Смутное время
Шрифт:
– У него много имен.
– Ты служишь Х’анану?
– Служу…
– Что со мной? – Орк задал самый насущный в данный момент вопрос.
– А что с тобой? – удивился голос.
– Я изранен, я не могу открыть глаза, я с трудом могу дышать.
– Ты так считаешь? Это все – твоя воля.
– Как «моя воля»?! – воскликнул Грышган. – Быть почти убитым – моя воля?
– Да, ты же выбрал путь и взошел на Стезю.
– Я хотел быть Вождем.
– Знаешь ли ты, орк, что вести свой народ – большая ответственность? Быть одновременно и самым простым воином, и первым среди своего племени. Быть готовым умереть за свой
– Го… – Губы орка словно кто-то склеил. Не разжать, лишь бессвязные хрипы вырывались из глотки.
– Что ты там лопочешь? – засмеялся неведомый собеседник.
– Го… го… – выталкивал звуки Грышган. Бансротов демон – это все он!
– Что ты там лопочешь? Я не понимаю. – Каждое слово было сильнее удара по ребрам.
– Го…
– Не мучайся ты так, воин. Никто не смог выговорить этого. Никто, кроме Великого Тынгыра, Видевшего Знаки. Только первый вождь смог выговорить это слово. Он получил Право Богов вести свой народ из-за моря.
– Го… – не обращая внимания на слова Служителя, хрипел орк.
– Время уходить, воин.
Слеза. Мокрая, соленая, злая слеза скатилась из глаза. Скатилась по грубой скуле и растворилась на губах. Орк открыл глаза, они тут же наполнились влагой. Глаза отдавали всю ее, пришедшую с болью из морских глубин. Грышган ничего не видел, но от его взгляда сама смерть упала бы в обморок. Боль, ярость, злость. Нет ничего этого – лишь отражение меркнущего сознания, отражение обреченности и каменного спокойствия. Орк для себя уже все решил. Решил увидеть смерть, но увидеть ее взглядом Сына Х’анана, а не какого-нибудь загнанного раба – з’арха.
Гул сотрясал сухие легкие, его эхо в груди Грышгана отбивалось от ребер и возвращалось в сердце. Игла. Словно эльфийская стрела вонзилась в горло. Потекла кровь, заливая легкие и черными брызгами вырываясь из сведенной судорогой пасти. Кровь… Жгучая кровь омывала длинные клыки и стекала из уголков рта. Сердце… Горячее сердце последний раз наполнилось огнем и, подобно сосуду с гномьим взрывающимся зельем, разорвалось на тысячу осколков. Рваные куски понеслись по всему телу, но вскоре, превращаясь в ледышки, растаяли, омытые горячей багровой кровью.
А наружу рвался последний рев, последний крик умирающего орка. И с криком рвались голосовые связки; легкие уже были изорваны в клочья.
– Хааарррраааш!!!
Сознание Грышгана улетало вместе с последней буквой, а Служитель был удивлен. Он был крайне удивлен: Тынгыру было полвека, когда он произнес древний клич. А этому всего лишь два с половиной десятка зим.
Молодой орк умер, зная, что он стал Верховным Вождем. Зная, что он теперь имеет право вести свой народ. Но было уже поздно…
– Грышган, брат мой, очнись! – Великан Угрришат пытался привести в чувство своего побратима всеми известными ему способами.
Орк открыл глаза. Над ним простиралось голубое небо, не запятнанное ни одним облаком. Солнце отдавало земле мягкие, теплые лучи и грело холодную землю. Где-то совсем близко шумело море, и ветер приносил запах соленой морской воды.
– Ну же, Грышган…
– Я что, снова жив? – прохрипел орк.
– Что значит «снова»? – с облегчением
вздохнул Угрришат.– Я же был мертв… сначала меня убил морской змей, затем Служитель…
– Брат, я не знаю никаких служителей, – сказал побратим, закутывая его в теплую медвежью шкуру. – Ты пять дней назад бросился в море. Я каждый день выходил на скалу в надежде тебя увидеть. Сегодня на рассвете ты появился прямо на этих камнях. Я не видел, как ты смог залезть на отвесную скалу, как смог выбраться из кипящего моря…
– Спасибо тебе, брат, что верил в меня, что не ушел.
– Еще пара подобных слов, морда зеленая, и я точно уйду, – усмехнулся Угрришат. – Что теперь?
– Теперь я поведу народ…
– Ты справился?! – радостно закричал побратим.
– Справился… – Грышган содрогнулся от воспоминаний о том, чего ему это стоило…
Впереди опять стояли могучие деревья леса Ар-Кхаша. Здесь ничего за эти дни не изменилось: все так же спокойно пели птицы, ветер колыхал листья и ветви. Лишь одно было иным: взгляд главной воительницы. Все-таки она не предполагала, что Грышган вернется, хотя и молила Х’анана вернуть его.
– Ну, здравствуй, Возжелавший-стать-первым, – дрогнувшим от волнения голосом сказала она.
– Ты помнишь, о дева войны, что я сказал тебе при нашей последней встрече? – с каменным спокойствием на лице спросил Грышган.
– Ты сказал, что вернешься за мной.
– Я сказал, что вернусь за тобой, – словно эхо, повторил Грышган.
– Ты изменился, – сказала орчиха, подходя близко, совсем близко.
Орк и сам знал, что он изменился: после того как он пришел в себя на краю утеса, само его лицо стало другим. Шрамы сделались глубже и длиннее, появилась сеть морщин, несколько прядей поседели, но глаза стали еще чернее. И взгляд, как и его хозяин, утратил любой страх. Ведь после того, как ты узришь свою смерть, тебе нечего уже будет бояться в этом мире.
– Я знаю, мои волосы…
– Я не про это, – тихо сказала женщина, ее серые глаза сводили его с ума. – Тогда, шесть десятков дней назад, мальчишка спугнул моего тролля. Теперь я вижу великого воина, который привел к моему лесу многотысячное воинство.
– Хочешь ли ты, Урр’ана, скрестить со мной дух? – Слова и сейчас тяжело давались орку. Ему было бы легче убить двух горных троллей, чем снова сказать это. – Пойдешь ли со мной?
– Я готова скрестить с тобой дух, и я пойду с тобой, куда бы ни привели тебя твои тропы.
– Даже если это будет стезя смерти, выложенная костьми и омытая кровью?
– На то воля Х’анана… – орчиха запнулась, – и моя тоже.
Глава 12
Гортен, или Последний ключ