Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников

Гарнизон Тулы значительно уступал осадной армии. В его составе, по данным «Карамзинского хронографа», были дети боярские и «украинных городов иноземцы и многие казаки, и всяких воров сидело с вогненным боем з дватцеть тысечь».^{610} Если принять приведенную цифру, тогда неизбежен будет вывод, что в Туле объединенная повстанческая армия имела примерно такую же численность, что и армия Болотникова под Москвой. Войска, приведенные «Петром», позволили восполнить потери, понесенные в сражении под Коломенским и при осаде Калуги.

Тульский лагерь имел примерно тот же состав, что и позже образовавшийся тушинский лагерь. Возглавлял иерархию тульских чинов «царевич Петр» и его думные люди, среди которых первенствовали весьма знатные лица. Летом 1607 г. польские послы следующим образом охарактеризовали состав руководства в Туле: «Гетманов они имеют — князя Мосальского, который при Дмитрии был назначен послом в Польшу, другого — Болотника, третьего — Кохановского… четвертого — Зубцова, которых всех рыцарство хвалит».^{611} Князья Мосальские в самом деле служили при «царевиче Петре» в чине воевод («гетманов»). Но старший из них, В. Ф. Мосальский, будучи послан на помощь Болотникову в Калугу, попал плен. (Послы ошибочно полагали, что в Туле находился В. М. Рубец-Мосальский, назначенный Лжедмитрием I послом в Польшу, но тот был в ссылке). Главой думы в Туле был знатный боярин князь А. А. Телятевский. При «царевиче» находились также и другие титулованные лица — князья Г. П. Шаховской и Засекин. В Туле, по-видимому, находился отряд иноземных наемников, набранных в Литве и прибывших ко двору «царевича Петра» под командой литвина И. Старовского.^{612} Тут собралось также несколько десятков немцев, служивших ранее в личной охране Лжедмитрия I. Главной военной силой тульского лагеря были вольные казаки, а потому их предводители играли особую роль в обороне города. Атаман Болотников не мог претендовать на думные чины, но его авторитет среди повстанцев был исключительно велик. На особом положении находился отряд терских, волжских, яицких и донских казаков, приведенных в Путивль «царевичем Петром». Русские источники весьма точно отметили, что не «Петр» вел казаков, а те водили за собой «царевича». Предводителем отряда был атаман Федор Нагиба. В дни похода Лжедмитрия I на Москву беглый холоп Илейка Коровин, будущий «царевич Петр», подрядился чуром (молодым товарищем, служителем) к старым казакам Семенову и Нагибе.^{613} Будучи покровителем молодого «детины» Илейки, Нагиба оставался при особе «царевича» вплоть до падения Тулы. Среди лиц, наказанных вместе с самозванцем, фигурировал «атаман Федор Нагиба». Младшими воеводами («гетманами») в Туле были служилый иноземец С. Кохановский и предводитель путивльских служилых людей Ю. Беззубцев (поляки ошибочно назвали его Зубцовым).

Казацкое войско оставалось ведущей силой как в Путивле, так и в Туле. Казаки продолжали чинить расправу над дворянами, отказывавшимися присягать на верность их «царевичу». Одоевские дети боярские Колупаевы вспоминали, как «отец их служил по Одоеву, и отца, де, их при царе Василье воры казаки в Одоеве убили з башни за крестное целованье, что он вору Петрушке креста не целовал».^{614} Князь Н. Ф. Мещерский писал в своей грамоте на имя царя, что отца его князя Федора «убил на Туле вор Петрушка за православную веру». Богдан Милославский утверждал, что отца его «убил вор Петрушка на Туле».^{615} Видный тульский помещик Ермолай Истома Михнев сразу после переворота 17 мая 1606 г. «посылай был с Москвы на Волгу уличать вора Петрушку». Прошло более года, и казацкий «царевич» столкнулся со своим обличителем в Туле. Встреча имела трагический для дворянина исход. «Как пришол он, вор Петрушка, на Тулу и его, Ермолая (Михнева. — Р. С.) за тое уличенье по его (самозванца. — Р. С.) веленью воровские казаки замучили до смерти и тело его сожгли».^{616} Поместье Михнева, находившееся в пяти верстах от Тулы, было разграблено, жалованные грамоты и прочие документы дворянского рода Михневых сожжены.

Гражданская война вновь приобретала широкий размах. Со всех сторон в Тулу присылали на суд и расправу дворян, плененных в городах и на поле боя. Тула стала новой Голгофой для пленников. После одного удачного для повстанцев боя «царевич Петр» велел казнить пленных ратников «на всяк день числом человек по десяти и больши… и иных повеле зверем живых на снедение давати».^{617}

Казни дворян не были делом одних лишь казаков. Суд над «изменниками» проводился в форме народных расправ. Осужденных возводили на башню, оттуда одних по требованию народа сбрасывали вниз, а других также по решению народа оправдывали и избавляли от смертной казни. Современники подметили эту особенность мирского суда «царевича Петра». Каширский поп Василий в 1623 г. грозил местному воеводе расправой, ссылаясь на расправы «Петра» и припоминая «прежнюю воровскую статью, как было при Петрушке». «У меня, — заявлял поп, — де, здоров (бы) был мир: что, деи, хочю, то с миром зделаю». Дворяне тотчас обвинили попа в том, что он «заговором своим и заводом своим» хочет, опираясь на «мир», побить до смерти их «братью, дворян и детей боярских».^{618}

Некогда Иван Грозный тешился тем, что травил опальных монахов медведями. «Царевич Петр» подражал мнимому деду, развлекаясь медвежьей потехой. Пленных дворян сажали в загородку и туда же пускали дикого медведя. Несчастные отбивались от зверя, как могли. Сын боярский Б. Кошкин красочно описал в челобитной грамоте царю, как его «вор Петрушка мучил розными муками на Туле и медведьми травил».^{619} Темниковский мурза И. Барашев также побывал в тульской тюрьме в дни осады города, но ему удалось бежать. По словам мурзы, его на Туле «били кнутом, и медведем травили, и на башню взводили, и в тюрьму сажали, и голод и нужду терпел…».^{620}

Повстанцы находили различные способы наказания дворян, которые отказывались присягать «Дмитрию и Петру» и сражались на стороне царя Василия Шуйского. Те из местных помещиков, которые имели дворы в Туле, теряли имущество. Найденные на их дворах «крепости» (грамоты) на земли и холопов подвергались уничтожению. Помещики Сухотины жаловались на то, что почти все грамоты из их семейного архива «в московское разоренье и на Туле при воре Петрушке позжены и пойманы».^{621}

Тула приковала к себе основные силы армии Шуйского, что облегчило положение повстанцев на окраинах. В то же время осада Тулы привела к тому, что повстанческое движение в стране лишилось руководящего центра. В этот период всего резче проявились такие черты восстания, как его локальность и разобщенность.

Повстанцы удерживали в своих руках огромную территорию. На юге их главным опорным пунктом оставалась Астрахань, самый крупный торговый и военный центр на юго-востоке. Количество жителей города достигало 10 тыс. человек.^{622} Основную массу населения составляли посадские люди. По росписи 1616 г., в Астрахани было всего лишь 118 дворян, из них «дворян и детей боярских астраханского города» — 52. Гарнизон Астрахани был одним из самых многочисленных. Основу его составляли стрельцы—1186 человек на 1616 г.^{623} Восстание посадских людей и стрельцов получило поддержку местного татарского населения. Астрахань стала центром притяжения для вольных казаков с Волги, Яика, Терека и Дона.

Подступившая к Астрахани рать боярина Ф. И. Шереметева не только не смогла овладеть городом, но и сама подвергалась многократным нападениям вольных казаков.^{624} Именно поддержка казаков придавала силы защитникам города. Боярин Ф. И. Шереметев писал в отписке царю Василию: «Астроханские люди и юртовские татаровя тебе, государю, бити челом и вины свои принести не хотят, а будет поидеть к Астрохани твоя государева многая рать з большим нарядом, и оне хотят бежать: астроханские люди на Яик и на Дон, а татаровя в Кумыки».^{625}

Власти не могли подавить восстание в Астрахани в течение семи лет. Местный воевода князь Д. И. Хворостинин обладал не меньшей властью, чем князь Г. П. Шаховской в Путивле. И тот и другой вынуждены были признать самозванных «царевичей», так как не могли обойтись без поддержки вольных казаков и их предводителей. Шаховской пригласил в Путивль «Петра», Хворостинин признал авторитет самозванного «царевича Августа», выдвинутого волжскими казаками.

Астраханский «царевич» происходил, скорее всего, из беглых боярских людей. В отличие от «Петра» он, видимо, бывал в Москве и знал кое-что о жизни царского двора. «Царевич Август, князь Иван» (так именовал себя самозванец) «сказывался» сыном царя Ивана и царицы из семьи Колтовских.^{626}

Боярин Ф. И. Шереметев пытался блокировать Астрахань и для этого выстроил острог на о-ве Бальчик в 15 верстах от города. Однако он не добился поставленной цели. В тылу у войска Шереметева располагался городок Царицын. 24 мая 1607 г. местный гарнизон поднял восстание против воеводы Ф. П. Чудинова-Акинфова. Как писали сыновья воеводы, «царицынские люди, стрельцы и казаки, связав, отослали отца моего к вору в Астрахань…».^{627} Казаки беспощадно казнили государевых дворян и ратников, попавших к ним в руки: «коих брали в Астрахань живых, тех различными муками побиваху».^{628} Когда в Астрахань привезли Акинфова, «Иван-Август» казнил его, а сам, не теряя времени, тотчас выступил в Царицын. В июле 1607 г. монахи-кармелиты, направлявшиеся с миссией в Персию, беседовали с самозванцем и получили от него все необходимое для продолжения путешествия.^{629} В конце июля кармелиты были приняты Хворостининым в Астрахани, но смогли продолжить путешествие не ранее, чем получили письменное разрешение от «царевича» из Царицына.

Войско «царевича Августа» пыталось пробиться в центральные уезды на помощь осажденному в Туле Болотникову, но было остановлено под Саратовом. Обороной города руководил опытный воевода З. И. Сабуров. Потеряв много людей на приступах, «царевич Иван-Август» вернулся в Астрахань.^{630}

Боярин Ф. И. Шереметев не решился второй раз зимовать в окрестностях Астрахани, имея в тылу повстанцев. В октябре он отступил на север и 24 октября 1607 г. приступом взял город и острог Царицын.^{631} Астраханский район восстания был окончательно отрезан от других районов повстанческого движения.