Снежная почта

«Мне сегодня весело…»

Мне сегодня весело.В зоопарке тесно.Хохочу над хоботомСерого слона.И этюды ГнесинаГрамотно и пресноПианисты-роботыШпарят из окна.На чугунной клеткеНадпись «обезьяна».И толпа смеется:Зверь танцует твист.Воробей на веткеПерья чистит рьяно,А к нему крадетсяКот-рецидивист.Выхожу из парка.На окошках шторы.ВелосипедистыБешено летят.Завтра будет жарко.Заперев запоры,Дома пианистыБезмятежно спят.1966

«Ах, черт!…»

Ах, черт!Поди-ка, что за шутка?Смотри, ты видишь, видишь, тамГуляет жареная уткаПо телеграфным проводам.Смотри, она еще дымится,Румяной корочкой хрустит,И, аппетитное на вид,Крыло на солнце золотится.Но кто позволил?ПочемуТам не душа парит, а тело?Царит промасленный ОтеллоВ горячем кухонном дыму.Он говорит:– Сегодня пир.Духовной пищи жаждет мир.С душою поменявшись, телоНа небеса лететь хотело,Но не смогло и ходит тамПо телеграфным проводам.1966

«Чего я стою? Сколько дважды два?…»

Чего я стою? Сколько дважды два?Четыре – отвечают. Я старею.Уже за мной недобрая молваТоропится, вытягивая шею.Опомнишься в квартире городской,В чужом пиру – и темном, и невнятном,Где свечи обливаются тоскойИ на паркете оставляют пятна.Опомнишься – великой теснотыНе пережить в полуметровом свете,И обречен бессмертию не ты,А бронзовый подсвечник на буфете.1966

Нарекаци

По белому свету шаталсяОдин пожилой армянин.Он грамоты где-то набралсяИ жил совершенно один.Жены не имел он и дочки,Жилья не имел и стола,Лишь книга на желтых листочкахПри нем постоянно была.Читал он старинную книгуВ гостиничном чахлом дыму,И гор обнаженные сдвигиВ душе рисовались ему.Потом он вставал на колени,Вздыхая от старости лет,И Бога просил избавленьяОт внешних и внутренних бед.В конце прибавлял он привычно,Одними губами шепча:«Пошли землякам горемычнымПокой от огня и меча».И вновь у подножия храмаВ какой-то сторонке глухойТвердил он в молитве упрямо:«Пошли горемычным покой».Он умер, а книга осталась.Ее под рубахой нашли.Она армянину досталась,Не знавшему отчей земли.И слово родное по буквамС трудом разобрал армянин,И горло наполнилось звукомГортанных высот и низин.Тем словом старинным согретый,Он бросил свой угол и столИ с книгой по белому светуИскать свое счастье пошел.1965

«Я раскрываю книжную страницу…»

Я раскрываю книжную страницу,А где-то мальчик плачет в АргентинеПо мертвому тореро. Кровь по каплямСтруится с перевернутых роговОранжевого месяца. ОниПохожи на рога быка, которыйУбил тореро во вчерашней схватке.Толпа дразнила красного быка.А в стороне, укрывшись черной шалью,Стояла, ослепленная несчастьем,Вдова тореро. Мальчик видел зубАкулы – этот знак удачи,Который, никому теперь ненужный,Лежал в пыли у ног ее. Она,Еще не веря в торжество беды,Стояла и ждала, когда любимыйПоднимется и встанет во весь ростНа солнечной арене, и победаСлетит к нему в приветствиях и криках,И лепестках цветов.Толпа редела.Потом с вдовой остался только мальчик.Он осторожно вышел из рядов,Ступил на землю, залитую кровью,И, подобрав с земли обломок шпаги,Взмахнул перед собой им, поражаяОпасное чудовище. ТогдаНагнулась женщина и подняла с землиНагретый пылью белый зуб акулы.1966

Исикава Такубоку

Я – Исикава Такубоку.Лежу под солнцем на боку.Молясь языческому богу,Слезы сдержать я не могу.Среди разбросанного хламаЛачуг и сосен, недвижим,Сияет вечный Фудзияма,И облака стоят над ним.Мой остров мал, как панцирь краба,И так же тверд, и так же сух,Но, словно стяг, пылает храброНад ним несокрушимый дух.И европейские привычкиЕго не могут изменить.Не подобрать к замку отмычкиИ нашу волю не сломить.Я – Исикава Такубоку.Я вижу птицу и змею.Своей стране, надежде, БогуЯ никогда не изменю.И пусть немилостив упрямоКо мне годами дом родной,Я буду горд, как Фудзияма,Своею древнею страной.1966

«Еще по мостикам горбатым…»

Анне Ахматовой

Еще по мостикам горбатымПролетки черные скользят,И, снами тяжкими объятый,В туманах виснет Петроград.Еще гуляют на Фонтанке,Но свечи гаснут. Три, одна…Еще промчится на тачанке,Как пыль, привычная война.Еще несчастье не случилось,И счастье тоже не пришло.Кровь по ступеням не струилась,Вино рекою не текло.Но дни безумные листаяПри тусклом свете фонарей,Спешит Россия белой стаейК судьбе назначенной своей.1966

«У Императорского сада…»

У Императорского садаСтоит чугунная ограда,А я шагаю вдоль Невы,Не поднимая головы.Когда-то в этом полумракеНа бал я поспешал во фраке,И газовые фонариРосли из неба до земли.Когда-то, пьяный от решеток,Испуганно и отрешенноСтрелял я в батюшку-царя,Как позже выяснилось, – зря.Теперь живу в двадцатом веке,И только вздрагивают веки,Когда шагаю вдоль Невы,Не поднимая головы.1966

Полутени

Играют полутениНа пепельной стене,И кажется, что стеныКачаются во сне.И где-то возникаетМелодия тайкомИ тайно проникаетВ мой опустевший дом.В кривых виолончеляхТанцует снегопад,И, словно на качелях,По стенам сны скользят.В их отблеске, летящемИз темноты на свет,Является все чащеЗнакомый силуэт.Сначала ярче, ярчеЕго чеканный вид.А печь горит все жарче,И дым в трубе кипит.Потом огонь темнеет,Слабеет силуэт,Он тает, он стареетИ сходит он на нет.Теряя очертаньяИ сходство на лету,Как древнее преданье,Сползает в темноту.И звуки с перепугу,Признав свою вину,Покорно друг за другомУходят в тишину.1966

Стихи 67-го года

I

Стансы

По молодости лет не воевал,Не странствовал, не плакал, не судился.Свой век по-городскому куковал —В квартирах пыль на лезвиях зеркал —Опомнился – в окурок превратился.Не важно, что мосты разведены,Чугунные ворота на засове.Не добежал до крепостной стены —Мгновения за годы зачтены,На флаге незаметна капля крови.Куда вы делись, милые мои?В Царицыне или под Перекопом?Я опоздал. Закончились бои.В живых остались только воробьи,Вон за окном они дерутся скопом.Тридцатый год цирюльнику служил,На хищных птицах окровавив перья.Тянули страхи из лаптей и жил,И не было ни опыта, ни силОстановить поветрие поверья.На черных тучах выросли кресты.Я страх запомнил, не запомнив детства.С сомнением на чайные мечтыИстория взирала с высотыИ строила преграды по соседству.Из магазина запах колбасы.Семейный быт налаживался прочно,И Сталин улыбался мне в усы.Кому же верить? Врут мои часы,—Двадцатый век закончился досрочно.Рыдайте! Век отходную поет.Приобретайте новый холодильник!Храните, как в сберкассе, старый лед,А я на три столетия впередПеревожу поломанный будильник.Когда наступит, – что там? новый быт? —На всей Земле и даже на Аляске,Мой сломанный будильник зазвонит,Напомнив, торжествуя и навзрыд,Все войны, революции и встряски.

Полночь с песенкой

Когда наступает бесшумный парад арлекинов,Гудят провода, осыпая весенние струны,На черных дощечках показываются луны,И гаснут огни, напряженное небо покинув,Приходит безумие. Острым крылом разрезаяПолночное небо, свернувшееся в клубок,Оно говорит: да будет твой сон глубок!Свободу покоя твоей судьбе разрешаю.А мне припеваючи житьДавно надоело.Наряды зевакам шить —Нехитрое дело.Не плачу и не смеюсь,Привык улыбаться.Удачи одной боюсь —Счастливым остаться.Приятные вести приносят печальную радость,И голуби тусклые на подачках жиреют.Над городом флаги. Флаги над городом реют.На голубем – знамя, освещающее дорогуБездомному рыцарю, неприкаянному богу,Безумцу на миг, калифу на час – наградойЗа полночь, не знающую преград.