Смутное время

– Живи, магистр, – неслышно прошептали бледные поджатые губы, – не должно льву пасть, как собаке…

Но Эвиан Миттернейл, главнокомандующий силами обороны павшего Элагона, этого, конечно же, не услышал. Некромант бросил последний взгляд на оставленный им скол подоконника и исчез в неизвестном направлении.

Тем временем командир гвардии Канор Защитник Трона отыскал раненого тысячника, уже отдавшего приказы о вывозе потерявшего сознание лорда прочь, в безопасное место.

– Граймл, город пал! Уводи людей! И… передай Его величеству, что его гвардейцы так и не покинули Элагон. Мы их задержим, уводи всех, кого только сможешь.

Тысячник кивнул и, зажимая рукой кровоточащую рану, последовал за бойцами своего отряда к северным воротам, из которых спешно отходил обоз с ранеными, резервными войсками и жителями города. Вслед за ними бежали те, кому посчастливилось вырваться из творящегося вокруг кошмара, – жалкие остатки некогда грозных королевских полков. Последним препятствием на пути мертвой армады остались три сотни королевской гвардии.

– Гвардейцы! – загрохотал страж престола; множество глоток ответили дружным ревом. – Сегодня мы победили! – Канор оперся на свой гигантский двуручник. – Даже когда мы ляжем здесь костьми, на этой площади, мы все равно победим! Пусть нежить падет от наших мечей! За короля и Ронстрад!!!

Крики отразились от стен ближних домов и ушли в безоблачное утреннее небо.

Глава 6 Город мертвых, или Запретное заклятие магов Темной Империи

Был град тот горд и весел,Что стало с ним, ответь?Не слышно звонких песен,Смех не раздастся впредь…Лишь врон мне прокаркал:«Забудь про Элагон», -Но что прикажешь делать,Коль в снах остался он?Песня мальчишки-шарманщика из Дайкана 

4 мая 652 года. Элагонское герцогство.

Сразу после взятия Элагона.

В городе раздавались предсмертные крики людей. Кто-то пытался ползти, впиваясь израненными пальцами в осколки витражей и стекол, щедро разбросанные на улицах, другие раболепно падали на колени и отчаянно молили, в ужасе зажмурив глаза, но их палачи не знали пощады, поскольку не имели ни жалости, ни сострадания.

Погибельный тлен затянул руины некогда величественного и славного города, площади были завалены трупами, на мостовых не осталось такого камня, который не был бы забрызган кровью. Из стрельчатых окон и витражных порталов вырывался черный дым. В воздухе витали тучи серой гнетущей пыли, что своим ковром, словно погребальным саваном, укрыла уже весь Элагон. Сколько веков горожане боролись с этими едва видимыми, но очень назойливыми частичками, неизменно возникающими из ниоткуда и образующими грязь. Теперь пыль могла вдоволь посмеяться над своими врагами, оскалив пасть в злорадной усмешке, глядя на безвольно запрокинутые назад головы, руки, обвисшие и застывшие в последнем миге агонии, распластанные тела, груди, которые никогда больше не будут вздыматься в полном жизни дыхании. Пыль могла смеяться… она победила…

Подчас целые кварталы вздрагивали, когда командиры артиллерии отдавали приказы о все новых залпах, безжалостно сравнивая с землей неповторимо прекрасные творения: белокаменные дома с колоннадами, красивыми фасадами и изящными башенками, арки с заостренным верхом, просторные крытые галереи, величественные памятники и утонченные статуи. Вслед за жителями с криком разваливающихся стен и стоном опадающих крыш погибали их брошенные дома. Зачем им стоять, когда все, кого они знали, уже мертвы? Они падали, низвергались, стреноженные, словно могучие великаны, исполненные гордости и человечности, со своей, некой «дмовской» душой. Им незачем стало жить… Больше не было четко очерченных улиц и переулков – город все более походил на труп собаки, давно лежащей на перекрестке, – повсюду тлен, разносящийся кругом, и прах… Ныне Элагон представлял собой угрюмое, отталкивающее разложение.

Когорты нежити ровно вышагивали по заваленным обломками улицам, и под их ногами порой раздавался хруст человеческих костей. Слуги тьмы «очищали» город от всех оставшихся, и не было значения: человек ли пытается вырвать у смерти еще несколько мгновений жизни или же бессловесное домашнее животное. Легионеры, облаченные в прогнившие доспехи, потусторонним чутьем находили всех спрятавшихся и забившихся в обманчиво надежные последние укрытия. Большинство горожан и воинов успели отступить из обреченного города, но не всем это удалось. Далеко не всем…

Мальчишка с порезом на лбу прятался за полуобвалившейся стеной своего дома. Отца он видел в последний раз прошлым вечером, когда того, раненного, принесли в лазарет солдаты, что сражались с ним плечом к плечу на подступах к городу. Потом мать спешно увела сына домой и заперла все двери и окна, задвинула даже засов на люке, ведущем на чердак. Они так и просидели всю ночь в страхе и полном неведении, боясь говорить, боясь даже зажечь свечу. Стены их дома, как и всех соседних, дрожали, когда в городские укрепления неистово врезались снаряды Прклятых. Вскоре пали ворота. Сжавшись в самом дальнем углу, они слышали жуткий рев и разливающееся злобой ржание демонических скакунов некромантов.

Дверь слетела с петель, когда возле дома кто-то из спешно отступавших магов взорвал большой огненный шар. Мать закричала и бросилась к проему, чтобы завалить его мебелью. Она так и не заметила, что взрыв ударил и по деревянным колоннам, поддерживающим лестницу, что вела на второй этаж. В то время как она пыталась преградить путь нежити в дом, с жутким грохотом рухнула лестница. Больше живой свою мать мальчишка не видел…

Осада и бои на улицах его уже не заботили. Плача и зовя ее, он пытался вызволить мать из-под обломков. Это ему удалось… теперь они были вместе. Она лежала в двух шагах, изувеченная, окровавленная, с закрытыми глазами.

Некоторое время он молча сидел и всхлипывал, склонившись над ней. Сил не было даже на то, чтобы кричать. Все, кто мог, уже ушли из города, но он этого не знал. Где-то неподалеку бродили мертвецы, их появлению всегда сопутствовал чей-нибудь предсмертный крик или очередное бессильное проклятие.

Настал и его черед – мертвые пришли и за ним… Затаив дыхание и вжавшись в стену, ребенок прислушивался к приближающимся шагам. Подбитые гвоздями сапоги осторожно ступали по разбросанным камням. Кто-то был совсем рядом… Через несколько мгновений мальчишка уже мог уловить дыхание – нет, это был не мертвец. Совершенно точно, не мертвец. Притаившись, словно мышка, он видел, как через пролом в стене вошла фигура в длинной черной мантии с глубоким капюшоном. Некромант… Ребенок зажал себе ладонью рот, чтобы не выдать свое присутствие криком ужаса или всхлипом.

Чернокнижник стоял от него всего в нескольких шагах, но отчего-то не замечал живого, что находился от страха на грани смерти. Наверное, кругом было слишком много смертей, страха и боли, чтобы различить в этом жутком месиве еще одно бьющееся в отчаянии сердце. Темный маг заметил мертвое женское тело и подошел к нему. Склонившись над покойницей, он повернул ее голову немного набок и сложил руки женщины на груди, а ноги вместе. Из широкого рукава мантии появился небольшой круглый амулет: сложная колдовская фигура в металлическом ободе на цепочке. Его темный маг положил женщине на грудь.

Мальчишка вздрогнул, но уже не от страха, а от ненависти и отвращения. Этот человек собирался поиздеваться над телом его мамы! Он собирался поглумиться над бедной… такой хорошей… такой доброй и любящей…

Кончики пальцев несчастной жертвы дрогнули, когда темный чародей начал что-то нашептывать себе под нос. По телу горожанки прошли мелкие судороги, усиливавшиеся с каждым разом… Мальчишка нащупал рукой щербатую поверхность камня… Колдун упер указательный палец женщине в грудь, в то место, где только что лежал амулет, а сам инструмент своей мрачной науки положил ей на лоб. По длинным ресницам покойницы будто бы прошло дуновение легкого ветерка…