Снежный Ворон

– Давно ты здесь? – спросил Виктор, решив прервать молчание.

– Полтора года.

– Расскажи мне об этом.

Михаил отбросил кости в сторону, поняв, что счет не в его пользу, и устало откинулся на спинку стула.

– Я пробыл на Вермиллионе почти четыре года. У меня было свое звено головорезов, чьи мехи напоминали один сплошной сгусток остывшей стали. Враги нас боялись. Да-а, черт бы их побрал! Более того, именно благодаря нам, Клан Волка не смог отвоевать Олгур, хотя к моменту решающей схватки половина всего личного состава была эвакуирована на соседние планеты. Мы стояли стеной, не дав Клану Волка пробиться в тыл. Если бы ты видел во что они превратили моего «Изверга», то мог быть сильно удивлен. На нем живого места не осталось. Один удачный залп и «ба-бах!», даже в могилку собрать нечего было бы. Но как видишь, я здесь, живой и здоровый. А потом, когда Вороны одолели и отбросили остатки Волков обратно к их границам, меня перевели в тыл, где я ожидал всего: почестей, славы, наград. Отчасти я все это и получил, но гены мои так и остались при мне. Нас стали заменять вернорожденными. Постепенно. Не сразу. Вначале мы даже не замечали каких-то преимуществ со стороны этих пилотов, но потом для всех становилось очевидным, что мы – плоть от плоти естественных родителей, не можем равняться на них ни по одному показателю. Они были сильнее, быстрее, умнее. Постигали к своим восемнадцати годам то, что многие из нас до сих пор не могут понять. Эти искусственно взращённые болванчики обошли нас по всем параметрам. Сейчас вряд ли найдется хоть одна группа на передовой, которая не была бы укомплектована ими на сто процентов. В это сложно поверить, но… нас выкинули на свалку истории, а сейчас утилизируют как ненужное барахло. Даже здесь я чувствую их пренебрежительное отношение к нам. Они почувствовали себя сильнее нас и теперь не боятся говорить подобное открыто.

– Что нам остается?

– Идти до конца, старик. Мы все здесь только и ждем того момента, когда кто-то не вернется из боя. Порой мне кажется, что судьба специально держит нас здесь, пытаясь что-то показать, но вокруг одно сплошная жижа – ничего хорошего. Клан растет – вороны готовятся к освобождению Цирцеи, но… но все идет очень спешно. Я пытался донести эту вещь до местного командования, но там уже сидят вернорожденные. Они просто никого не слушают, а уж нас, вольняг, так и вообще за людей не считают.

Война – это всегда страшно, а гражданская – страшнее всего. И Цирцея стояла на перекрестке интересов очень многих, превратившись в полыхающий шар, затухнуть которому было суждено еще не скоро. Клан Ворона хоть и был одним из самых молодых, но уже заявил свои интересы на эту планету, встав в один ряд против других могучих Кланов. Чем это могло закончится знал почти каждый, поэтому мысленно готовился к самому худшему.

– Скоро все поменяется, Виктор. Будет по-другому.

– Цирцея слишком далеко.

– Тебе так кажется. При желании командование может перебросить туда львиную долю всех боеспособных сил всего за каких-то пару дней. Это секунды для Галактики. Что уже говорить про другие Кланы. Очень многие из них давно подобрались на максимальное расстояние к планете и вовсю готовятся к ее штурму. Мы же пока плетемся позади, пополняя резервы этими подонками из пробирок. Клянусь, я чувствую как воняют застекленные колбы, в которых их выращивают.

Михаил наклонился в сторону и хотел было сплюнуть себе под ноги, но сдержался. Остальные присутствовавшие поддержали старого пилота – по казарме разлетелся ропот. Стало понятно, что отношения между этими двумя принципиальными сторонами: природой и евгеникой, вряд ли когда-то найдут общий язык, и Виктору в скором времени предстоит лично убедиться в этом.

– Ну а ты? – Михаил обратился к своему капитану, - Как такого пилот оказался никому не нужен?

Виктор развел руками, подбирая слова.

– Мне сказали, что я израсходовал свой ресурс. Больше не могу обучать кадетов.

– Правда? Мне казалось, что если и существует человек, которому есть что поведать новому поколению, так это ты.

Виктор улыбнулся, подбирая сложенные игральные кости и готовясь сделать бросок.

– Самое страшное, что я тоже так думаю.

Затем капитан покрутил кости в ладони, сжал, после чего резко выбросил на доску, наблюдая как они катятся в разные стороны, ложась на грани не самым лучшим значением.

– У меня было много кадетов, большая часть из которых не прошла контрольные испытания. Они умирали как мухи, а я не мог понять почему. Может все и правда сложилось таким образом – усталость, разочарование, старение. Мне все кажется неправильным. Когда ты сидишь за штурвалом боевого робота, ты всегда знаешь, что делать дальше, как поступить: сделать выстрел или отступить назад, чтобы лучше подготовиться к атаке. Там, на планете-полигоне все было иначе. Сложнее. Черт, это какое-то наваждение. Находясь далеко от схваток и сражений, я все равно спал с открытым окном, как когда-то у линии разграничения воюющих сторон.

– Помню, - усмехнулся Михаил. – Боялся не услышать первый выстрел?

– Да. Столько лет прошло, а я так и не смог избавиться от этой привычки.

– Мы слишком долго пробыли в этом напряженном состоянии. Теперь от этого не избавишься.

Кости опять упали на игровое поле. Стук и треск отскакивавших в разные стороны игральных кубиков и расслаблял, и напрягал одновременно. Но в почти полной тишине казарменной обстановки, где несколько десятков человек, словно тени, молча сидели на своих местах, это был скорее плюс, чем минус.

К вечеру все слегка оживились – наступило время ужина и в казарму внесли разогретые упаковки с едой. Несмотря на необычность такого питания, все были довольны. Верно- и вольнорожденные, до недавнего времени, питались вместе, в одном помещении, но с поступлением директивы «…о формировании ударных сил новым поколением пилотов», командование, во избежание конфликтов, решило разграничить пилотов «старого» и «нового» поколения.

Еда на вид была обычная, без изысков. В меру калорийная для позднего ужина, но и не совсем пресная, как это было раньше, отчего желудок сводило от голода уже через битый час. Запив все подогретым чаем и закусив странного вида бутербродом, старики начали ложиться спать, напоследок переговариваясь о предстоящем бое, ожидавшем каждого завтра рано утром.

– Мне сказали, что я смогу увидеть свой мех.

– Я могу провести тебя в ангары. Все равно спать не хочу. Заодно познакомлю тебя с твоим механиком.

– Ты его уже знаешь?

– Да, - кивнул Михаил, поднимаясь из-за стола, - он здесь давно. Знает каждый винтик робота – тебе понравится с ним работать.

Ангары мехбазы напоминали собой бетонные саркофаги, покрытые изнутри и снаружи для прочности металлоконструкциями, а толстые швеллера, столбами упиравшиеся в потолок по периметру каждой постройки, делали каждый бокс почти не разрушаемым для фугасных снарядов. Внутри для Виктора все было до боли знакомо – боевой робот стоял сбоку, опустив огромные руки с подвесным вооружением к самому полу, едва освещаемый редкими фонарями у самого мостика боевого меха. Рядом громоздились высокие коробки с боеприпасами, съемным оборудованием и самое важное – системой охлаждения, что работала почти непрерывно, поддерживая необходимую температуру внутри реактора, даже, когда сам мех стоял без действия. Хотя все это и было лишним – любой техник или механик мог самостоятельно и дистанционно отключить реактор, напряженная ситуация всего в нескольких десятках километров заставляла держать роботов в разогретом состоянии, дабы уменьшить время подготовки к бою до минимума.

У самых ног робота, Виктор встретил небольшого роста мужчину. Он был зол, ругаясь почти непрерывно, работаю с проводкой, которая явно не хотела сдаваться без боя, но увидев гостей в столь поздний час, отвлекся на минуту, чтобы выбраться из-под многотонной махины, выпрямившись и постаравшись привести себя в порядок.

– Знакомься, Сэт, это твой новый пилот.

Михаил указал мясистой рукой на Виктора, после чего отошел немного в сторону, давая возможность пожать друг другу руки.

– Мне только сегодня сказали, что прилетит замена. Я ждал.

На вид он был еще старше, чем все те пилоты, с которыми капитану удалось познакомиться в казарме. Волосы коротко подстрижены, тело худощаво, но жилистые руки говорили сами за себя – этот механик мог поднять даже самый тяжелый инструмент, не согнувшись под его весом. На испачканной маслом робе Виктор прочитал всего два коротких символа S и C, что наверняка означали его имя и фамилию.

Затем Виктор поднял голову, чтобы еще раз осмотреть своего меха. Это была старая модель «Бешеного Пса», изрядно потрепанная в многочисленных битвах, но все еще способная держать удар. Ракетные боксы оказались пусты – снаряды выгружены в специальные подвесные контейнеры и закрыты от случайного взрыва. Все остальное вооружение питалось от реактора. Лазерные установки были не самой сильной стороной этого меха, но без них ему вряд ли стало лучше, когда ракеты заканчивались и бой переходил в более тесный контакт, они проявляли себя как ничто другое. В остальном же Виктор очень скептически относился к данному меху. Почти весь его боевой опыт был получен на сверхтяжелом мехе «Громовержец», являвший собой фактически венец инженерной мысли и способный противостоять любому противнику, какой бы сильный он не был. Но «Пес» оказался легче своего сверхтяжелого собрата и соответственно гораздо менее бронированным. Пилот в такой боевой машине был закован между двумя громадными ракетными «ящиками» (как их называли пилоты) и при одном удачном попадании, машину разрывало на части за считанные миллисекунды. Никакая система катапультирования не была способна успеть вытащить пилота после взрыва, отчего смертность среди пилотов «Псов» была практически стопроцентной.