«Снег», укротивший «Тайфун»

По всей стране приостановилось движение: остановились поезда и наземный транспорт, замерли на взлетно-посадочных полосах самолеты, в институтах преподаватели прекратили читать лекции, в гарнизонах солдат вывели на плацы. Рабочие заводов и фабрик собрались в залах, где висели громкоговорители. Над городами и поселками повисла гробовая тишина. Подданные императора покорно склонили свои головы, приготовившись слушать своего небожителя. И вот в репродукторах что-то щелкнуло, и послышался высокий пронзительный голос, слегка дрожащий то ли от волнения, то ли от напряжения. Его слова, окрашенные архаичной формой, странной для большинства слушателей, словно дрожали. Это говорил сам император Хирохито. Не часто народ слышал его голос.

— Я обращаюсь к моим законопослушным подданным, — начал венценосец. — После долгого размышления над событиями последних дней, складывающимися условиями в нашей стране мы решили стабилизировать ситуацию при помощи экстраординарной меры. Мы отдали приказ нашему правительству связаться с правительствами Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и Советского Союза, чтобы сообщить им о том, что империя принимает условия совместной декларации.

Достижение всеобщего процветания и счастья всех наций, как безопасность и благосостояние моих подданных, является единственным моим обязательством перед великими предками нашей империи.

В самом деле, мы объявили войну Америке и Британии вне зависимости от нашего желания обеспечить защиту Японии и стабилизацию в Юго-Восточной Азии. Мы также были далеки от мысли о нарушении суверенитета других государств или о территориальных захватах. Но сейчас война длится уже четыре года. Несмотря на все усилия, приложенные каждым гражданином нашего отечества, и самоотверженность всего стомиллионного народа, никто не может гарантировать победу Японии в этой войне. Более того, общие тенденции современного мира обернулись не в нашу пользу.

Кроме того, противник начал использование нового оружия небывалой мощности. Эта смертоносная бомба причинила непоправимый ущерб нашей земле и унесла тысячи невинных жизней. Если мы продолжим борьбу, это приведет не только к полному уничтожению японской нации, но и даст старт искоренению всего человечества.

В сложившейся ситуации мы обязаны спасти миллионы сограждан и оправдать себя перед святыми духами наших императорских предков. Именно по этой причине мы отдали приказ о принятии всех положений совместной декларации.

Мы выражаем свое сожаление всем союзным государствам, которые сотрудничали с Японской империей во время захвата Восточной Азии. Мысль о солдатах и офицерах, павших на полях сражений и на боевом посту, о безвременно ушедших от нас и их осиротевших семьях наполняет болью наши сердца день и ночь. Наша первейшая обязанность — забота о пострадавших и раненых, тех, кто потерял свои дома и средства к существованию.

Жизнь нашего государства будет полна тягот и лишений. Мы понимаем это, однако в сложившихся условиях нам выпала судьба пройти по тернистому пути к достижению великого мира для всех грядущих поколений. В этих условиях мы должны вынести невыносимое.

Я прошу воздержаться от вспышек эмоций, которые могут вызвать ненужные раздоры, ввести других в заблуждение и привести к сумятице в мире.

Объединим наши усилия во имя будущего. Будьте честными, крепите бодрость духа, трудитесь, чтобы возвысить славу императорского государства и идти в ногу с мировым прогрессом!

Речь императора вызвала шок у японцев. Выходило, что Страна восходящего солнца впервые за 2600 лет признается в полном поражении и будет кланяться победителям. Многие люди были уверены, что война продолжается, что солдаты и офицеры императорской армии героически сражаются на фронтах, что император в своем замке живет, оторванный от реалий настоящей жизни.

Через несколько дней после шока началась паника. Из уст в уста передавались слухи о жестокости американцев. Чувство страха охватило в первую очередь школьников, считавших, не без влияния педагогов, что янки их всех вырежут или утопят. Женщины и девушки боялись насилия со стороны американских оккупантов, в особенности негров.

Нечто подобное происходило и в Германии в отношении советских солдат и офицеров.

В среде военных, особенно солдатской массы, на почве злоупотребления спиртными напитками постоянно организовывались митинги и различные сходки, где самураи кричали о необходимости продолжения войны. И на самом деле еще долго в некоторых местах после выступления императора Хирохито не затухали очаги сопротивления.

Часть армейских офицеров, потерянных и охваченных скорбью, сводили счеты с жизнью. Вот один из примеров.

На аэродроме Оита готовился последний полет камикадзе. Адмирал Матоме Угаки внимательно выслушал речь императора. Потом он собрал в своем кабинете подчиненных и попросил налить в чашечки саке. После распития японского горячительного напитка он приказал подготовить самолеты к последнему полету. Одиннадцать моторов взревели, как только первая машина вырулила на взлетную полосу. Одна за другой винтокрылые птицы отправлялись в душное вечернее августовское небо.

В 19:24 адмирал Угаки передал оставшимся подчиненным на аэродроме Оита последнюю радиограмму:

«В нашей неспособности защищать Родину и сокрушить врага я виню только себя. Я ценю усилия, приложенные всеми моими офицерами и служащими за последние шесть месяцев…»

Никто и никогда больше не увидел живыми адмирала Матоме Угаки и других летчиков, отправившихся с ним в Вечность, как и не узнал, где закончился их полет. Командование Тихоокеанским флотом Соединенных Штатов в тот день не зарегистрировало ни одной атаки камикадзе на их корабли и базы. Не исключено, что все они погибли в водах Тихого океана.

Другую часть японского офицерского корпуса охватил пароксизм ненависти, раздражение к американским военнопленным, особенно летчикам. Так, в одном из гарнизонов города Фукуока, после того как была выслушана речь императора, офицеры решили казнить 16 американцев. Их погрузили в машину, и процессия направилась к океанскому побережью в районе поселка Абураяму.

Каждого янки ждала одна жестокая участь — всех их изрубили на куски самурайскими мечами солдаты императорской армии. Офицеры стояли в стороне и любовались зрелищем, как кромсают тела ненавистных врагов. После этого окровавленные останки еще несколько минут назад живых людей были сброшены в заранее вырытые ямы на берегу Тихого океана.

Все в Японии понимали — война бесславно закончена. Народ был оскорблен, военные и политики — перепуганы. Они понимали, что «судный день» не за горами, — им придется отвечать за злодеяния.

И еще к ним приходило осознание того, что, когда исчезает суд совести, обществу остается свой суд, в котором председательствуют тюремщик и палач. Как писал П. Буаст, судебные места походят на колючие кустарники: овца находит в них убежище, но не может выйти из них, не оставив там часть своей шерсти. Шерстью для преступников были или тюремные нары, или отданная в качестве наказания за преступления собственная жизнь.