Снежный Цветок и заветный веер

Я подумала обо всем том, что предлагали Мама и Тетя. «Мы с тобой еще девочки, — сказала я, — поэтому должны следовать правилам…»

«Да, да, это все обычные вещи, — сказала Снежный Цветок чуть нетерпеливо, — но разве ты не хочешь, чтобы там говорилось о нас обеих?»

Я была не уверена в себе, а она, казалось, знала так много. Она бывала здесь прежде, а я нет. Она, похоже, знала, что следует включить в наш договор, а я лишь могла полагаться на слова моей матери и Тети, которые только воображали себе, каким должно быть соглашение. Каждое мое предложение было похоже на вопрос.

«Мы станем лаотун на всю жизнь? Мы будем всегда верны друг другу? Мы будем вместе заниматься домашней работой в верхней комнате?»

Снежный Цветок устремила на меня свой взор, такой же прямой, каким она посмотрела на меня в паланкине. Я не могла понять, о чем она думает. Я сказала что-то не то? Я сказала как-то не так?

Секунду спустя она взяла кисточку и обмакнула ее в чернила. Вне зависимости от всех моих сегодняшних промахов, Снежный Цветок еще по нашему вееру поняла, что моя каллиграфия не так хороша, как ее. Но когда она начала писать, я увидела, что она приняла мои предложения. Мои чувства и ее красивое изложение слились воедино, создав одну общую мысль.

Мы верили в то, что наши чувства, запечатленные на листе бумаги, будут длиться вечно, но мы не могли предвидеть всех жизненных перипетий, которые ожидали нас. Все же я помню многое из нашего договора. Как же мне не помнить? Его слова шли из моего сердца.

Мы, Снежный Цветок из деревни Тункоу и Лилия из деревни Пувэй, будем верны друг другу. Мы будем утешать друг друга добрыми словами. Мы будем снимать тяжесть друг у друга с души. Мы будем шептаться и вышивать вместе в женской комнате. Мы будем упражняться в «Трех Повиновениях» и «Четырех Добродетелях». Мы будем следовать наставлениям Конфуция, записанным в «Образце для женщин», соблюдая правила поведения безупречной женщины. Сегодня мы, Снежный Цветок и Лилия, сказали правду. Мы поклялись в нашем союзе. На десять тысяч ли [12] мы будем как два потока, сливающихся в одну реку, как два цветка в одном саду. Никогда мы не отступимся друг от друга, никогда между нами не будет произнесено ни одного резкого слова. Мы — две половинки до самой смерти. Наши сердца радуются.

12

Ли — китайская мера длины, равная примерно 0,5 км.

Мадам Ван с важностью наблюдала, как мы обе написали наши имена внизу на нушу. «Я счастлива, что вы заключили союз лаотун, — провозгласила она. — Как и в браке между мужчиной и женщиной, добрые люди сходятся с добрыми людьми, красивые с красивыми, умные с умными. Но в отличие от брака — этот союз особенный. Не допускается, — тут она позволила себе слегка хихикнуть, — никаких наложниц. Вы понимаете, девочки, что я имею в виду? Это союз двух сердец, который не могут разрушить ни расстояние, ни несогласие, ни одиночество, ни более высокое положение в браке, и в этом союзе не дозволяется другим девочкам — а позднее женщинам — встать между вами».

Мы снова прошли десять шагов до нашего паланкина. Так много месяцев ходьба была мучением, но сейчас я чувствовала себя, как Яо Нян, первая женщина с крошечными ножками. Когда она танцевала на золотом лотосе [13] , казалось, что она плывет на облаке. Каждый мой шаг делал меня счастливой.

Носильщики отнесли нас к центру ярмарки. На этот раз, выйдя из паланкина, мы оказались прямо посреди рыночной площади. Чуть приподнявшись, я смогла увидеть красные стены храма, позолоченную резьбу и крышу из зеленой черепицы. Мадам Ван сунула нам по монетке и велела купить подарки, чтобы отпраздновать этот день. Если мне никогда не приходилось выбирать, то, конечно же, мне никогда не предоставлялась и возможность тратить деньги. В одной руке я сжимала монету, а другой держалась за руку Снежного Цветка. Я пыталась придумать, что захочет купить эта девочка, стоявшая рядом со мной, но вокруг было так много чудесных вещей, и от этого разнообразия у меня закружилась голова.

13

По легенде, у императора династии Тан Ли Хоучжу была наложница по имени Яо Нян. Император повелел сделать золотой лотос высотой в шесть футов. Внутри цветок был выложен нефритом и украшен драгоценными камнями. Яо Нян было приказано туго забинтовать свои ноги, придав им форму молодого месяца, и танцевать внутри цветка.

К счастью, Снежный Цветок снова взяла инициативу на себя, взвизгнув: «Я знаю, что нам нужно!» Она сделала пару поспешных шажков, словно собиралась побежать, но споткнулась. «Иногда я совсем забываю про свои ноги», — сказал она, и лицо ее напряглось от боли.

Должно быть, мои ноги выздоравливали немного быстрее, чем у нее, и я была капельку разочарована, что мы не сможем осмотреть столько, сколько нам — мне — хотелось.

«Мы пойдем медленно, — сказала я. — Нам не нужно осматривать сегодня все, потому…» «Потому что мы будем приезжать сюда каждый год, пока будем живы», — закончила за меня Снежный Цветок и сжала мою руку.

Что за зрелище мы с ней, должно быть, представляли: две половинки на своей первой прогулке, пытающиеся удержаться на упомянутой формы ногах, и только веселость хранит их от падения, да пожилая женщина в яркой одежде, покрикивающая: «Прекратите так себя вести, или мы сейчас же отправимся домой!» К счастью, нам не надо было идти далеко. Снежный Цветок потащила меня к палатке, где продавались принадлежности для вышивания.

«Мы с тобой — две девочки, и мы находимся в нашем дочернем возрасте, — говорила Снежный Цветок, в то время как ее глаза осматривали радугу разноцветных ниток, разложенных на прилавке. — Пока мы не выйдем замуж, мы будем сидеть в женской комнате, вместе ходить в гости, вместе вышивать, вместе шушукаться. Если мы тщательно все выберем, у нас останется такая память о сегодняшнем дне, которой хватит на долгие годы».

В палатке мы быстро пришли к соглашению. Нам понравились одни и те же цвета, но мы также выбрали и другие, которые были нам не по сердцу, но, тем не менее, подходили для того, чтобы вышить деталь листика или тень от цветка. Мы отдали наши монетки и вернулись к паланкину с покупками в руках. Когда мы были уже внутри, Снежный Цветок принялась умолять Мадам Ван доставить нам еще одно удовольствие. «Тетушка, ну, пожалуйста, отведите нас к продавцу таро. Пожалуйста, Тетушка, ну, пожалуйста». Сообразив, что Снежный Цветок пользуется этим почетным обращением для того, чтобы смягчить суровость Мадам Вам, и воодушевившись смелостью моей лаотун, я присоединилась к ее просьбам: «Пожалуйста, Тетушка, ну, пожалуйста!» Мадам Ван не могла сказать нет, когда по обеим сторонам сидели девочки, теребили ее за рукава и умоляли еще об одном сумасбродстве, как это мог делать только старший сын.

Наконец она сдалась, предупредив нас, что подобное больше не повторится. «Я всего лишь бедная вдова, и пустая трата денег на двух никчемных девочек нанесет урон моей репутации в уезде. Вы хотите довести меня до нищеты? Вы хотите, чтобы я умерла в одиночестве?» Она говорила все это в своей обычной резкой манере, но на самом деле, когда мы добрались до палатки продавца таро, там все было приготовлено для нас. Был накрыт низкий стол, рядом стояли три маленькие бочки для сидения.

Хозяин вынес живого цыпленка и показал его нам. «Я всегда выбираю для вас самого лучшего, Мадам Ван», — сказал Старик Цзо. Через несколько минут он принес специальный горшок, который снизу подогревался углем. Внутри кипел бульон, а в нем был имбирь, лук и разделанный цыпленок, которого мы только что видели. На столе стоял соус из имбиря, чеснока, лука и горячего масла. Нашу трапезу завершал свежий зеленый горошек, тушенный с цельными зубчиками чеснока, разложенный на деревянной тарелке. Мы ели с увлечением, выуживая палочками вкусные кусочки цыпленка, с удовольствием жевали и выплевывали косточки на землю. Еда была чудесной, но я все же оставила у себя место для таро, о котором Снежный Цветок упоминала раньше. Все, что она рассказывала, было правдой: и сахар трещал, попав в холодную воду, и таро хрустело у меня во рту, и серединка его была необыкновенно мягкой.

Так же, как я делала это дома, я взяла чайник и налила нам всем троим чаю. Когда я поставила чайник на место, то услышана, как Снежный Цветок неодобрительно втянула в себя воздух. Я опять что-то сделала неправильно, только не знала, что именно. Она положила свою руку поверх моей, поднесла ее к чайнику, и мы вместе повернули его так, что его носик больше не указывал на Мадам Ван.

«Это невежливо, когда носик чайника указывает на кого-нибудь», — мягко заметила Снежный Цветок.

Мне бы следовало устыдиться. Но вместо этого я чувствовала лишь восхищение воспитанием моей лаотун.

Вернувшись к паланкину, мы нашли носильщиков спящими, но громкий голос Мадам Ван разбудил их, и вскоре мы уже были на пути домой. Мадам Ван позволила нам сидеть рядом, хотя это и нарушило равновесие паланкина, увеличивая его тяжесть для носильщиков. Я оглядываюсь назад и вижу, какими мы были юными просто две девчушки, хихикающие по любому пустяку. Мы разбирали наши нитки, держались за руки, выглядывали наружу, когда Мадам Ван дремала, и наблюдали за тем, что проплывало за нашими окошками.