Снайпер должен стрелять

Единственным приметным недостатком Арбо была привычка хорошо поесть. В остальном он был весьма умеренным. Даже некоторая его безалаберность в одежде скорее была игрой, призванной скрасить тучность.

В «Клубе по средам» Арбо, как мы знаем, любили особой любовью — так старшие любят младших, прощая им затянувшуюся детскость.

Можно смело сказать, что, как всякий поэт, наделенный подлинным даром, Фредерик обладал достаточно ярким воображением. Проявлялось оно, однако, не только в творчестве, но и в обыденном поведении, которое окружающим порою казалось странным. Слишком импульсивный и увлекающийся, он порой настолько погружался в свои фантазии, что они начинали казаться ему действительностью, а это с неизбежностью приводило к тому, что некоторые его поступки вызывали недоумение.

Одна из таких фантазий невероятным образом отразилась на его взаимоотношениях с доктором Хестером. Главное, пожалуй, крылось здесь в том, что, сам не отдавая себе отчета, Арбо в душе сильно недолюбливал доктора. Сначала это проявилось в каком-то неосознанном противостоянии при первой же встрече. Но в клуб доктора привел Эрделюак, и этого было достаточно, чтобы Арбо не позволил себе как-то проявить свое чувство внешне. Скорее наоборот — он старался выказать Хестеру подчеркнутую приязнь. Или в крайнем случае — быть нейтральным.

Так он и вел себя — вплоть до появления в их компании Веры. Новым толчком к раздражению послужила очевидная привязанность этой молодой обаятельной женщины к Хестеру, сначала к жениху, а затем — к супругу.

Вера несомненно относилась к тому типу женщин, которые нравились Фредерику: светлые («золотые», как говорили в старину изысканные поэты) волосы, ослепительно нежная кожа, легкость характера, простодушная и легко угадываемая доверчивость… Если быть честным, бедный Арбо непрестанно ловил себя на том, что не просто завидует холодновато-изысканному доктору с его небрежно-насмешливыми манерами, но и попросту говоря… ревнует. Все последнее время Арбо носил эту боль глубоко внутри, ощущая себя униженным и разбитым и не имея ни желания, ни возможности хоть кому-нибудь рассказать об этом.

Он старался себя осаживать, но воображение в данном случае не могло считаться его союзником. То ему казалось, что доктор всегда неискренен — например, напряженно и фальшиво смеется и при этом подчеркнуто нежен с Верой («Как с больной», — с удивлением думал Арбо)… То он видел, как Вера ни с того ни с сего вдруг теряется и как будто пытается что-то вспомнить или найти, а что надо искать, не знает… То невольно обращал внимание на улыбку доктора (улыбается, а в глазах — вновь тот самый холодок, от которого так и веет равнодушной с виду угрозой, удава кролику)…

Постепенно Арбо поневоле приучил себя коллекционировать эти «мелочи», то есть все, что так или иначе касалось доктора, Веры и почти невыносимых для него взаимоотношений молодых супругов.

Сразу после убийства молодого Бэдфула разговоры в их компании то и дело напрямую касались этой печальной темы. Арри Хьюз, в числе прочего, первым указал на явную ненормальность преступника. Естественно, все начали спрашивать Хестера, что все это могло бы значить. Доктор в ответ, все с той же полу насмешкой, нес такую заумь, пересыпая ее специальными медицинскими терминами, что слушать его было невыносимо скучно. Видимо, он склонялся к тому, что преступник — маньяк, а следовательно, для ломания копий просто нет повода. Мари уклонялась от высказывания какого-либо мнения, Хьюз кипятился, так и сыпал предположениями, но все они казались лишенными логики или попросту высосанными из пальца.

Во время этих разговоров Арбо тайком наблюдал за доктором, отмечая некоторые странности его поведения. Поэту казалось, что тот как-то не так, как все, реагирует на происходящее: то едва заметно скривит рот, то вдруг прищурится так, словно хочет спрятать глаза, то неестественная резкость появится в его движениях. Казалось, доктор вроде бы знает что-то, но считает ниже своего достоинства поддерживать разговор явно непрофессионального свойства.

Из неприязни к доктору вырастало желание разобраться в чем-то, неясно было только в чем. Арбо не признавался себе в стремлении понять, как уживается Вера с доктором. Да и нельзя было в этом признаться, потому что любопытство его скатывалось тогда в полное неприличие, в попытку заглянуть в замочную скважину. И он искал иное объяснение своему любопытству. И чем больше убеждал он себя в том, что Вера здесь ни при чем, тем с большим недоверием относился к доктору, подозревая его… В чем? Чтобы ответить на этот вопрос, полагал он, стоило бы понаблюдать за доктором не в дружеской компании, а там, где он мог проявить себя иначе, стать самим собой, сбросить маску. Убеждая себя в том, что маска и есть суть доктора Хестера, Арбо подталкивал себя к дорожке, пускаться по которой, может быть, и не стоило бы.

В один прекрасный момент, не договорившись заранее, он отправился на прием к доктору Хестеру.

Где живет доктор, Арбо, естественно, знал. Знал он и другое: из их компании, кроме Эрделюака, в гостях у Хестера никто не бывал. Напрашиваться к нему с визитом никому не приходило в голову, скорее всего, потому, что все же доктор был значительно старше их. Кроме того, клиника находилась у него при доме, и одного этого было достаточно, чтобы ему не докучать. Эрделюак же попал к Хестеру лишь раз, как-то это оказалось связанным с теми картинами, которые тот у него приобретал.

И вот Арбо стоял перед дверью с табличкой:

«Джонатан М. Хестер, психиатр.

Прием новых пациентов по понедельникам с 12 до 16 часов».

Как это ни странно, был понедельник, а на часах, в чем убедился Арбо, — тринадцать пятнадцать. Он позвонил. «Войдите», — предложил женский голос. Поэт открыл дверь и оказался в прихожей. Она была небольшой — метра два на полтора. И совершенно пустой — ни стола, ни стула. Зато была еще одна дверь. В двери окошечко, в окошечке — глазок.

Прежде чем Арбо успел осмотреться, окошечко открылось.

— Вы к доктору? — спросила женщина, которая, видимо, и предложила ему чуть раньше войти.

— Да, если можно, — ответил он.

Женщина, похоже, нажала то ли кнопку, то ли рычаг, внутри двери чуть слышно зарычало, и она стала медленно открываться.

— Пройдите сюда, садитесь, пожалуйста, — предложила она, — если вы на прием к доктору, будьте любезны… это, понятно, чистая формальность, но надо заполнить бланк.

Предложение это несколько смутило Арбо, потому что, честно говоря, жаловаться ему было не на что, скорее, его можно было демонстрировать в качестве образца здоровья, силы и крепости духа. Позаботиться же о достаточно веской причине обращения к доктору в голову ему как-то не пришло. Оказалось, что бланк и не требует этого. Тут же он его и заполнил. Женщина поблагодарила, сказала: «Подождите минуточку» — и ушла внутрь дома. Хестер действительно появился через минуту.

— Добрый день, Фредерик, — сказал он без улыбки, очень серьезно глядя на новоявленного клиента.

— Добрый день, доктор, — ответил Арбо, чувствуя себя не в своей тарелке и расплываясь в откровенно дежурной улыбке, на которую доктор не ответил.

— Вам действительно нужна моя помощь? — только и спросил он, но Арбо почудилось, что доктор видит его насквозь.

— Да, а что? — ответил он, кажется, опять невпопад.

— Вы когда-нибудь обращались уже к психиатру?

— Я? — Арбо замялся, пытаясь выиграть время. — Кажется, нет.