Не суди меня строго,Я не царь, не герой.В канцелярии БогаЯ чиновник простой.Вот бреду я усталоНад невзрачной Невой,Заморочен уставом,Одурачен молвой.Тень Петра и собораУкрывает меняОт соблазна и спораУходящего дня.Я, потомок и предокПетербургских повес,На Сенатской был предан,На Дворцовой – воскрес.Где-то скрыты пружиныТех немыслимых лет.Я не знаю причины,Только вижу ответ.Но темны и невнятныГорода и века,Как чернильные пятнаНа сукне сюртука.1968
Издатель Новикув
1.
Тень восемнадцатого века,Где свечи
таяли в чаду,Где среди говора и смехаУзришь алмазную звездуНа вицмундире у вельможи,Где друг на друга все похожи,Все носят букли, парики —Майоры, дамы, старики;Где пушек гром, и дым, и звонБокалов, поднятых во здравье,Где легковерное тщеславьеИ суета со всех сторон.Тень восемнадцатого века!Твоих сынов угрюмый слог,Фонарь, бессонница, аптека,Императрицы тяжкий вздохНад сочинительством наказов,Немецкий и французский сброд…Еще в помине Стенька Разин,Но Пугачев минуты ждет.
2.
Дух просветительства французскийЦарил в Европе. КоролиДрожали, но в столице русскойПриют философы нашли.Уж при дворе входили в моду,Как башмаки, – Вольтер, Дидро.Вельможи, чувствуя погоду,Творили вечное добро,Екатерина до рассветаСтрочила письма. Было лето.Стояла засуха. НародНе знал ни слова по-французскиИ валом заполнял кутузкиИ каторги в голодный год.
3.
Свеча коптит. Святое делоСвободы – в трепете строки.На край стола ложатся смелоЗапретные черновики.Чиновники, чинуши, ворыБогатства русского – прочтутБезжалостные приговоры —Да будет скорым правый суд!Да будет так! Из ПетербургаВ Москву тащиться по грязи,По деревням – и громом бунтаДвору надменному грозить.Все испытать – тоску, нападки,И страх, и в горле тесноту,Но чтобы мчалось без оглядкиПеро по чистому листу.Свеча коптит, и повесть длится.Радищев пишет до утра.И содрогается столица,Как дерево от топора.
4.
И золота багровый отсвет,Пиров роскошных канитель —Все находило странный отзвукВ душе. Маячила метельНад Петербургом, и ночамиСтанки печатные стучали.Наборщики до ломотыВ руках – перебирали кассы,И не монаршие указы,А книг заветные листыЛожились в стопки, укрывалисьОбложками, и от воротГромады груженых подводПо книжным лавкам направлялись.В трудах заканчивался год.
5.
Бумаги сжечь, меняя место,—В деревню! Слухи, как ножи.И в ожидании арестаБродить устало вдоль межи,В уме предупреждать вопросыНа следствии и напередВсе знать – и крепость, и допросы,И что останется народКак был – неграмотным, забитым,А Новикуву быть забытым…Он слышит топот лошадей.За ним идут. Зовет столица.И только лица, лица, лицаДворовых плачущих людей.И только версты вдоль дороги,В пыли казачий эскадрон…Упасть императрице в ноги?Нет, не бывать! Он погруженВ раздумья. Если б не интриги,Успел бы многое за век.И то сказать – читает книгиТеперь в России человек.А значит – не пропало дело,А слава – это пустяки…И солнце медное горелоНад желтой скатертью реки.1968
Мундир
Кудрявый Пушкин, враг порядка,Душа лентяев и задир,Пылится в сгибах и на складкахТвой камер-юнкерский мундир.Подобно сплетням и доносам,Он сохранил пристойный вид.Музейный сторож с пылесосомЕго торжественно хранит.И если где-то существуетМундира пыльная душа,Она, должно быть, торжествует,Таким вниманьем дорожа.Она, привыкшая к скандалам,Давно осталась не у дел.Ах, Пушкин! Стал бы генералом,Когда бы голову имел!Играл бы в карты или шашки,Закладывался б на пари,Смотрел спокойно бы на шашниСвоей супруги Натали.Писал бы оды и сонетыВ альбом княгине ШаховскойИ в декабристов у СенатаСтрелял бы твердою рукой.Носил Владимира в петлицеИ умер бы не в тридцать семь,А в семьдесят три года, в Ницце,Разбитый астмою совсем.1968
19 октября 1836 года
Как памяти легко!Воспомним наш Лицей!Бутылочка КликоИ шумный круг друзей.Но кто там в стороне,Задумавшись, молчит?Топи печаль в винеИ радуйся, пиит!Друзья твои ужеПродвинулись в верхи,А у тебя в душеСтихи, одни стихи.Чиновник, дипломат,Мундир, еще мундир…Чего же ты не рад,И пир тебе не в пир?Судьба ли подвела?Попутали ль грехи?Но все твои дела —Стихи, одни стихи.Случаен этот дар,Как нйчет или чёт,А твой душевный жарИ
труд ночной – не счет!Ах, легкость! Ах, играПера при свете свеч!«Пора, мой друг, пора…»И жизни не сберечь.1971
Княжна
Он прекрасен без прикрас,
Это цвет любимых глаз.
Это взгляд бездонный твой,
Напоенный синевой
Николоз Бараташвили
Далекая картинаИз дедовских времен:Княжна ЕкатеринаИ колокольный звон.Из церкви полутемнойДомой спешит легкоКняжна в одежде скромной,А рядом с ней Нико.О юноша невзрачный,Хромой канцелярист!Зачем с улыбкой мрачнойПером ты чертишь лист?Зачем стихи слагаешьИ даришь ей тетрадь?Неужто ты не знаешь,Что счастью не бывать?Не станет ждать поэтаСпокойная княжна.Княжне тетрадка этаПочти что не нужна.Княжна как бы в туманеПредчувствует в душе,Что с князем ДадианиОбручена уже.Обречена пылитьсяТетрадка до поры.Ленивая столица,Уснувшие дворы…Воистину далёкоДо будущих времен.И на горе высокойБелеет Пантеон.1970
Мерани
(Из Николоза Бараташвили)
Мчит меня без путей Мерани.Ворон криком мне сердце ранит.Выше гор, Мерани, взлетай!Мои думы ветрам отдай.Разрезай седую волну,По ущельям неси меня,Сократи минуту однуМоего тревожного дня.Не страшны нам холод и зной,И великая сушь в пути.Мчи, Мерани! Хозяин твойВсе невзгоды готов снести.Буду я отчизну искать,Потеряю верных друзей,Не увижу отца и мать,Не услышу любви моей.Приютит меня чуждый край,Я иную встречу зарю.Ты, звезда моя, мне сияй!Тайны сердца тебе дарю.Я любовь доверяю морюИ порыву Мерани в горе.Выше гор, Мерани, взлетай!Мои думы ветрам отдай.Вдалеке от родных могилПосле смерти буду зарыт.Мне на грудь склоняясь без силНе заплачет любовь навзрыд.Черный ворон лишь прокричитСреди темных высоких трав,Буря дикая закружит,Мне песком могилу убрав.Не слезами – ночной росойБудет этот оплакан миг.Не рыдания над собойЯ услышу, а волчий крик.Так лети, мой Мерани, вдаль,Выноси за предел судьбы!Несгибаем всадник, как сталь,И достоин вечной борьбы.Пусть умру я один, без крова,Буду биться с судьбой сурово.Выше гор, Мерани, взлетай!Мои думы ветрам отдай.Не напрасно быстрее стрелМчались помыслы седока.Где Мерани, как вихрь, летел,След останется на века.Мой собрат, отправляясь в путь,Избежит на тропе невзгод.Может статься, когда-нибудьПо моим следам он пройдет.Мчит меня без путей Мерани.Ворон криком мне сердце ранит.Выше гор, Мерани, взлетай!Мои думы ветрам отдай.1968Перевод с грузинского
Баллада о капитане Роберте Скотте
«В память капитана Р. Ф. Скотта, офицера флота, доктора Э. А. Уилсона, капитана Л. Э. Дж. Отса, лейтенанта Г. Р. Боуэрса, квартирмейстера Э. Эванса, погибших при возвращении с полюса в марте 1912 г.
„Бороться и искать,
Найти и не сдаваться!“»
(Надпись на кресте, установленномна месте гибели Скотта и его товарищей.)
Тему пробуя, легкую с виду,Собираясь, как в дальний отъезд,Ясно вижу в снегах АнтарктидыДеревянный обструганный крест.Перекладина грубой работы,И на ней – имена пятерыхАнгличан экспедиции Скотта,А внизу теннисоновский стих.Вам, мужчины особого складаИз породы железных парней,Посвящается эта балладаЛедяных антарктических дней.Разве в полюсе чертовом дело?Кто там первым пришел – все равно!Вы другого коснулись пределаИ другое вам право дано.Я хочу сквозь пространство и времяОбратиться к тебе, Роберт Скотт,В час, когда говорил ты со всеми,Кто на свете огромном живет.О родных и о близких печалясь,Ты писал на полях дневникаИ Земля над тобою качалась,Как резиновый шарик, легка.Неужели к бессмертью стремилсяИли славы за гробом искал,Когда рядом твой верный Уилсон,Твой товарищ, твой брат умирал?Нет! Сжимая предсмертною хваткойНепослушный уже карандаш,Не за этим писал ты в тетрадку,Чтобы выстроить памятник ваш.Не за этим, пока не остылаВ жилах кровь, ты царапал листок.Все, как было. И только – как было.В этой правде твой главный итог.Я, живущий в уютной квартире,Обладающий ясной судьбой,Вижу звезды такие же в мире,Что горели тогда над тобой.Если мужества мне не хватает,Я смотрю, оглянувшись назад,Где палатку твою заметаетСнег, сверкающий, как звездопад.Если голос мой глохнет от ветраНа российских полях снеговых,Я ищу в своей жизни ответаИ в записках предсмертных твоих.Но не смертью дается нам правоБыть услышанным через века.Только правдой. Одной только правдойДо последней строки дневника.1970