Снег, путь и приворот

Между тем воеводская дочь с радостью неслась вперед, аккуратно обходя препятствия и овраги. Охрана стелилась следом. Возки совсем отстали – но Златан встал за спиной возницы и отслеживал перемещения подопечной. Вот Радомира свесилась с седла, вот стегнула плетью, свесилась сильнее, подбирая тушку, закинула ее на круп своего конька и понеслась дальше.

Гонялись охотники и просто прихлебалы часа два. Наконец, когда уже и кони, и люди начали уставать, Радомира Бусовна устроила лихую забаву – снятие с ветки дерева узорного платочка, да не ее, а Услады Светомировны. Сначала боярышня хохотала над попытками бояричей и простых витязей, потом поскакала к трофею сама, сдернула его и… свалилась с лошади! Очень аккуратно свалилась в снег, так, чтобы не попасть под копыта чужих коней.

Тут же все сбилось, всадники остановились, возки рванули вперед, и Зареслав первым спрыгнул с жеребца, чтобы вынуть плачущую девицу из снега и на руках донести до возка, в котором нянька принялась хлопотать над боярышней, громко причитая.

Возница немедля развернул в детинец, следом потянулись остальные. Испуганная боярыня, упрежденная гонцом, сама встретила гостью на крыльце. Мамки-няньки с криком утащили девиц в терем, и до самого заката по двору слышался шум, плач и гром тазов. К ужину Радомира не вышла. Спустилась бледная Услада и сообщила, что гостья подвернула ногу и теперь лежит с компрессами, но готова ехать в Тулею хоть завтра – просто в возке, а не верхом.

Весть быстро разнеслась по столу, и Златан спрятал усмешку в ковше с темным летним медом. Он все рассчитал правильно.

Видел он темную мысль, мелькнувшую к глазах Светомира Драгановича. Да и Лада Волеговна жаловалась, что нарочно ее подопечную усаживают за рукоделие или чтение псалтыри. Так то девки сенные ей проболтались, что Услада Светомировна и в саду гуляла прежде каждый день, и в игры играла с ними – бегала и веселилась. Засидевшуюся птичку выпустили погулять, да и… Седло Златан сам поменял. Коня доверил ближнику. И с Радомирой поговорил. Боярышня девка неглупая – все поняла. Кивнула серьезно и выполнила уговор. Теперь она лежит, а Зареслав рядом кружит. То изюма мешочек зашлет, то о здоровье осведомится. Но уж сказать, что невеста княжья покалечилась, никто не сможет. Цела, ушиблась слегка и поедет в Тулею, как назначено. Теперь только следить, чтобы не опоили чем, но тут уж нянька присмотрит.

Помянув про себя и Ладу, и Лелю, и Макошь – заступниц женских, гонец взялся за ложку – когда еще каши с дичиной поест доброй такой? Да с кореньями и орешками. Боярышне юшку жиденькую в покои отнесли – да знал гонец, что юшку нянка собакам вылила, а воеводиной дочери миску каши из котла общего принесла – для безопасности.

Пока за столами обсуждали прогулку и неудачное ее окончание, боярыня Красимира наполнила миску лакомыми кусочками и тихо вышла из горницы. Миновала челядинную, пересекла двор, свернула за угол и вышла к реке. Там стояла старая банька, которой перестали пользоваться, когда на берегу выстроили сразу две новых – одну нарядную, как игрушка, «боярскую», вторую попроще – для остальных обитателей терема.

Боярыня неспешно подошла к ушедшему в землю строению и носком вырезного сапожка ткнула в ставень окна. Мелькнул огонек, и низенькая дверь отворилась. Склоняться пришлось низко – давно просевшие ступени вели вниз, но Красимира не гнушалась – склонилась и, чтобы не уронить подношение, взяла миску двумя руками.

Ее встретил на удивление чистый морозный воздух, пахнущий травами. После вселения в старую баньку утекшей с пожарища ведьмы печь ей переложили «по-белому» и подмазывать да белить не забывали.

Старуха Волмянка сидела у стола, разбирала мешочки с травами. Своего занятия она не прервала, только кивнула приветственно припозднившейся гостье. Боярыня молча поставила миску с едой на шесток и села. Знала уже, что ведьма не любит спешки и многое поймет сама, если просто помолчать рядом с ней.

Запах трав окутывал, приносил успокоение, и понемногу тревоги Красимиры улеглись. Она смотрела на морщинистые руки ведьмы и удивлялась их ловкости и проворству. А та что-то смешивала, пересыпала, отмеряла в маленький горшочек. Наконец залила травы и ягоды кипятком из котла и убрала горшочек в печь. Потом собрала все со стола, протерла его пучком соломы, которую кинула в огонь, и накрыла выскобленную столешницу полотняной скатерью:

– Говори, боярыня, что за кручина тебя точит?

Красимира вздохнула. Для всего городка она была красивой, властной, надменной боярыней, железной рукой держащей хозяйство. Да, возраст оставил следы на ее лице, но правильно подобранные платы и украшения позволяли сохранять иллюзию и безупречность облика. Бабка же Волмянка видела боярыню рыдающей от боли, извивающейся на вот этом самом полке и воющей от ощущения уходящей жизни. Последние роды едва не унесли жизнь Красимиры. Только ведьма из деревушки погорельцев осмелилась растолкать воющих баб и прийти боярыне на помощь. Сделала что надо, спасла и мать, и дитя, а потом еще три месяца почти выхаживала лежащую пластом боярыню, не отдавая дитя кормилице. Да еще и боярина каждый день притаскивала, совала дочь в руки, вещая что-то про необходимость не только материнского, но и отцовского тепла.

В итоге болезнь жены Светомира не оттолкнула, а дочь он полюбил больше, чем сыновей. Даже имя ей дал нежное, ласковое. Ждал от жены еще дочку, но боярыня, напуганная близостью смертной тени, брала у той же ведьмы зелье, не дающее зачать, так что стала единственная дочка для Светомира Драгановича золотинкой в сердце, порошинкой в глазу – вечной заботой и радостью.

Теперь же боярыня пришла не за тем, чтобы Усладе красоты прибавить или удачи – сама все одежды дочери расшивала с добрыми словами, сама наузы плела да обереги нашивала. Пришла, чтобы о сыне позаботиться.

Милорад при княжьем дворе, сказывают, не заложником живет, а княжичу побратимом. Окомир в купцы податься решил – коли уж наследство ему не светит. Красибор – воин справный, в дружину княжью рвется, а вот Зареслав… Обойти старшего брата в наследстве не сможет – все равно Милораду все достанется. Воин он неплохой, но нет той настойчивости в битве, что у Красибора. И думает востро, да не так, как Окомир. Добрый бы стал воевода – отцу помогает в делах и Правду знает, да где ему городок взять? Вот если невесту у князя отбить, да потом к ее отцу в Ставгород утечь…

Старуха покивала, прищурилась и сказала:

– Зелье дам приворотное. У Зареслава два пути будет, а потом еще два. Коли верно выберет – не пожалеет. А коли неверно – не о чем жалеть будет!

Боярыня замерла, сердце так и ворохнулось – помочь, подсказать, направить… Да только сдержалась. Знала уже – судьбу об колено не сломаешь. Приходит час, и человек сам выбирать должен среди дорог, проложенных богами. Сам!

Между тем Волмянка подошла к печи, вынула тот самый маленький горшочек, перелила из него отвар в кривоватую бутыль и плотно заткнула деревянной пробкой:

– Вот, сыну отдай. Пусть меду добавит да в любое питье нальет. На вкус только вяжет слегка… Пить пополам надо с той, что привораживать будет!

Боярыня поклонилась – и спрятала бутылек в широком рукаве.

– И не бойся, лебедь белая, – улыбнулась, сверкнув неожиданно крепкими зубами, старуха, – княжич сам выбор делать будет. Никто ему не указ! На род княжецкий давний науз наложен – должны они по любви жениться, и никак иначе. Кнез то знает и неволить сына не будет. А дочь твоя пташка весенняя, не княжич, так боярин добрый найдется!