Смута новейшего времени, или Удивительные похождения Вани Чмотанова
Шрифт:
В вестибюле стоял стон. Безжалостно вытряхивали из мешков и портфелей продукты и относили снова в буфет. У подъездов Дворца фырчали автомобили. Не пригодившихся кандидатов увозили на вокзалы и в аэропорты, вручив три рубля и билет до места жительства.
Бурно негодовал Ленин с Урала, когда отобрали у него шапку, ботинки и семь килограммов колбасы. Ильичи посмекалистее выносили пищу под платьем.
Уцелело после селекции всего двести человек.
Их по одному заводили в комнату, где заседала комиссия экспертов под председательством академика Збарского. Приглашены были врачи, художники и старые большевики. Если кандидат не подходил (то есть получал менее 20 баллов), председатель поднимал красный флажок; кандидата уводили направо в коридор. В благоприятном случае — вверх налево по лестнице.
Ввели, наконец, Ваню Чмотанова.
— Чудесный экземпляр! — громко прошептал профессор Сухин.
— На редкость, на редкость, — согласился доктор Лунц [47] .
— Самородок! — поддакнул живописец Трезоркин.
— А вы что скажете, Марья Конспиратовна? — спросил Сухин старую большевичку Пролежневу [48] .
—
— Он. Как сейчас помню… Ах, я тогда была молода, и за мной ухаживал шикарный ротмистр… забыла его имя… Малиновский, кажется [49] . Знаете, как в старое время, с усами и саблей. И вот однажды в Мариинском театре, представьте себе, на сцене светло, а в зале темно. И мы сидим с ним в ложе…
47
Даниил Лунц (1912-1977) — советский психиатр, доктор медицинских наук, один из основоположников и проводников системы карательной психиатрии в СССР. В 1960-1970-х гг. имя Лунца было связано с деятельностью Центрального научно- исследовательского института общей и судебной психиатрии имени Сербского в Москве, в котором на протяжении длительного времени он заведовал секретно-политическим отделением IV-E, где осуществлялась проверка на вменяемость арестованных КГБ диссидентов и правозащитников. В случае признания невменяемыми такие люди формально освобождались от ответственности по ранее предъявленным им обвинениям и отправлялись на бессрочное принудительное «лечение» с психиатрические клиники тюремного типа. Там над заключёнными осуществлялись преступные эксперименты, направленные на изменение сознания с целью принуждения к признанию себя психически больным и отказа от своих антисоветских убеждений. Преступная деятельность Лунца и его подручных (Морозов, Ландау, Печерникова, Тальце и др.) детально описана во множестве мемуаров диссидентов — Владимира Буковского, Петра Григоренко, Виктора Некипелова, Леонида Плюща, Александра Подрабинека и др.
48
Прототипом является Дора Лазуркина (1884-1974) — коммунистка (член РСДРП с 1902). В 1917 г. входила в состав Петроградского комитета РСДРП(б), избиралась делегатом VI съезда большевистской партии. После Октябрьского переворота подвизалась в сфере коммунистического образования; последняя должность перед исключением из партии в 1936 г. — заведующая отделом школ Ленинградского горкома ВКП(б). В 1937 г. арестована как враг народа; 17 лет провела в ГУЛАГе и послелагерной ссылке в Сибири. В 1953 г. освобождена, в 1956 г. реабилитирована и отправлена на персональную пенсию. Получила всемирную известность после того как 31 октября 1961 г. «Правда» на первой странице опубликовала ее выступление на XXII с ъезде К ПСС р ядом с постановлением о выносе из мавзолея одной из двух хранящихся в нем мумий — Сталина. 75-летняя Лазуркина сообщила делегатам буквально следующее: «Товарищи! Во сне ко мне часто приходит Ильич и говорит: «Мне неприятно лежать в Мавзолее рядом со Сталиным, он совершил столько зла»«. Ошарашенные делегаты не знали, что ещё в 1937 г., вследствие тяжелейшего психологического шока от своего ареста и ареста мужа, Лазуркина повредилась в рассудке. Душевная болезнь выражалась у неё в утверждениях об осуществлявшихся ею телепатических сеансах с вязи с Лениным, который давал ей из загробного мира руководящие указания о правильном проведении в жизнь большевистской линии — в обход «извращений» и «перегибов», творимых Сталиным. Когда информация об этой особенности личности Лазуркиной распространилась в кулуарах съезда, делегаты осознали, что Никита Хрущёв просто использовал больную старуху в своих конъюнктурных целях. Однако дело было сделано — и с Мавзолея исчезло имя «Сталин».
49
Пролежнева путает двух однофамильцев с похожими именами — Романа Малиновского и Родиона Малиновского, один из которых не был военным, а другой не был ротмистром.
Роман Малиновский (1876-1918, расстрелян) — большевик, член РСДРП(б) с 1906 г., член ЦК РСДРП(б) с 1912 г. Лидер большевистской фракции в Государственной думе IV созыва, по совместительству — агент-провокатор Охранного отделения Департамента полиции. В 1914 г., опасаясь разоблачения, оставил думский мандат и исчез из России. Объявился в Германии, где после начала Первой Мировой войны был арестован и интернирован как российский подданный. В 1918 г. вернулся в большевистскую Р оссию, был арестован В ЧК, осуждён и казнён как «контрреволюционер-провокатор».
Родион Малиновский (1898-1967) — советский военачальник, Маршал Советского Союза (1944), министр обороны СССР (1957-1967). После начала Первой Мировой войны 15-летним подростком пошёл добровольцем на фронт, был тяжело ранен. С 1916 г. в чине ефрейтора воевал с немцами во Франции в составе Русского экспедиционного корпуса, затем служил во французском Иностранном легионе. В Россию вернулся в 1919 г., записался в Красную армию и прослужил в ней всю оставшуюся жизнь. Несёт персональную ответственность за расстрел советскими войсками выступивших против коммунистического режима рабочих в Новочеркасске 2 июня 1962 г., когда только по официальным данным было убито 26 и ранено 87 человек.
Збарский наклонился к Пролежневой и зашептал что-то на ухо.
— Да, да, конечно. — Спохватилась Марья Конспиратовна. — И в от я решила во что бы то ни стало встретиться с Ульяновым. Я поехала в Берлин. Приезжаю, а мне говорят: Тулин в Париже. Тулин — это кличка Владимира Ильича. Я еду в Париж, страшно волнуюсь, а мне говорят: он в Баден- Бадене. Я сажусь на поезд, приезжаю в Баден-Баден… увы! Он, говорят мне, в Женеве. Я немедленно ночным скорым выезжаю в Женеву. Прихожу в клуб социалистов, и мне навстречу выходит чудный мужчина, с усами, точь-в-точь мой ротмистр. Я говорю: здравствуйте! Ну, и пароли, конечно, все чин-чином. Он расспросил меня о революционных настроениях в России, о тяжелой жизни пролетариата. Чудесно поговорили. И он провожает меня до гостиницы, настоящий джельтмен! Мы прощаемся, он целует мне руку, — о, чудный, чудный! — и я говорю: до свидания, Владимир Ильич. А он засмеялся и говорит: «Я — Красин [50] ». Как, говорю? —
Вы, наверное, имели в виду Владимира Ильича? — Да! — Так он сейчас в Лондоне. — Вы представляете? Денег до Лондона у меня уже не было, пришлось вернуться в Петербург.50
Леонид Красин (1870-1926) — инженер-марксист, член РСДРП в 1903-1909 гг. и РСДРП(б) с 1917 г. Убеждённый сторонник террористических методов борьбы с царским режимом. Заметно выделялся среди плохо образованных российских социал-демократов своим высоким интеллектуальным уровнем, отличался крайней беспринципностью в способах достижения поставленных целей. После Октябрьского переворота 1917 г. примкнул к большевикам. С ноября 1918 г. входил в правительство, где последовательно занимал посты наркома торговли и промышленности, наркома путей сообщения и наркома внешней торговли РСФСР (затем СССР). Был главным инициатором мумификации трупа Ленина и превращения его в сакральный символ большевистского режима. С 1924 г. член ЦК РКП(б). Вступил в конфликт с Зиновьевым, Каменевым и другими лидерами большевиков, в результате чего в ноябре 1925 г. был смещён с поста наркома и отправлен советским полпредом (послом) в Великобританию, где и умер.
— Так Вы не встречались с Владимиром Ильичей? — раздраженно спросил Збарский.
— Очень сожалею, но не пришлось.
Лунц скрипнул зубами.
— Красин тоже был хороший большевик! — заволновалась Пролежнева.
— Следующий! — крикнул Збарский и заметил, провожая взглядом Чмотанова. — Вряд ли встретим лучший экземпляр.
Комиссия выбраковала человек десять, когда вошел коренастый, широкоплечий, с заложенной в карман рукой писатель Токтоболот Абдомомунов.
— Он… он… он… — зашелестело в комиссии. Да, это был живой Он. И никто другой. Лукавя, смотрели раскосые глаза. Торчала бородка клинышком.
«Вдруг грим?» — подумал Збарский и невольно спросил: — Не хотите ли умыться?
— Зачэм? Савсэм чыстый, — улыбнувшись широкой ленинской улыбкой, ответил Токтоболот.
— Ваш мандат? — ласково сказал Сухин.
Мандат Абдомомунова значился под № 317. Он получил высшую оценку — 40 баллов.
— Очень хорошо, Токтоболот. Вам бы лет на 100 раньше родиться. Еще неизвестно, кто бы Лениным был… — сказал Збарский кандидату № 1.
…В глухой комнате без окон при одной запертой двери собралось семеро Лениных.
— Не нравится мне это, ребята. В тюрьму попали, — нарушил молчание Чмотанов.
— Хватил! Вон жратвы сколько набрали, на месяц.
— В начальство пойдем, должно быть. Смотри, какие костюмчики, как на фотках в «Правде».
Пол заскрипел в коридоре, и дверь распахнулась. Вошли врачи в белых халатах.
— Товарищи. Быстренько пройдем медосмотр. Всем раздеться. — Негромко приказал д-р Лунц.
— Совсем? — злобно спросил Чмотанов. «Ясно, шмон будет», — подумал он с яростью.
— Да. Побыстрее.
Перед врачами стояли голые копии вождя. Мерили рост. Взвешивали.
Выслушивали.
— Сердечко у Вас пошаливает? — весело спросил Сухин у номера триста семнадцатого.
— Есть нэмного, — встревожился Токтоболот.
— Ничего, ничего, — успокаивал врач. — Вам это не помешает!
— № 666! Будьте добры, нагнитесь. Так. Теперь…
Чмотанов, не дожидаясь команды, раздвинул ягодицы, подумав: «Сядем».
Д-р Лунц остро вгляделся в волосатую темноту и сделал запись в вахтенном журнале.
— Следующий!
Врачи осмотрели всех и ушли с богатым эмпирическим материалом.
Каждый член отборочной комиссии получил семь билетов с номерами кандидатов. На нужном билете следовало поставить крест.
Голосование было тайным, на сто процентов демократическим, что бы там ни кричали разные «голоса» и их подпевалы [51] .
В присутствии особой ревизионной комиссии вскрыли урны и огласили результаты.
51
Имеется в виду расхожее бытовое обозначение зарубежных радиостанций, после начала в 1946 г. «холодной войны» вещавших на русском и других языках народов Советского Союза для слушателей в СССР (Би-Би-Си, «Голос Америки», Радио «Свобода», «Немецкая волна», Ар-Си-Ай и др.) и передававших правдивую информацию о положении дел как по ту сторону «железного занавеса», так и внутри «Большой зоны». «Подпевалами» на том же жаргоне именовались советские граждане, слушавшие их радиопередачи и использовавшие полученную таким способом информацию для критики коммунистического тоталитарного режима пересказом услышанного по «голосам» своим родственникам, знакомым, соседям, сослуживцам или просто случайным встречным.
Пятеро получили по одному кресту. Чмотанов собрал три. Абдомомунов — 37 крестов. Конкурс на вакантное место завершился с большим успехом.
В банкетном зале Дворца шевелилась человеческая масса. Правительство, члены комиссии, семеро кандидатов, представители общественности, писатели, космонафты, спортсмены, прогрессивные журналисты и друзья нашей страны.
Множество было тостов. Закусывали от души. Щелкая каблуками, сновала обслуга. Компетентные лица многозначительно переглядывались.
В кремлевской кухне стоял отдельно поднос с семью бокалами.
Д-р Лунц вошел в сопровождении ассистента, несшего маленький баульчик.
— Будьте добры, наполните бокалы шампанским. — Приказал доктор дворецкому.
— Сию минуту-с.
Шипя, золотистое вино лилось из толстогубых бутылок.
Вошел переодетый официантом мужчина. Суровый шрам пересекал его лоб.
— Оставьте нас одних. — Распорядился доктор.
Он расстегнул баульчик и достал широкогорлый флакон оранжевого стекла с притертой пробкой. Надев резиновые перчатки, он извлек пинцетом прозрачный кристалл.
Мгновение пинцет помедлил… и выронил вещество в бокал. В лилию из ниток пузырьков обратилось оно. Кристалл исчез. Токи винного газа поднимались со дна бокалов. Отличить было невозможно.
— Запомнили, молодой человек, в каком именно? — с коротким смешком спросил доктор агента.
— Так точно! Справа, второй по часовой стрелке.
— Прошу вас, маэстро! — улыбнувшись, врач в белом халате похлопал агента по плечу и подтолкнул его к подносу.