Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова

— Бедный, бедный! — причитал Чмотанов. Он встал на колени, из угла могилы выкатился еще череп другой, третий…

— И в каждом — дырочка… — коснеющим языком констатировал Чмотанов, рассматривая черепа.

Столичный прах затерялся среди прочих.

Над всеми ними Ваня насыпал маленький холмик.

Затем он шел, сшибая кресты и размахивая руками. У горизонта стыла бледная вечерняя заря.

* * *

…Чмотанов очнулся в избушке, освещенной пятнадцатисвечовой лампочкой. Ветхий лысый дед в латаной жилетке стоял у самодельной книжной полки. Пятьдесят пять томов [33] в одинаковых темно-синих переплетах и несколько рваных брошюрок с буквой ять в заголовках составляли неожиданную в такой глуши библиотеку.

33

Имеется в виду Полное Собрание сочинений Владимира Ульянова-Ленина в 55 томах (М.: Госполитиздат, 1958-1971). Это 6-е по счёту издание (тёмно- синие переплёты с рельефным изображением головы Ленина и золотым тиснением) до настоящего времени считается наиболее полным, хотя фактически таковым не является, поскольку не может претендовать ни на объективность, ни на академичность, ни тем более на полноту. Многие из включённых в него текстов были цензурированы, а множество других и вовсе не включены. Ныне известно о существовании более 3000 различных документов, написанных или продиктованных Лениным, которые никогда не были обнародованы, поскольку их опубликование могло нанести образу «самого человечного человека на Земле» непоправимый ущерб.

— Возгащение блудного сына, — картавил старичок, стягивая с Чмотанова заляпанное грязью пальто. — Прошу, батенька, садитесь. Сейчас будем пить чай! А вы, действительно, случайно не… в некотогом годе не годственник мне? Внешнее сходство есть, и довольно большое…

Чмотанов таращил глаза, силился понять: «Картавит, отроду лет сто».

Дед возился у электроплитки, сердился:

— Опять пегегогела! Ну, ничего, мы это починим. Но каковы кгохобогы: столько тугбин постгоено, и до сих пог зне'гия — четыге копейки киловатт [34] .

34

В описываемый период (рубеж 1960-1970-х годов) стоимость одного киловатта электроэнергии для населения СССР составляла 4 копейки, то есть была почти дармовой. При отсутствии явной инфляции и при среднемесячной зарплате советского инженера в 120-130 рублей расходы среднестатистической городской семьи из трех-четырех человек на оплату электричества не превышала 5-6 рублей в месяц. Однако в провинции, где люди жили в состоянии перманентной нищеты, они были вынуждены экономить на всём, считая каждую копейку.

Никакой пенсии не хватает. И опять выход один — нелегальное положение.

Дед ловко вставил проволочку в счетчик, тот перестал крутиться, а плитка занялась малиновым огнем.

Пили чай. Дед толковал о дружке своем Сашке, который живет в Америке [35] , и, как и раньше, ни черта не понимает в мировой политике.

— Сто лет пгожил, а ума не нажил. Так и не понял, за что его из России выпегли.

«На что намекает?» — недоумевал Ваня и осторожно спросил:

35

Имеется в виду Александр Федорович Керенский (1881-1970) — российский политик и общественный деятель, в 1917 г. — министр юстиции и военный и морской министр, затем — глава (министр-председатель) Временного правительства 2-го формирования. Родился в Симбирске, где его отец Фёдор Керенский был директором мужской гимназии, которую в 1887 г. окончил с золотой медалью Владимир Ульянов — будущий Ленин. Семьи Керенских и Ульяновых связывали тесные дружеские отношения, отец Александра всячески покровительствовал среднему сыну своего друга и сослуживца Ильи Ульянова, несмотря на то, что его старший сын был казнён по обвинению в подготовке покушения на императора Александра III Миротворца. В предвоенные годы Керенский работал адвокатом, был избран депутатом Государственной думы IV созыва. Стремительно выдвинулся в дни Февральской революции 1917 г. Безуспешно пытался противостоять большевистской экспансии, направленной на нелегитимный захват власти; после Октябрьского переворота бежал из Петрограда, а в 1918 г. и из России. Жил в Англии, во Франции, с 1940 г. — в США. В июне 1970 г., в возрасте 89 лет, покончил жизнь самоубийством, отказавшись от принятия пищи и лечения хронических заболеваний. К моменту написания Н. Боковым и Б. Петровым «Смуты Новейшего времени…» Керенский оставался единственным из упомянутых в повести еще живущим историческим деятелем начального периода коммунистической эпохи.

— А ты, дедок, чем занимаешься?

— Бегегу кладбище, это меня устгаивает. Пенсия полностью плюс загплата. Летом подгабатываю, стогожу сено на лугу. Дело это мне знакомо издавна… Вы скажете — есть дела и поважнее. Лет пятьдесят назад я бы с вами согласился, а сейчас, батенька, увольте. Вы пейте чай, не то остынет. Так вот, заботы были немалые, здоговьишко пошатнулось, суете вокгуг, доктога заде'гали, а я их стгасть не люблю. В России меня в сегда тянет уйти в подполье. И я в одно пгекгасное утго ушел из дому. Совсем как г'аф Толстой [36] со своими гисовыми котлетками.

36

Лев Николаевич Толстой (1828-1910) — знаменитый русский писатель, автор эпопеи «Война и мир». Под конец жизни в результате ожесточённого семейного конфликта с супругой Софьей ушёл из дома в Ясной Поляне под Тулой, намереваясь отправиться в странствование по России. Путешествие оказалось непродолжительным: следуя поездом из Козельска в Ростов-на-Дону, 82-летний писатель тяжело заболел, был вынужден сойти с поезда на станции Астапово, слёг и через неделю скончался.

Несколько лет жил инкогнито. Писал, думал… К сожалению, ничего не могу показать, на полке этого нет, хганю в укгомном месте, в Швейцагии. Так вот. Когда спохватился — было поздно: товагищи все уже гешили за меня.

Мое появление было бы пгосто политическим идиотизмом. Я занялся своим здоговьем. Изучал йогу, пегестал читать газеты — кгугом твогилось что-то непонятное… Изгедка пегеписывался с Сашей, мы знаем дгуг дгуга еще с гимназии. В общем, не стоит и вспоминать, что было — того уже не вегнешь…

Ваня впился в очертания стариковской тени. Голова, плечи… до ужаса знакомые черты… Тень зашевелилась. Буднично звенел о блюдце стакан.

Руки у Вани задрожали в нервном тике.

* * *

Очнулся он в избе у Манящи, с мокрым полотенцем на лбу. Как ни старался он вспомнить подробности встречи, всплывало одно: шел он, перебирая руками колья плетня, а в небе висел колдовской серпик луны, и зеленые огни — парами светились позади в темноте. Глаза не то собак, не то волчьей стаи.

* * *

Настал день, когда Чмотанова разбудил невнятный гул и ропот. Он выглянул, зевая, в окно и замер с разинутым ртом: площадь была запружена населением. Голокомчане мялись, переговаривались, ждали выхода вождя. Заводской гудок проныл двенадцать часов.

Чмотанов почувствовал нехорошее и подумал, не позвонить ли в милицию. Не без досады он вспомнил о поспешной и непродуманной ликвидации следственных органов.

— Ванюшка! Что ж теперь будет?! — пугалась первая дама города Маня, стоя у окна в ночной рубахе из голландского полотна.

Вбежал, тяжело дыша, единственный комиссар Аркаша.

— Ванька! — кричал он. — Беги! Бить будут!

— То есть как?

Зазвенело стекло в отдаленном конце зала заседания.

Ропот толпы усилился. Ваня спешно натягивал штаны. С нижнего этажа слышались мощные удары в дверь.

— Пора говорить с народом, — решительно сказал Ваня.

Он вышел на крыльцо горсовета. Толпа замерла. Так привычен и ясен был дорогой образ, что впору было повернуть и терпеть.

— Товарищи! — гаркнул Чмотанов. — Что привело вас сюда, друзья мои, братья и сестры? Почему вы не на своих родных фабриках и заводах, не на полях ваших? Они принадлежат вам, ступайте трудиться!

— Курева нету, — юродиво заныли в толпе.

— Жратвы мало! — басом рявкнула баба в грязном тулупе.

— То есть как мало? — грозно спросил Ваня. — Что, так уж всё и слопали?

Толпа утвердительно засопела.

— Можно сказать, нету пищи, Владимир Ильич! — бойко крикнул инженер игольного комбината.

Ваня растерялся. Все долго помолчали.

— Вы бы позвонили в центр, пусть эшелон с колбасой пришлют! — посоветовали бабы.

— Накорми, накорми! — разгуживалась толпа. — Накорми, и чтоб еще запас был! Твои мы, если накормишь, в столицу пойдем, если б надо.

— Иль не веришь нам?! — прорвался вперед плотник номер один. — Да я для тебя… руку отрублю! Хошь?

— Отруби, — рассеянно сказал Ваня, думая, где достать колбасы и хлеба.

Плотник крякнул, побледнел и вынул топор.

— Товарищи! — плачущим голосом сказал он. — Вот, для родного Ильича руки не пожалею!

Стало тихо. Плотник поднялся на крыльцо и поплевал на ладони. И положил правую руку на перила крыльца. Потом подумал и положил левую.

Высоко над головой лучший плотник занес блеснувшее лезвие и — жахнув — ударил. И промахнулся.

Толпа крякнула, ничего не поняв, и присела. Плотник упал в бессознательном состоянии.

— Виданное ли дело — людей калечить! — заголосили бабы, а пуще всех визжала красавица Полина, жена плотника.

— Ай, какой мастер был! Ай, где ж теперь заработка возьмет! Гроба дрянного сколотить не сможет!

— Действительно, чтой-то очень странно, товарищ начальник, — сказал рослый парень в спортивном костюме. — Вот лежали вы, где положено, и вдруг у нас в городе объявляетесь, народ смущаете…