Снежный путь

А ночью над домом летают хищные птицы. Да и некоторые небольшие звери тоже не прочь полакомиться таким, как он. Но это тоже не воспринималось. Потому и нет никакого страха. А эмоций он не имел вообще. Как и размышлений. Как и снов. Ночь — отключаешься. День — включаешься. И никакого промежутка между.

Когда температура на улице опускалась до определённой отметки, его тело само разворачивалось и независимо от того — где он находился и что делал, бежало домой. И там оставалось до утра. Утром же само бежало по своим делам. Откуда возникали эти дела, он тоже не знал, но они возникали постоянно. То соломинку принести, то лист порезать и тоже принести, то ещё что-нибудь. Одно всегда — нести.

Он бежал по сложной траектории, на первый взгляд хаотичной, но неуклонно приближался к определённому его телом месту назначения. Усики часто прядали, улавливая невидимые никому излучения, а фасеточные глаза фотографировали окружающее. Потом он по этим «фотографиям» будет возвращаться домой, часто останавливаясь и сверяя то, что видит, с «кадрами» в памяти. Если будет нужно — его тело поправит курс и он обязательно попадёт домой. Если только не уйдёт сначала слишком далеко от дома. Так далеко, что его памяти не хватит на всю дорогу. Но это исключено, а предполагать он не умел.

Днём вне дома тоже подстерегают разные опасности, но их он тоже не боялся. Боятся только те, кто сознаёт и понимает. Остальные просто реагируют. И он, если будет нужно, среагирует. И побежит так быстро, как только может. Поскольку бродящие неподалёку «солдаты», отражавшиеся в его сложных глазах, могут защитить от многих, но не тех, кто имеет крылья. Либо живёт в паутине наверху. Падает оттуда, а потом стремительно взбирается обратно с жертвой в волосатых лапах. Он будет даже защищаться — обязательно укусит. Возможно успеет укусить много раз. Но он такой маленький…

Сегодня он только носил. Листорезы прекрасно справлялись со своей работой сами, да и запасы почти полностью заполнили кладовые. Поэтому сегодня он двигался в замедленном ритме. Как, впрочем, и все остальные. Маленькие лапки бесшумно несли его вперёд по тропинке, когда он заметил странную вещь — четыре «солдата» прекратили патрулирование и стремительно двинулись к нему. Такое поведение не укладывалось в привычный алгоритм его жизни, а его нервная система оказалась не в состоянии обработать возникшую ситуацию. И он сделал то, что представлялось наиболее простым — остановился в ожидании.

Скоро один из «солдат» оказался прямо перед ним, загораживая своим бликующим сталью хитиновым панцирем весь обзор, в жесте угрозы раскрыв жвала над самой его головой. Не прошло и нескольких мгновений, как рядом оказались остальные.

— Он спит? — Спросил загородивший дорогу «солдат».

— Да, Падре. — Женским голосом ответил второй, показавшись из-за спины первого. Он склонил голову в жесте подчинения, и солнце разбило черное покрытие глаза второго муравья на тысячу фрагментов.

— Знай своё место, женщина. Тебя это особенно касается. — Снова сказал первый с угрожающими нотками в голосе. Второй муравей, говоривший женским голосом, поспешно отступил и исчез из поля зрения. Вместо него появился ещё один.

— Его псы опасны? — Опять спросил первый — самый большой «солдат».

— Нет, если не проявлять в его отношении агрессии. — Ответил третий муравей, сменивший второго.

— Он не приходил в себя?

— Ещё нет, Падре.

— Когда придёт в сознание — не разговаривать, даже если он говорит на нашем языке. Немедленно сообщить в Храм одному из Кормчих. Приказ ясен?

— Да, Падре.

Загораживающий дорогу муравей, без сомнений имеющий власть над остальными, развернулся и побежал прочь. За ним увязался ещё один — видимо охрана. Рядом с маленьким рабочим остались двое — тот, что отвечал на вопросы, и тот, который говорил женским голосом.

— Они его боятся. — Сказал муравей-женщина.

— Они боятся всего, что приходит извне… — Ответил муравей мужчина.

— Но Святая тоже пришла извне…

— Однако Святая пришла без «дьявольских порождений», пришла, не оставляя следов на снегу. А его с трудом несли по двое добытчиков — людей очень выносливых и сильных, но и они постоянно менялись. А стоило им неаккуратно положить носилки, как тут же рядом оказывались эти бестии и клыки скалили очень выразительно, можешь мне поверить…

— Как ты думаешь, они действительно не опасны?

— Нет. Они прекрасно понимают нашу речь. К тому же я знаком и с их базовым лексиконом. Если мы не будем проявлять враждебности к их «вожаку», они не будут проявлять враждебности и по отношению к нам. К тому же, как я понял, они меня уже считают кем-то вроде члена своей мини-стаи.

— Тебя?!

— Да.

— Но почему?

— Когда мы нашли его… Они никого не хотели подпускать. Добытчики уже натягивали луки, когда я неожиданно понял — с чем мы имеем дело…

Охотник открыл глаза. Девушка, теперь бодрствующая, ойкнула и юркнула в уголок, а парень споткнулся на полуслове, побледнел, а через мгновение бросился к двери.

— Стоять! — Хотел крикнуть Охотник, но вместо крика из горла вырвался то ли клёкот, то ли хрипение. Однако и этого Псам вполне хватило. Один из них тут же оказался возле закрытой двери, загораживая её, а второй глухо зарычал, замерев перед парнем в позе, наиболее удобной для стремительного прыжка.

Парень замер и побледнел ещё больше. Потом он издал целую серию порыкивающих и посвистывающих звуков. Хвост стоящего перед ним Пса еле заметно вильнул, но сам Пёс положения не изменил. Парень предпринял новую попытку, но и она ни к чему не привела. На этот раз даже хвост остался на месте.

— Ты говоришь… — начал Охотник, почувствовав, что слова даются ему с трудом и болью — видимо сломаны рёбра, — что они понимают нашу речь?

Парень ничего не ответил, только на лбу выступила испарина — теперь бедолагу бросило в жар. Охотник слегка улыбнулся и продолжил:

— Я как-то раньше не додумался дать им имена для простоты дела — всё недосуг было. У них есть свои имена?

Парень упорно молчал.

— Хорошо, тогда я сам дам им имена. Того, который стоит перед тобой, я назову… ну… например, Поллукс. — Уши Пса шевельнулись, будто подтверждая, что он всё понял, — А того, что стоит у двери…

— Это сука. — Выдавил непроизвольно бедняга под гипнотизирующим взглядом белёсых глаз.

— Вот как? — Охотник приподнял брови — даже на сложную мимику не хватало сил. — Хорошо. Тогда она пусть будет Немезида. Каково?

— Я не имею права…

— А я не собираюсь, — прервал его Охотник, — ничего рассказывать нашему многоуважаемому Падре. Допустим, я очнулся на полчаса позже…

— Но это грех…

— Для тебя — может быть, а меня это не касается. Подойди.

Но тот не двинулся с места.