Снег на Рождество

— И что моя душа там будет делать? — с интересом спрашиваю я.

— Испытывать глубины божии.

— А как испытывать?

Он с удивлением смотрит на меня. Затем улыбается. Видно, я чем-то развеселил его.

И чтобы я больше не расспрашивал его, он вежливо отвечает:

— А это нам не велено знать. Одно то, что всякая душа, и твоя, конечно, в обязательном порядке там, наверху, будет принята, есть наивеличайшая радость…

Философ не утешил меня. Я думал, он многое объяснит мне. А он, наоборот, еще более распалил мое беспокойство.

Пусть лучше будет, как и было, — душа носит тело. Пусть побудет она лучше подольше на земле. А то, что там с ней, наверху, будет, я уже, наверное, и не ощущу.

…После приема помогаю медсестре донести продукты домой. Она купила их в гастрономе, который находится напротив нашей поликлиники. Ее маленькой душе и так тяжело нести ее тело, а тут еще продукты, три сумки, каждая по десять кэгэ.

По пути к ее дому она несколько раз сказала мне:

— Доктор, вы фантазер. Сейчас время такое, что не фантазировать надо, а жить. Случится что, так завтра и не проснемся.

Мне грустно. Но я не показываю вида. Разве могли раньше на Руси так говорить: «Случится что, так завтра и не проснемся…» Наверное, нет. Жизнь была проще. Человек жил, сеял хлеб, набирался разума, изучал мир, сотворенный природой. Планировал на годы, на века, а не одним днем жил. А сейчас эта горькая фраза, которую любит произносить не только моя медсестра, возымела какую-то дурную силу и стала чуть ли не пророческой. Она убивает душу.

— А вы не думайте об этом, — пытаюсь я взбодрить медсестру, — Верьте в самое лучшее!

— Рада бы так жить, но не могу. Живу как все живут и от людей не хочу отставать. Только вы один не приведи Бог, как говорится… А может, даже от того все это происходит, что вы холостяк. А женитесь, не то что душу, а самого себя забудете.

— Вы ошибаетесь… — пытаюсь я ей возразить.

— Ну нет уж, за свою жизнь я еще ни разу не ошиблась, — с гордостью произносит она. — Куда люди, туда и вам надо, вот мой совет.

И, улыбнувшись, смотрит на меня точно мать на сына.

Я помогаю ей занести продукты в дом. Она предлагает попить чайку, но, сославшись на то, что мне некогда, я прощаюсь с ней и ухожу.

Удивительный случай. Ну почему ее не мучает душа, а меня мучает? Мы вместе работаем, вместе сидим за столом, живем в одном и том же поселке, едим один и тот же хлеб, а оказывается, такие разные.

За поселковой рощей есть озеро, которое переходит в линию горизонта. Летом закатное солнце часто купается в нем. Всеми красками радуги переливается вода. А когда вечерами по воде торопливо пробегает ветерок, то она так объемно дрожит, что кажется, закатное солнце рассыпается на мелкие осколки и вода покрывается жемчугом.

Я люблю смотреть на закат.

…Мое тело рюкзак. И моя душа с тихим повелением и кротостью носит его. Кто же заставляет меня вставать рано утром и ложиться поздно вечером, ходить на работу, принимать больных, уходить с работы? Конечно, не рюкзак, а душа.

Главврач, солидный на вид и всегда торжественный, часто, словно угадывая мои мысли, говорит:

— Я тоже таким в молодости был, а вот постарел и угомонился.

— И что вы на основании своего жизненного опыта посоветуете мне делать? — спрашиваю я.

— Каким ты есть, таким и оставайся. Мыслить не грех. Кроме плохих мыслей, есть мысли хорошие, вот они тебя на путь праведный и вынесут, — последние слова он говорит тихо, едва шевеля губами, словно испуская дух.

В эти минуты он казался мне полуживым. Отекший, тучный, он, захмелев под вечер от выпитого спирта (им он лечил свою язву), уверенной походкой выйдя за ворота поликлиники, виновато посмотрев на часы и раза три точно попугай повторив: «Кончать пора!..», а затем, сложив у рта ладони рупором, кричал на весь двор: «Коня мне!..» И, забравшись в подъехавший к нему «Москвичонок», махал мне рукой и уезжал.

А я, смотря ему вслед, думал: «Душа его отдыхает, а тело его не несут, а везут…»

А фельдшер Аверьян из рентгенкабинета говорит, что если меньше будешь думать, больше проживешь. И что вообще душу выдумали дуралеи. Когда-то давным-давно она жила в пятках. И существовала она лишь для того, чтобы человек не мог сказать ругательных слов.

— Ну а сейчас такие все матерщинники, — доказывал Аверьян. — А точнее, бездушники, плюй им в лицо, а они хоть бы что… А ты говоришь, душа. Нечего тебе, доктор, мыслить и потеть за душу. Жизнь одна на земле. А потом сам знаешь, если палец оторвет, Бог не поможет. На этой земле только тело человека и выручает. Оно его кормит и поит, оно его и прославляет. — И, замолчав, ой вдруг с хитрой ухмылкой смотрит на меня.

— А мысли? — пытался доказать я.

— А что мысли… Пока тело есть, они есть. А тело исчезнет, они тоже исчезнут. Когда человек умирает, умирает в нем все. Гол как сокол появился, гол как сокол отойдешь.

Мне хочется возразить:

— Нет, ты не прав, потому что почти всю жизнь ты, рентгенолог, провел в темноте…

Но мне жаль его. Он намного старше меня.

…Сотня мнений. И все противоречивы. Иногда ночью мне снится душа, покидающая тело, она, точно дым из раскуренной трубки, торопливо поднимается вверх и исчезает и тает, не оставляя следа.

В последнее время я приобрел трубку. И подолгу, в задумчивости сидя перед раскрытым окном, раскуриваю ее. Неужели душа, покидающая тело, тот же дым?

А может, она звук? И я пошел в магазин, купил гитару. В нетерпении трогаю я струны, и, появившись, звук тут же исчезает, словно какой-то изолированный миг.

Как сложно понять душу. Но еще сложнее найти и понять дух, питающий ее. По понятиям философа, многое называется духом. Ангел называется духом, великое добро называется духом; нечистое дело называется духом, и злой демон называется духом.

Усы у философа намного пышнее бороды, они дрожат у него при ходьбе. А при дуновении даже слабого ветерка, красиво приподнимаясь в воздухе, достают мочки ушей. Он носит жилет, галстук-бабочку.

— Нет, я не хочу говорить о смерти… — часто произносит он и, беспрестанно шевеля пальцами бороду и нажимая кнопки пульта дистанционного управления, добавляет: — Смерти нет и не должно быть…

«К чему он все это говорит? — думаю я. — Ага, все ясно, он опять попал под власть новых открытий».