Снежный барс

Ответственность! Спрашивать Директора с Метрополии по любому будут со всех собравшихся. Переложить на нижестоящих? Не получится или получится лишь в малой степени, совершенно недостаточной для того, чтобы ощутимо смягчить удар по себе, любимым и единственным. Это понимал и сам Можерон, и остальные. Понимали и готовы были из кожи вон вылезти, лишь бы утратить как можно меньшую толику влияния и положения в системе, как собственного, так и рода, к которому принадлежали. А для этого требовалось как можно скорее сгладить последствия случившегося.

Сглаживать же следовало очень много, начиная с сугубо материальных потерь. Понятно, что сметы Железной Академии были рассчитаны на средние или тяжёлые повреждения половины из имеющейся полусотни колоссов. Расходы огромные, но запланированные, потому на них привычно не обращали внимания. И что теперь? Из полусотни колоссов пять оказались потерянными с концами, ушли своими ногами в Глинц. Ещё почти три десятка получили не абы какие, а по настоящему тяжёлые повреждения, будучи расстреляны практически в упор, с целью сделать их восстановление предельно сложным по времени и ресурсам. Три колосса из гарнизона укрепрайона, что должен был блокировать проникновение в анклав Звёздной Стражи беглецов со всей планеты, оказались сперва расстреляны, а потом и захвачены в качестве трофеев. Немалая часть бронетехники, патрульных гравициклов… И огромные потери среди состава истребительных и штурмовых эскадрилий, спешно поднятых для поддержки. На этом фоне потери личного состава откровенно терялись, да и людей можно найти новых. Это же не пилоты… хотя и с ними следовало что-то решать.

Пилоты, а точнее кадеты, которые так официально и не прошли выпускных испытаний по большей части. Да, тех девятерых, что к моменту ухода звена мятежников в направлении на Глинц сохранили свои колоссы и даже не катапультировались, тем самым капитулируя перед лицом опасности, освободил от испытания как такового, лично вице-адмирал Готти. Точнее не освободил, а заменил оное на преследование беглецов, оказание всяческого содействия карательной операции Директората.

Имел ли он право поступать подобным образом? Победителей не судят, ну так то победителей, а именно этим ректор Железной Академии как раз похвастаться не мог. Оттого некоторые его недоброжелатели и упирали помимо прочего на то, что вице-адмирал не имел права самовольно менять установленные общим решением Директоров правила. Тем паче, эти изменения так ни к чему и не привели! А коли так, то всех оставшихся кадетов следовало — как только должное число колоссов будет восстановлено — вновь заставить делом подтвердить свою верность Директорату, а некоторым и вовсе искупить проявленное малодушие, для чего поставить робких духом в менее выгодные условия в сравнении с теми, кто пытался сделать хоть что-то.

Сторонников подобного решения было довольно много. Часть искренне верила в то, что говорила. Другие хотели во что бы то ни стало окончательно утопить нынешнего ректора и поставить на его место уже свою креатуру. Третьи… они скорее желали побольнее укусить те недружественные им рода, чьи представители находились в числе выпускников этого года. Однако, все эти три группы, то ли не понимали, то ли не желали понимать, а может просто недооценивали урон иного типа, который уже был нанесён и оставил после себя глубокий и болезненный след. И после случившегося никоим образом нельзя было усугублять, бередить рану, даже не успевшую перестать кровоточить.

Меж тем пресса, подконтрольная некоторым из числа Директоров, уже на все лады склоняла произошедшую трагедию. Вроде как все издания декларировали верность и преданность Директорату, но проблема состояла в том, что понималась она несколько по разному.

Вот проникновенное такое интервью с Сильвией Меерштайн, в котором она в самых идеологически выдержанных выражениях отрекалась от уже второго своего ребёнка, предавшего Директорат и его идеалы. Уверяла, что род Меерштайн не оставит подобное предательство без внимания, уже на днях за голову изменницы будет назначена измеряемая миллионами кредитов награда. Вот только у людей с интеллектом чуть выше среднего по Директорату, поневоле могли возникнуть очень неудобные вопросы. А почему это вот уже второй представитель не просто рода Меерштайн, но главной его ветви, вдруг всеми силами стремится покинуть Директорат? Естественно, в официальном галанете найти ответы, помимо идеологически проверенных и одобренных, не получится, ну так всем умеющим думать известно, что галанет делится на разные уровни/сектора. В «черном» же сегменте имеется доступ не только к одобренным ресурсам, но и к иной, не цензурированной прессе Синдиката, Скульпторов, Стальной Гильдии. А уж эти охотно поласкают грязное бельё соперников по любому, мало-мальски значимому поводу. Вот и получалось, что шила в мешке не утаить!

С просочившимися в прессу пожеланиями части элиты государства устроить провинившимся кадетам показательную порку в виде новых выпускных испытаний выходило и вовсе печально. Простой народ это проглотит, равно как и почти любую глупость. Их приучали ободрять и аплодировать, но никак не мыслить критически. Только что оно, это одобрение народных масс, сколь-либо важное лишь тогда, когда они голосуют на очередных выборах, все кандидаты на которых прежде всего получают «сертификат лояльности», без которого занять любую выборную должность не представляется возможным. Пшик, пустое место, развеявшийся выхлоп ракетного движка. Совсем иное дело — реакция аристократии, ведь около восьмидесяти процентов способных по показателям развития поступать в Академии выходцы именно оттуда. Устрой Директорат ту самую показательную порку и часть родов сильно так призадумается, а стоит ли дальше соблюдать лояльность Директорату, когда кого-то из твоих детей или племянников таким вот образом могут наказать за серьёзную чужую вину и эфемерную собственную? И это лишь старшее поколение. Молодое же, учащееся в иных Академиях или готовящееся туда поступить…

Вот именно! Захотят ли они вообще так рисковать? И не пожелают ли уже учащиеся кадеты, имеющие высокие шансы погибнуть, повторить удавшийся опыт Меерштайн, Бельской и прочих? Вполне могут пожелать!

По идее напрашивается решение встроить механизм контроля в колоссов, при необходимости просто отключающий оных по одному лишь сигналу. Но и это вроде как напрашивающееся решение несло в себе уязвимые места. Раньше, более века тому назад это как раз и применялось. Результаты же применения привели к хроническому некомплекту выпускающихся из Академий пилотов должной квалификации. Юная поросль аристократических родов в голос орала, что они не собираются быть управляемыми со стороны марионетками, когда одно лишь движение со стороны способно превратить колосса, это олицетворение мощи, в груду мёртвого металла. Некоторые и вовсе высказывали, что сперва вот так, во время испытаний, потом распространится на полях сражений, а затем пилотам и вовсе ошейники со взрывчаткой будут одевать, как Гегемония Чистоты на большую часть своих псионов.

Тогда Директорату пришлось отменять уже долгое время существующую норму, стремясь снизить поток беглецов и катастрофически падающий уровень мастерства выпускающихся пилотов. Ну и заваливать последних всеми мыслимыми и немыслимыми льготами, деньгами, по сути создавая касту, во многом стоящую над общегосударственными законами, подотчётными лишь собственному командованию и непосредственно директорам. Иначе тогда было нельзя, ведь Синдикат уже вёл осторожные переговоры как со Скульпторами, так и с Гильдией о том, чтобы отхватить у Директората целый сектор, в коем располагались очень ценные звёздные системы.

И вот опять! Куда ни посмотри — всюду только потери и проблемы. Об этом он сейчас и говорил, обращаясь к собравшимся. Подчёркивал потери уже понесённые и предлагал варианты избегания потерь ещё больших. Не закрыть глаза на случившееся, но вывести из-под удара кадетов. Они не должны были даже самую малость пострадать.

— …только мы их тронем, получим либо разгорающееся недовольство вообще всех кадетов и их семей, либо вспышки подобных бунтов. Мы сами не из «глубинного народа», — усмехнулся Можерон, вспоминая используемое одним из особо фанатично настроенных на жёсткий курс Директоров, предлагающего опираться на не шибко одарённых разумом, но верных людей, выражение, — а потому должны понимать, как хрупок сложившийся в государстве баланс.

— Но без последствий оставлять нельзя, — заёрзал в кресле вице-адмирал, со дня удачного прорыва беглецов в Глинц пребывающий в глубокой депрессии. — Нужно поощрить оставшихся верными хорошими назначениями, а струсивших загнать в самые гиблые и опасные места. Пусть там искупают!

— Я поддерживаю вас, Фрэнк, — сцепив руки в замок и прикрыв глаза, проскрежетал Тумбстоун, отличавшийся основательную во всём, но особенно в принятии решений. — Если невозможно скрыть случившееся, нужно преуменьшить значимость инцидента.

— После криков в прессе Метрополии и мелькающей на всех ресурсах и новостных каналах Сильвии Меерштайн с её объявленной дочери настоящей вендеттой? — саркастически хмыкнул Бельский. — Я уже плачу от смеха и умиления такой наивностью.

Вадим Бельский, патриарх рода и Директор, на вид крепкий мужчина лет пятидесяти, а на деле переваливший уже за восемнадцатый десяток лет, действительно утирал платком слёзы. Он вообще мог по собственному желанию испытывать любые эмоции в нужный момент времени, как и большинство его родственников. И не только эта особенность объединяла Бельских, было и ещё кое-что. Много этого самого «кой-чего», вызывающего подозрения у одних, зависть у других, неприязнь разной степени у третьих.