.
– Значит, я завтра вернусь к вам снова. А сейчас не покажет ли мне кто-нибудь, как пройти в литейный цех?

–  Слышь, паря, - толкнул дед Михей в бок локтем рослого соседа.
– Проводи человека в литейку, а то еще заблудится, - говорил он эти слова без всякой подначки. Сразу было видно, что честно заботится.

–  А че ж не проводить? У меня, кстати, пара вопросов по теме имеется, - оторвал зад от подоконника парень и двинул на выход, играя налитыми плечами. Не тот выход, которым попал в цех представитель, а в другом конце ста квадратных метров.

Стараясь не зацепиться об со всех сторон торчащие зазубрины и заусеницы на металлических болванках, осторожно переступая через горы радужной стружки, вжимая голову, чтобы не долбануться о крюк кран-балки, представитель последовал за проводником.

–  Не-а, - сокрушенно тряхнул седыми усами дед.
– Чует мое сердце, не вернется он к нам завтра, - сказал это дед Михей вполголоса, чтоб не обидеть пришлого человека. Усы деда Михея грустно поникли, как моржовые клыки.

А пришлый человек, то есть представитель брокерской фирмы, следом за рослым парнем вышел из цеха. Было где-то три часа пополудни. Солнце продолжало бодаться с тучами с переменным успехом. Снаружи нефтяная вонь першила в горле сильнее, чем в цеху.

Место, куда представитель попал, ему сразу не понравилось. С одной стороны стена в колючей проволоке поверху, с другой - груды, горы, Пиренеи стружки. Синей стружки, витой, как волосы у негра; белой стружки, начесанной, как рыбья чешуя; желтой стружки, собравшейся в тугие диванные пружины.

И тут рослый парень с разворота зарядил представителю в пятак. Только из сопатки сопли пополам с кровищей чвыркнули бахчисарайским фонтаном. И представителя унесло в колючие и острые груды, горы и Пиренеи стружки. А парень еще пару раз пнул ногой, расстегнул штаны и помочился на выпавшие из новенького портфеля бумаги.

–  Неубедительно агитировал, - как бы в оправдание своим действиям и совершенно беззлобно (точно так же беззлобно, как выступал дед Михей) сообщил парень распятому на стружках представителю и вернулся в цех.

* * *

«…При расследовании причин, приведших к смерти начальника Виршевского управления внутренних дел Ивана Ивановича Удовиченко, родившегося в Степанакерте 23.06.47, результаты экспертизы можно трактовать двояко. Зарегистрированное главврачом Виршев-ской районной больницы Вахташом Шотавовичем Габуни отравление питьевым спиртом при повторном вскрытии трупа подтвердилось. Однако на теле потерпевшего обнаружены следы неоднократных побоев, имеет место и черепно-мозговая травма…»